— Но это же просто ужас! Бедный дядя Эдвард. Ничего удивительного нет в том, что он так и не женился. — Леа полными слез глазами поглядела на письмо. — Как ты думаешь, для чего после стольких лет Элиза решила ему написать?

— Мне кажется, я ее понимаю, Леа.

— Дядя Эдвард думает, что он скоро умрет, — сказала она с горечью в голосе. — Быть может…

Тревор убрал выбившуюся прядку волос ей за ухо и нежно поглядел в фиалковые глаза.

— У судьбы свои пути. Что бы ни было в этом письме, ты не в силах изменить неизбежное. Прочти ему это, любимая. — И он сильно сжал ее в объятиях. — А сначала поцелуй меня так, чтобы я помнил об этом до самого своего возвращения.

Хотя дядюшка сидел в своей комнате погруженный в печаль и мрак, Леа заставила себя улыбнуться и распахнула окна и ставни. Свет ворвался в скромное жилище, озаряя самые дальние углы. Сморщив лоб, Эдвард повернул голову в сторону племянницы:

— Я же просил оставить меня в покое.

— Сейчас, сейчас, всего через одну минуту. «За последние недели он сильно сдал», — грустно подумала Леа. Дядя Эдвард действительно потерял в весе и побледнел. Должно быть, ему тяжко сидеть взаперти, тогда как другие защищают плантацию, над созданием которой он так усердно трудился, и дом, воздвигнутый на бывших топях во имя женщины, которую он навеки утратил. Сердце Леа разрывалось от жалости. Хотя Тревор и пытался обнадежить ее, но она-то понимала, в чем дело. Милый, добрый дядя Эдвард оставил надежды на жизнь с любимой женщиной ради дочерей умершего брата.

Молча вознеся молитву, чтобы в письме содержались добрые вести, она прошла через комнату и опустилась на колени возле дядиного кресла.

— Я сегодня получила для тебя кое-что.

— Уверен, ты сама справишься с этой проблемой, как всегда, — ответил он, и его равнодушный угасающий голос так сильно потряс Леа, что она забыла о необходимости следить за своими словами.

— Но я же не могу все делать сама. — Тут же пожалев о сорвавшемся с языка, Леа мягко добавила: — Ты нужен мне. Ты нам всем просто необходим.

Дядя взял ее руку и поднес к своим губам.

— Ты сильная и умеешь не меньше любого мужчины, Леа. Я сам позволил тебе это, и теперь ты стала сердцем «Ривервинд», ты, а не я. Я уже больше ничего не могу дать ей.

— Неправда. — Она выдернула свою руку и тронула его за плечо. — Ты же создал эту плантацию на месте болот, преодолевая все препятствия на своем пути. Ты даже выстоял в войне за эту землю, в войне, в которой ты был ранен. «Ривервинд» без тебя немыслима.

Ее страстная речь не произвела на дядю заметного эффекта, и Леа стало совсем плохо.

— Я стар и устал, дорогая.

— Ты никогда не был среди трусов, — ответила она. — Но где же тот отважный мужчина, за которым я неотступно следовала все эти годы?

— Ушел. — Эдвард склонил голову, вслушиваясь. — Войска готовы выступить.

— Да, и уже успели превратить в лагерь весь наш двор.

— Так надо. Тревор говорил с тобой об этом?

Леа выпрямилась и сверху вниз поглядела на дядю, постепенно раздражаясь на эту проклятую болезнь, но все же любя Эдварда слишком сильно, чтобы сделать его предметом своего раздражения. Возможно, если сказать напрямик, то хотя бы это его проймет.

— Так вот, сегодня тебе пришло письмо, — решительно заявила она. — И от него пахнет лавандой. Прочесть или не стоит?

Эдвард выпрямился в кресле и вцепился руками в подлокотники так, что ногти побелели.

Не дожидаясь ответа, Леа разорвала конверт, развернула ароматный листок и принялась читать вслух:

«Мой дорогой и любимый.

Надеюсь, ты не осудишь меня за то, что я осмеливаюсь писать тебе через столько лет. Кажется, прошла целая жизнь с того дня, когда я в последний раз смотрела в твое прекрасное лицо, но ничего не забыла. И хотя обстоятельства обернулись против нас, любовь моя горит сегодня даже ярче, чем прежде. Мой муж, который никогда не был моим избранником, недавно оставил этот мир.

Через общих знакомых я знаю, что ты до сих пор не женат. Прости меня, мой дорогой, за то, что осмелилась написать тебе, но я не смогу жить в неведении: чувствуешь ли и ты до сих пор то же, что я?

Вечно твоя, Элиза.

Плантация Бидвелл, Новый Орлеан».

Когда Леа закончила читать, слезы струились по ее щекам. Глядя на Эдварда, она прикусила нижнюю губу. Его лицо исказила гримаса жестокой боли, он протянул дрожащую руку. Не в состоянии больше сдерживаться, Леа вложила письмо ему в раскрытую ладонь и выбежала на балкон.

Внизу большинство солдат уже были на конях и ждали приказа отправляться в поход за пределы «Ривервинд», в дикие леса. Быстрым взглядом Леа окинула это колышущееся море синих мундиров, отыскивая одного-единственного мужчину. Наконец она увидела его, и сердце ее упало. Он гордо возвышался над окружающими, держа Самсона под уздцы, и тоже вглядывался, внимательно осматривая окна первого этажа.

Один из солдат что-то сказал ему, и Тревор вскочил в седло. «Господи, да это самый поразительный человек из всех, кого я когда-либо видела», — подумала Леа. Самсон нетерпеливо бил копытом, и видно было, как всадник похлопал его по шее. Должно быть, сейчас он тихо успокаивает и ободряет коня.

В следующий миг Тревор поднял глаза и увидел Леа. У нее от неожиданности перехватило дух. Майор улыбнулся ей, снял шляпу и галантно помахал на прощание.

С щемящим сердцем она наблюдала, как он во главе отряда удаляется от усадьбы по пальмовой аллее.

Глава 22

Леа стояла в широких дверях, ведущих на веранду, и смотрела, как дядя расхаживает по ней, не замечая ее присутствия. Последние недели для всех обитателей «Ривервинд» оказались нелегкими. Но состояние Эдварда особенно беспокоило Леа. Он казался необычайно взволнованным. Она надеялась, что встряска выведет его из болезни, но не предполагала, что это случится именно так.

Письмо миссис Бидвелл действительно потрясло его. Судя по всему, он все еще любил эту женщину, но, сколько Леа ни предлагала, наотрез отказывался продиктовать ей ответ. Она подозревала, что причиной тому была гордость. Веря в свой близкий конец и неизлечимость недуга, дядя полагал, что слишком поздно возобновлять какие бы то ни было отношения. Леа эта мысль казалась ужасной, и сердце ее щемило от жалости. Она чувствовала, что его болезнь — пустяковое препятствие для женщины, которая сохранила и пронесла свою любовь через все эти годы, и потому решилась взять на себя смелость и тайно ответить миссис Бидвелл, объяснив ей все. Леа надеялась, что со временем он простит ей вмешательство в свою личную жизнь.

Однако дяде становилось все хуже. Он беспокоился за плантацию и сожалел, что не может вместе со всеми принять участие в охоте на разбойников.

Так и не отважившись заговорить с ним, девушка вернулась к себе и рухнула на кровать. Она не смогла бы заснуть, по крайней мере спокойно, и знала это. И все-таки отдых был ей необходим. Дни ее стали долгими и утомительными без поддержки Рэйчел. Обхватив подушку обеими руками, Леа мысленно помолилась, чтобы сестра поскорее пришла в себя.

Пока еще ей удавалось сдерживаться, хотя время от времени хотелось хорошенько встряхнуть Рэйчел. Казалось, что сестра осталась жить лишь во имя своего будущего ребенка. И даже уверенность Леа в том, что капитан Трент сумел невредимым выбраться из шторма, начала понемногу угасать. Как же Леа устала! Вся жизнь ее так резко изменилась, каждую минуту наваливались все новые и новые трудности, и не оставалось ни одной свободной секунды, чтобы потратить ее на себя.

Но все-таки у нее есть заветные часы, когда она мысленно устремляется к Тревору. Ночью, если не сразу поддаться усталости и погрузиться в сон, можно закрыть глаза и думать о нем… Эти мысли неизменно наполняли ее теплом, но необходимо тщательно следить за ними и не позволять им слишком разыгрываться. Она не допускала в свое сердце печали из-за его отсутствия и не рисовала в воображении возможные опасности, поджидающие солдата в диких лесах Флориды. Вспоминая о самых счастливых моментах, Леа представляла себе Тревора на берегу реки в компании ее ламантинов.

Внезапно из холла донесся леденящий кровь вопль.

Леа резко села на кровати и сердце у нее замерло. Не долго думая, она соскочила с постели, промчалась к двери и распахнула ее настежь.

Бабушка Стэнтон с судорожно зажатой в тощей руке свечой, с широко раскрытым ртом, медленно пятясь, двигалась мимо комнаты Леа. При одном взгляде на перепуганное лицо старой леди, по спине у Леа промчался неприятный холодок. Бросив взгляд в противоположную сторону, она заметила темнокожего плохо одетого человека, но, как ни странно, только характерное постукивание бусинок побудило ее действовать. Леа выскочила из комнаты и встала между индейцем и бабушкой, преграждая путь зловеще надвигающемуся разбойнику.

Новый визг за ее спиной потряс тишину. Расставив руки в стороны в виде преграды, Леа крикнула:

— Беги, Рэйчел, беги! Если надо, прыгай в окно!

Босые ноги сестры зашлепали по полу: она торопилась исполнить приказание Леа.

Леа тем временем неуклонно отступала, пока не наткнулась спиной на что-то живое. Дрожащая в старческой руке свеча отбрасывала жуткие, вытянутые тени на стены и на лицо их ужасного преследователя.

— Ну, бабушка, иди же!

Старуха повиновалась, но уже через пару шагов снова остановилась.

— Эти люди явились сюда за моими драгоценностями, но ничего не получат!

Они стояли напротив комнаты Рэйчел. Воспользовавшись этим, Леа втолкнула бабушку внутрь и захлопнула дверь. В холле стало совсем темно, но Леа чувствовала, как злые глаза индейца сверлят тьму. Она дрожала. Инстинкт велел ей тоже укрыться в комнате, но логика подсказывала, что одинарная дверь — плохая защита от удара мощным плечом. Что ж, по крайней мере удалось изолировать от опасности сестру и бабушку.