Ляна Зелинская - Южная роза

На подъездной аллее уже стояла их с отцом карета, приготовленная для путешествия, и еще два экипажа, в которых разместились ящики с драгоценным грузом костей, и Корнелли указал одному из своих помощников проверить их. Синьор Миранди стоял тут же, едва не бил по рукам неосторожных солдат, и судя по его мимике, говорил он им об огромной исторической ценности того, что в ящиках.

Не найдя ничего среди останков саблезубого тигра, Корнелли подошел к Ромине, которая молча наблюдала эту картину, и поставив ногу на фундамент, стал нарочито похлопывать хлыстом по голенищу сапога.

Но сестра Фосртера была совершенно спокойна. И видимо ее слова сильно расстроили капитана, потому что он достал бумагу и протянул ей резким жестом, едва не задев по лицу, а затем махнул солдатам — приступайте.

Снова обыск.

А вскоре за Габриэль пришла Джида, и не глядя в глаза, пробормотала, кособоко присев в реверансе, что капитан Корнелли желает с ней поговорить.

Габриэль разгладила складки на своём дорожном платье, вздохнула глубоко, и пошла за Джидой. Сегодня она проснулась рано, почти с рассветом, и всё утро провела обходя усадьбу и прощаясь с теми местами, которые ей полюбились: с озером, с оранжерей и розами, и даже с обгоревшим дубом. Она крепилась изо всех сил, потому что ей всё время хотелось расплакаться, и видеть сейчас капитана Корнелли у неё не было никакого желания.

Она спустилась на веранду, где он уже поджидал её, расхаживая взад-вперёд широкими шагами.

— Что-то случилось, Габриэль? — спросил он, видя, как холодно она приняла его приветствие.

— Ничего, — она пожала плечами, и остановилась, рассматривая тёмные еловые лапы, что нависали над окнами веранды, — о чём вы хотели со мной поговорить?

Корнелли прищурился.

— Ваш отец… синьор Миранди разве ни о чём с вами не говорил? — спросил капитан с некоторым удивлением.

— Если о том, что сегодня вы собираетесь сделать мне предложение, то да, говорил, ответила Габриэль безразлично, переводя взгляд на белоснежные пики Трамантино Сорелле.

Повисла мучительная пауза. Капитан, видимо, не ожидал такого холодного приёма, потому что не повёл себя, как подобает мужчине в такой ситуации: не встал на колено и не разразился речью о любви, не достал кольца или цветов. Он стоял, заложив руки за спину, смотрел изучающе на Габриэль, и лицо его было напряжённым.

— Почему-то мне кажется, что эта новость не радует вас, — наконец произнёс он осторожно. Или… вы не думали над моим предложением? Габриэль… я… когда я впервые вас увидел…

Габриэль повернулась к нему, и прервав его попытку начать романтический разговор о любви, ответила, глядя прямо в глаза:

— Оставим этот фарс. Я не выйду за вас замуж. Так что, прошу меня извинить.

Лицо капитана исказила не то усмешка, не то гримаса злости, и он воскликнул, ещё до конца не понимая, что же произошло:

— И чем же, позвольте узнать, я вам не угодил?

— Просто отказа вам недостаточно? — спросила Габриэль, чувствуя, как внутри неё просыпается злость.

— Позвольте узнать причину? Чем я так плох для вас, синьорина Миранди?

И ей показалось, что в голове у неё словно звучит насмешливый голос гадалки, так похожа была эта ситуация на то предложение в розовом саду, которое делал ей Форстер прошлой осенью. Тогда она, возможно, сделала ошибку, поспешив с ответом… А, может, она и сейчас совершает такую же ошибку? И судьба, совершив новый виток, загонит её ещё в больший тупик? И может, как любой здравомыслящей девушке, ей стоило бы принять предложение капитана Корнелли или хотя бы взять время на то, чтобы обдумать его?

«Вам следует подумать о себе…»

И почему эти слова Форстера, сказанные прошлой осенью, вспомнились вдруг, так некстати?

Да провалились бы вы оба! Ненавижу вас!

Она усмехнулась горько.

— А почему вы собираетесь на мне жениться? Может, потому, что любите меня? Было бы логично, да? — ответила она саркастично и посмотрела на него в упор. — Потому что, иначе, с чего вам ещё жениться на бедной девушке, у которой за душой ни ливра, и которой даже жить негде? Разве что по безумной любви. Ну, или потому, что вы надеетесь, что я принесу вам в зубах Волхард с его рудниками, как собака раненую утку!

Лицо капитана словно застыло, и видно было лишь, как раздуваются у него ноздри.

— Я слышала вчера ваш с Густавом разговор. Вы думали, что я — влюблённая дурочка, которая ради выгодного замужества оговорит Форстеров? А знаете… я окажу вам услугу, — Габриэль вытащила из кармана газетную вырезку и протянула её капитану. — Вот. Прочтите. Там, ниже объявления о помолвке моей кузины. Видимо, новости из

столицы ещё не дошли ни до вас, ни до вашего отца. В эту глухомань письма идут долго и часто теряются по дороге. Иначе бы вы знали, что скоро мессир Форстер породнится с герцогом Таливерда. И трудно придумать что-то более глупое, чем пытаться оговорить будущего родственника самого Чиньяле, чтобы заполучить его его земли и его рудники. Вы же понимаете, зачем мессир Форстер женится на его племяннице? Так что нет, синьор Корнелли, я не стану клеветать на Форстеров. А замуж за вас не выйду, потому что не люблю вас.

Капитан, прочитав заметку, молча смотрел на Габриэль. И, наверное, будь его воля, он бы убил её на месте, столько ненависти было в этом взгляде. Но сейчас его гнев совсем ее не пугал. Она была так зла, что даже испытывала наслаждение от того, что план Корнелли рушился.

— Так что, скажите мне спасибо за то, что я вас предупредила, и за то, что я буду молчать о том, как вы подбросили улики в поместье Форстеров, и пытались склонить меня к заговору. Ведь я бари, — она усмехнулась и развела руками, — а вы сами сказали, что значит слово бари… Мне поверят даже в суде, и прощайте ваши майорские погоны, а может, и капитанские… Так что уходите прямо сейчас и забирайте своих солдат.

Еще какое то мгновение они смотрели друг на друга в абсолютной тишине, а потом Корнелли саркастично усмехнулся, и окинув ее недвусмысленным взглядом, произнёс:

— Как неожиданно, синьорина Миранди! Все это весьма и весьма неожиданно. Или может наоборот — ожидаемо?

Он надел фуражку, и добавил с кривой усмешкой:

— Ну что же, желаю счастья мессиру Форстеру и его будущей супруге… и вам.

Он щелкнул каблуками сапог, коротко кивнул и вышел наружу широким шагом, хлопнув дверью так сильно, что Габриэль вздрогнула.

Она еще некоторое время стояла глядя в окно, как капитан рявкал на солдат, а затем взобрался на лошадь и стегнул ее так, что она взвилась на дыбы. Некоторое время отряд ещё бестолково толпился на лужайке, но видя, что капитан не собирается задерживаться, солдаты тоже вскочили на коней, и удалились поспешно за своим командиром.

Перед отьездом Габриэль подошла к Натану и протянула ему запечатанный конверт со словами:

— Передайте его мессиру Форстеру лично, когда он вернётся.

— Непременно, синьорина Миранди, — поклонился ей дворецкий, пряча конверт во внутренний карман.

Она написала письмо утром.

«Мессир Форстер!

Я не держу на вас зла, хотя вы и поступили со мной очень жестоко. Вы сказали однажды, что не заставите меня выбирать между жизнью и честью, но, как видите, за вас это сделали обстоятельства. Вы, может быть, не по злому умыслу (и я очень хочу в это верить!), разрушили мою жизнь, а теперь я пытаюсь спасти то, что от неё осталось. Я желаю вам счастья, и я уверена, что вы его заслужили. Но очень прошу вас — будьте милосердны, не ищите меня! Не делайте мне больнее, чем вы уже сделали. Я уезжаю. И покину не только Волхард, но и Алерту — я уезжаю из страны. Надеюсь, находясь друг от друга за тысячу льё, мы сможем, наконец, обрести каждый своё счастье.

Прощайте!»

Перед тем, как сесть в карету, Габриэль оглянулась на дом. Их вышли провожать Ромина и Натан, а остальные слуги просто прилипли к окнам. День был ясный, жаркое солнце заливало долину, и озеро манипо прохладой, недвижимо застыв в паутине полуденного зноя.

Сколько времени прошло с того дня, когда она впервые ступила на подъездную аллею Волхарда? А как же всё изменилось…

Она блуждала взглядом по зелёному шёлку трав, по тёмному бархату леса и изрезанной линии горизонта, ища глазами знакомую фигуру. Но её не было…

К горлу подступил комок, и она поспешно села в карету.

Какой смысл тянуть время? Форстер всё равно не появится сегодня. А ей пора уезжать. Пора разорвать эту нить и начать новую жизнь.

Три месяца спустя

Над входом в лавку звякнул колокольчик, и словно вторя ему, следом раздался звонкий голос Франчески:

— Элла? Элла? Ты где? Элла! Ты не поверишь!

— Фрэн? Что случилось? — Габриэль появилась из-за перегородки, держа в руках большую корзину с розами.

Франческа стояла едва сдерживая волнение, пытаясь одной рукой пристроить зонт между вазами с цветами, а другой развязывая ленты шляпки.

— Ах, Элла! — она, наконец, справилась, со шляпкой и швырнула её на заваленный лепестками прилавок. — Синьор Тересси только что приехал к моему отцу… чтобы… чтобы просить моей руки! Ты представляешь?

Она выпалила это, размахивая руками и пытаясь совладать с выбившимися из прически локонами.

— И чему ты удивляешься? Этого следовало ожидать, — чуть улыбнулась, Габриэль и поставила корзину на прилавок.

— Пречистая Дева! И что же мне теперь делать? Это так неожиданно! Нет, конечно, понятно….

Габриэль сняла фартук и повесила его на крючок на стене, слушая вполуха, как кузина изливает на нее свое волнение и радость. И в то же время, чувствуя, как эта новость снова бередит в душе ту самую рану, которая никак не хочет заживать.