Становилось поздно. Лайонел и Питер, уставшие от беготни вверх и вниз по лестнице, пытались ходить по перилам, как по канату, и умудрялись утягивать по два кусочка марципана вдобавок к каждому, что им давали. Наконец, они утомились и примостились у стены. Младший мальчик почти дремал и смотрел на собравшихся невидящими глазами. Летти заметила, как Рэнни вернул гармонику Джонни и двинулся к Питеру. Он поставил мальчика на ноги и увел его в дом, очевидно, чтобы уложить. Через некоторое время Рэнни вернулся и уселся у стены рядом с Лайонелом, тихо разговаривая с ним.

Отношения Рэнни с Лайонелом и Питером были занимательны. Иногда он позволял им водить себя повсюду за руку так покорно и безропотно, как большая дружелюбная собака. Но временами он, казалось, превращался в их вожака, использовавшего убеждение и уговоры, а когда это не помогало, и силу, совсем как брат, который немного старше их. Насколько Летти знала, они никогда особенно и не противились ему, хотя ей и приходилось задумываться, что же он будет делать, если они заупрямятся. В этом великолепном теле скрыта сила — она была свидетельницей проявления этой силы, — но есть ли в нем хоть какая-то сила духа? Конечно, это неважно, но все-таки ей хотелось это знать.

— Как ему это удается?

Летти снова переключила внимание на партнера по танцу.

— Извините, что вы сказали?

— Наш Рэнсом абсолютно ничего не предпринимает, чтобы привлечь внимание, да и раньше этого не делал, но дамы не могут оторвать от него глаз. Даже сейчас они наблюдают за ним.

— Завидуете, мистер Идеи?

Он доверительно улыбнулся ей и покачал головой, от этого движения темный локон на его лбу упал еще ниже.

— Да вряд ли. Но это одно из таких явлений, как полнолуние или падение звезды. Все просто останавливаются и смотрят. Особенно женщины.

— Вы давно его знаете?

— Мы все росли вместе мальчишками — Рэнсом, Джонни и я. Мы ходили вместе на рыбалку, ухаживали за девчонками, дрались. Я бы сказал, я знаю его лучше, чем многие.

— Вы не зовете его Рэнни, как другие.

— Так зовут его в последние годы, и мне это не очень-то нравится. Он всегда был Рэнсом, пока не вернулся с войны, и я не вижу причин звать его по-другому только потому, что он не совсем такой, как раньше.

— Он… очень изменился?

Мартин пожал плечами. Один его ус приподнялся в легкой улыбке.

— И да и нет. Иногда я ловлю себя на том, что наблюдаю за ним, как и остальные, и пытаюсь понять. Мне кажется, чего больше всего ему недостает, так это его острого языка — когда-то он одним словом мог пригвоздить вас к стене — и это было весело. Боже, но как же мы смеялись! Он мог делать самые невероятные вещи, самые что ни на есть веселые, и никогда ни одной улыбки на его лице. Мне не хватает того Рэнсома.

— Мне кажется, он восстановил многое из того, что умел, если сравнить, каким он был, когда впервые пришел в сознание здесь, в Сплендоре. Может быть, есть какие-то шансы, что он сможет…

— После стольких лет? Вряд ли. Но если вы заметите хоть какой-нибудь признак этого, скажите мне. Я одолжил у него двадцать долларов — не этой бумажкой Конфедерации, а золотом — как раз, когда разорвался этот снаряд!

Летти улыбнулась его шутке. Они пронеслись в танце мимо места, где сидел Рэнни. Юбки Летти скользнули по его сапогам, лежащим на несколько узкой танцевальной площадке. Он подтянул ноги, как будто боялся запачкать платье, но вверх не посмотрел.

Летти вновь обратила внимание на своего партнера и посмотрела на симпатичного южанина оценивающе. Еще один высокий мужчина с усами. Беспокойная дрожь пробежала по ней волной и исчезла. Конечно, если бы это был Шип, разве она не узнала бы его? Несомненно, он чем-нибудь выдал себя — своим поведением, каким-то намеком на близость, на торжество победы. Ей приходилось думать так, иначе напряжение от пребывания в компании мужчин, когда все мысли были заняты поиском того самого человека, с которым они любили друг друга в темноте сарая, стало невыносимым.

Может быть, из-за нервного напряжения, вызванного этими мыслями, ей вдруг захотелось пробить стену вежливых и учтивых манер партнера по танцу.

— Вы сражались на стороне Юга, мистер Идеи, а сейчас вы с теми, кто у власти. Скажите, вы сторонник северян или просто оппортунист?

Он напрягся, сбился с шага, в карих глазах сверкнул гнев. Но он быстро пришел в себя и пробормотал извинения, несколько покривившись.

— Вы очень прямолинейны, не правда ли?

— А что, вас беспокоит слово «оппортунист»?

— Конечно, и очень!

— Я, кажется, припоминаю, вам еще не нравится слово «прислужник».

— Да, но я предпочел бы его, нежели называться сторонником северян. Уж им-то, по крайней мере, я не являюсь.

— Но в любом случае вы же сотрудничаете с ними.

— Мы проиграли войну. Это была трудная, грязная и доблестная битва, но мы проиграли, и нам приходится признать этот факт. Я думаю, мы можем упорствовать в гордости, и нас только повергнут в грязь, но мы можем и пойти на сотрудничество и постепенно восстановить наше богатство, вернуть наше будущее. Я лишь хочу сказать, что я разумный человек, хотя многие называют меня «саквояжником» и отказываются подавать руку при встрече. Ну и пусть.

Тон его был оборонительным, и это не было удивительно. Тем не менее позиция его показалась Летти более чем реалистичной. Так она и сказала ему, и, когда увидела облегчение на его лице, ей стало не так стыдно за свой порыв, за попытку подзадорить его.

Вечеринка постепенно затихала. Дэниел О'Коннор после танца с Анжеликой распрощался. Если он и сказал девушке что-нибудь неучтивое, она не подавала вида, сев рядом с мадам Вуазен и наблюдая, как танцуют другие, особенно Мартин Идеи, хотя он и не обращал на нее никакого внимания. Сама же мадам Вуазен чуть позже начала зевать, прикрывая рот рукой, и попросила дочь поторопиться и заканчивать развлечения. Джонни и офицер из Теннесси, смирившись с неизбежностью, объявили последний вальс.

Летти стояла рядом с Салли Энн, беседуя с молодой вдовой и Мартином, а Рэнни сидел рядом и слушал. Когда Летти заметила, что к ней направляется полковник Уорд, она уже было повернулась к нему, готовая улыбнуться и предложить руку для последнего танца. Но командующий склонился перед другой женщиной.

— Могу ли я пригласить вас? — спросил он. Лицо его было серьезно, а сам он неподвижно застыл, протягивая руку в приглашении.

Салли Энн сразу же побледнела, но ответила без колебаний:

— Очень любезно с вашей стороны, но я слишком устала. Извините меня, пожалуйста, но не сейчас.

— Другого раза может и не быть.

— Простите, но я не могу. Томас Уорд стоял на своем:

— Это из-за формы, из-за акцента или из-за меня самого?

Нахмурившись, Мартин шагнул к полковнику:

— Вы слышали, что сказала дама?

— Пожалуйста, Мартин, — тихо промолвила Салли Энн, положив руку на плечо южанина.

— К сожалению, — произнес Томас, — я не услышал ответа на мой последний вопрос. Я должен попросить вас позволить даме говорить самой за себя.

— Это частный дом, и вы здесь в гостях. Вы не имеете права навязываться женщине, даже если облечены всей полнотой военных полномочий. — Руки Мартина сжались в кулаки.

Томас не обратил внимания на это замечание.

— Миссис Уинстон, все, что я спрашиваю…

— Вы не слышали, что я сказал? — Мартин толкнул полковника в плечо.

— Слишком хорошо слышал, — резко бросил тот, поворачиваясь к Мартину всем корпусом.

— Тогда отстаньте!

— Черта с два!

Мартин Идеи снова толкнул полковника. Человек в синей форме отпрянул от толчка, но вдруг быстрым, сильным движением притянул Мартина к себе, поймал его на бедро и швырнул на пол.

Веранда задрожала от грохота. Салли Энн вскрикнула и закрыла лицо руками. Летти отступила назад, охваченная внезапным дурным предчувствием, схватила Салли Энн за руки и притянула к себе. Мартин приподнялся на локте. Он пошарил в кармане, и в руке его появился небольшой пистолет, серебрящийся в свете лампы.

Полковник застыл там же, где и был, нагнувшись к припавшему к полу противнику. Другие офицеры, двинувшиеся было к месту ссоры, остановились и замерли. Тетушка Эм и женщины смотрели широко раскрытыми глазами, сжав губы. Лайонел, прислонившийся к стене спиной, казалось, готов был пуститься наутек. Музыка резко оборвалась. Напряжение возросло и стало натянутым, как смычок скрипача.

Вдруг, как падающий камнем орел, вперед рванулся Рэнсом. Сапогом он ударил Мартина в локоть. Пистолет взлетел вверх, с грохотом разрядился в потолок и стукнулся об пол. Мартин выругался и схватился за руку. Полковник шумно выдохнул воздух. Салли Энн вскрикнула и разрыдалась. Рэнсом нагнулся и поднял пистолет. Он стоял и держал его, как будто не зная, что с ним делать.

— Слава Богу! — воскликнула тетушка Эм. — Рэнни, положи эту штуку и помоги Мартину подняться. Полковник Уорд, я буду вам очень признательна, если вы ему поможете. А ты, Мартин, помни, кто ты и где находишься. Да тише, Салли Энн, пусть это будет тебе уроком. А вам, всем остальным, лучше вызваться добровольцами ремонтировать мне потолок, а не то я лишу вас всех ваших нашивок гак быстро, что вы и опомниться не успеете!

Именно это в тот момент и требовалось — властный голос и легкий юмор. Мартин, уже на ногах, потер локоть, изумленно покачал головой и протянул руку полковнику.

— Не знаю, что нашло на меня, сэр. Примите мои самые искренние извинения.

— Я, наверное, вел себя неподобающим образом, — Томас Уорд с готовностью пожал руку. Он посмотрел на Салли Энн. — Я действительно не хотел никого обидеть.

Трагедия была предотвращена с помощью молниеносных действий, здравого смысла и подобающего воспитания. Это Летти было вполне ясно, но чего она совсем не могла понять, так это скорости, свидетельствовавшей о быстром, как молния, движении мысли, с которой сыграл свою роль Рэнни. Снова рефлексы? Отголоски давних тренировок и военного опыта? Каким бы объяснение ни было, то, как он налетел на Мартина, напомнило ей о Шипе. Сила, о которой она размышляла чуть раньше, несомненно проявилась в этом очень кратком эпизоде. Летти обнаружила, что вопреки всякой логике ей это не нравится.