Сьюзен Уэлдон - Южные ночи

— Сегодня я получил письмо.

От резкого стука, сопровождающего эти слова, Тревор Прескотт вздрогнул и повернул голову. Отец выколачивал пепел из своей резной костяной трубки, стуча ею о край пепельницы, стоявшей посередине массивного дубового стола. Тревор молча наблюдал за его неторопливыми, размеренными действиями и нетерпеливо ждал, когда он закончит свое занятие. Как и многие почитатели курительных трубок, отец во всем проявлял основательность и никогда не спешил, особенно если у него в руках была трубка.

Тревор зевнул. Его светло-карие глаза остановились на алом, подбитом подкладкой жакете отца, который по настоянию матери следовало надевать, чтобы он впитывал в себя «этот мерзкий запах дыма». Удивительно уступчивым становился его несгибаемый отец, едва дело касалось его дражайшей половины. Джон Прескотт буквально преображался, становясь мягче воска, в присутствии своей супруги, наделенной, кстати, недюжинной волей и настойчивостью.

Да еще эта феска, украшенная золотым шнуром, с такой смешной кисточкой, которая болтается при каждом движении… Не в силах сдержать улыбку, Тревор перевел взгляд на охотничьи эстампы, засунутые за стеклянные дверцы высоченного книжного шкафа.

— Надеюсь, ты помнишь Эдварда Стэнтона? — Твоего старинного друга? Когда он снялся с места и уехал во Флориду, ты очень огорчился. В каком же году это случилось?..

— Восемь лет назад. До тех пор Эдвард и представления не имел о том, что такое сахарный тростник. Просто чудом он превратился в процветающего плантатора. — Несколько понизив голос, Джон добавил: — И был им до недавнего времени.

Тревор поворочался в глубоком кресле, обитом коричневой кожей, пытаясь найти более удобное положение. Ему вовсе не хотелось поощрять склонность отца к драматизации. Он молча ждал, не собираясь вытягивать новости по крупицам.

— Бедняга Эдвард, — снова заговорил Джон, теребя пальцами кисет. — Жаль, жаль… Едва «Ривервинд» достигла своего расцвета, а ей уже грозит упадок.

Любопытство все же вынудило Тревора задать вопрос:

— У Стэнтона долги?

— К несчастью. Впрочем, я вовсе не намерен обсуждать денежные дела своего друга… К тому же Эдвард написал мне конфиденциально. — Джон поглядел поверх головы сына на висевший на стене документ в рамочке. — Он не хотел, чтобы я когда-нибудь упоминал…

— Вовсе не обязательно продолжать. И так нетрудно догадаться. Как и большинство плантаторов, Стэнтон взял взаймы до следующего урожая, а в качестве залога предоставил свое имущество, инвентарь, машины и даже рабов.

Джон взял графин с бренди и налил в два бокала.

— Пока еще Эдвард платежеспособен, — сказал он — Но будущее выглядит довольно мрачно. Плантация полностью зависит от здоровья своего хозяина, все держится только на нем. А у него нет сыновей — бедняга так и не женился.

Приняв от отца бокал, Тревор повертел его в руках.

— Кажется, он болен?

— Да. Во время войны с семинолами Эдварда ранили в голову. Мы думали, что со временем все пройдет, но его до сих пор мучают головные боли. Кроме того, надвигается слепота. Просто чертовщина какая-то.

— Полагаю, ты неспроста говоришь мне все это. Правда, я пока не понимаю, как ему помочь. Хотя, зная тебя, догадываюсь, что ты уже кое-что придумал.

При этих словах Тревор сморщился. Положив левую ногу на оттоманку, он принялся свободной рукой растирать схваченные судорогой мускулы, изуродованные ударом вражеской сабли. Он пытался не замечать усиливающейся боли, сосредоточив все внимание на отце. Готовность старика вникать в чужие проблемы не переставала удивлять его. Странно, как этот весьма щедрый и на сочувствие, и на денежную помощь человек ухитрялся оставаться не только трезвомыслящим, но и платежеспособным.

Джон отставил в сторону свой бокал и набил трубку.

— Ты верно догадался. Я кое-что придумал. Неприятное предчувствие насторожило Тревора. Он выпрямился в кресле, глотнув немного бренди и моля Бога о том, чтобы в плане отца не нашлось места сыну.

— У Эдварда здесь, в Ричмонде, есть кузен, который согласился взять на себя управление «Ривервинд». Однако прежде ему необходимо привести в порядок собственные дела, на что потребуется несколько месяцев.

Предвидя неизбежное, Тревор залпом допил бренди. У него полно своих проблем, и ему вовсе не хочется ввязываться в чужие. Нет, он ни за что не поедет во Флориду!

— Вот если бы кто-нибудь смог в течение этого времени присмотреть за хозяйством, — продолжал Джон, — тем самым он спас бы старину Эдварда. Знаешь, зимой во Флориде тепло, не то что тут. Я думаю, теплый климат способствует скорейшему выздоровлению, если человек, например, болен. Или ранен…

Спасибо за заботу! Но вслух Тревор сказал:

— Мне почему-то кажется, папа, что резкая смена климата особенно плохо сказывается на изувеченных конечностях. Если бы было иначе, то я бы давно отправился отсюда куда-нибудь на тропический остров.

Джон шумно и глубоко вздохнул:

— Совсем не вредно дать твоей ноге работу. Возможно, у тебя просто размякли мускулы и им требуется хорошая тренировка?

Тревор покачал головой и ответил на оптимистическое предположение отца ехидным смешком. — Ну ладно, ладно. Пускай это всего лишь мои домыслы, не подтвержденные твоим мудрым доктором, но ведь прежде ты никогда не сдавался без борьбы.

— Я и теперь не сдался, отец. Просто надо смириться со своей судьбой.

— Но почему бы не попробовать ее изменить, оказав услугу мне и Эдварду? В конце концов это лучшее, чем ты можешь отблагодарить меня за заботу в течение целых шести месяцев, прошедших после несчастья.

Держа бокал на согнутом колене, Тревор сдвинул брови:

— Если б я мог, то, конечно же, не отказался бы помочь Стэнтону, но ты забываешь одну вещь. — Он твердо глянул в лицо отцу. — Я ведь солдат и понятия не имею о том, как вести плантаторское хозяйство.

— Поскольку ты завел речь о своей неопытности, позволь рассказать тебе одну историю.

Тревор поудобнее расположился в уютной глубине кресла.

— Кажется, я вообще ни о чем не собирался заводить речь, это ты навязываешь мне темы для обсуждения.

— Тебе что, некогда?

Тревор закинул голову и расхохотался:

— Надо заметить, ты настойчив.

— Так слушай. Как я уже говорил, семья Эдварда была довольно богата. Отец его, Ричард, унаследовал большую корабельную компанию, занимающуюся грузовыми перевозками, и прекрасно управлялся с делами в течение многих лет. А у Эдварда была подруга детства. Они любили друг друга, и он собирался сделать ей предложение. Но, я уж не знаю всех подробностей, случилось так, что Ричард по уши ввязался в какую-то авантюру и потерял почти все свое состояние. Он так тяжело переживал неудачу, что в конце концов его хватил паралич, и вскоре после этого старик умер.

— Припоминаю кое-что об этом Эдвард собрал оставшиеся деньги, закупил самые лучшие машины в Новом Орлеане и отправился во Флориду, чтобы восстановить прежнее фамильное богатство.

— Но ты не знаешь, что он так и не забыл Элизу, ту самую свою возлюбленную. Скромные средства не позволяли Эдварду просить ее руки Отец девушки был богатым заводчиком и рассчитывал выдать дочь за такого же преуспевающего дельца. Потому Стэнтон решил стать плантатором: для начала отстроить дом и добиться устойчивой прибыли от хозяйства К тому же в те времена не так уж безопасно было привозить жену в Манати [1] — шла война с индейцами.

Тревор провел пальцем по краю своего бокала.

— Но ты же говоришь, что «Ривервинд» оправдала возложенные на нее надежды. Так почему он не довел дело до конца и не женился на своей подруге?

— Через год после отъезда Эдварда во Флориду от желтой лихорадки скончались его родной брат и невестка, оставив сиротами двух дочерей. Правда, у них еще оставалась прабабушка, но слишком старая и сумасбродная. Поэтому Эдвард сам стал воспитывать своих племянниц Пока он пытался стать на ноги, отец Элизы нашел ей мужа среди знатных плантаторов Луизианы.

Тревор, обдумывая ситуацию, закрыл глаза…

Черт побери, больше всего ему хотелось быть именно тем человеком, на которого готов положиться отец, и в то же время он отдал бы все, чтобы вернуться к военной службе, только бы полностью зажила нога.

Словно издалека до него доносились обрывки фраз:

— Леа… Рэйчел… рыженькие. Сейчас им около восемнадцати Когда я видел их в последний раз, они были такие милашки… Потерять свой дом, состояние, потому что их дядя страдает от полученного на войне ранения… В конце концов он ведь уже однажды лишился…

— Стоп! — Тревор открыл глаза. — Ты напрасно тратишь свое красноречие. Я уже не тот, каким был прежде Даже на лошадь я не садился полгода и не имею ни малейшего представления о сельском хозяйстве, не говоря уж о моем физическом состоянии. Какой из меня помощник?

— Ты просто недооцениваешь собственную силу воли.

— Есть еще кое-что. — Тревор набрал побольше воздуха и медленно выдохнул, произнося последний свой довод: — Я не признаю рабства. Или ты забыл это самое главное обстоятельство?

— Но ты не обнаружишь ничего похожего на настоящее рабство в том, как Эдвард обращается со своими людьми. Он добропорядочный человек, и его рабы благодарят Бога за то, что у них такой хозяин.

— И все-таки это рабы.

— Твои слова лишний раз доказывают, что вы с Эдвардом придерживаетесь одних и тех же взглядов на проблему рабства. Согласись, ведь лучше, если плантацией будет управлять человек, сознающий его несправедливость, чем тот, который не задумываясь пускает в ход плеть.