— Я больше люблю оперу, но вашу мысль я поняла. Можете не сомневаться…

И она тоже выпрямилась, расправила на плечах оборки и немного покусала губы.

…Пречистая дева, дай мне сил!

— Анна? Царица гор! Ты совсем что ли ум потеряла? Хватить реветь! Живо в кладовую, — рявкнула Ромина на служанку, которая вытирала слёзы, и швырнула ей ключ, — пять бутылок самого лучшего ликёра! И десять стаканов. Одна нога здесь — другая там! Ветчину и сыр! Или выдеру вас плетьми! Да приспусти бретельки, дура!

Они вышли на крыльцо вдвоём. И никогда ещё Габриэль не чувствовала такой нереальности происходящего. Ей казалось будто это вовсе не она, а какая-то другая девушка так широко и радостно улыбается капитану Корнелли, и так грациозно подаёт ему руку для поцелуя, и смущается под его взглядом, и трепещет ресницами, слушая его комплименты, и изображает искренний восторг от того, что капитан, наконец-то, смог приехать в Волхард.

И это не она, а кто-то другая, радуется тому, что сегодня надела своё лучшее платье, потому что капитан всё ещё стоит и смотрит на неё, и его глаза охватывают её всю жадно, и он не отдаёт распоряжения своим людям, а те лишь топчутся на лужайке. И это не она кокетничает с ним так, как никогда не кокетничала ни с одним мужчиной в жизни.

Где-то в глубине души ей было за это стыдно, и в то же время сейчас всё это казалось правильным.

Служанки появились с подносами, на которых красовались бутылки, стаканы, и тарелки с сыром и ветчиной, и улыбнувшись очаровательной, но насквозь фальшивой улыбкой, Ромина сказала капитану:

— Надеюсь, на этот раз нам нечего с вами делить, и вы приехали, чтобы просто отведать нашего ликёра?

Капитан повернулся к Ромине и тоже улыбнулся, но как-то надменно и холодно:

— За те годы, что мы с вами не виделись, я вижу, что вы нисколько не изменились, мона Ромина. Всё также пытаетесь меня умаслить? — Корнелли взял стакан с подноса, и отхлебнув, повертел его в руках. — Но ликёр всё также хорош, должен признать.

— Ну так угощайтесь, капитан. Прошлый год Царица гор благоволила нам, и вишня уродилась на славу, — Ромина повела рукой, указывая на вишнёвые рощи, и Габриэль подумала, что ни в одном театре она не встречала столь прекрасной актрисы. — А вам к лицу капитанские погоны. Что привело вас в Волхард?

Она улыбнулась лукаво и игриво одновременно, и добавила:

— Эти закуски для ваших людей, невежливо будет с нашей стороны угощать только вас, — она кивнула служанкам и те подошли к солдатам.

— Какая любезность! Или вам есть что скрывать, мона Ромина? — Корнелли подошёл к сестре Форстера вплотную, глядя ей прямо в глаза.

— Мой дорогой Энцо, — она улыбнулась безупречно вежливой улыбкой, — мой муж лечит самого герцога Сандоваля и его жену, мой брат готовится к вступлению в Торговую палату, а шерсть наших овец с некоторых пор идет даже на экспорт… по-вашему… нам есть что скрывать? — Ромина развела руками и усмехнулась. — Если только секрет разведения мериносов или рецепт вишнёвого ликёра!

— Ну или, например, вашего дядю Бартоло? — спросил Корнелли, ставя стакан на поднос и беря Ромину за локоть.

— Пфф! Так вы здесь за этим? Я удивлюсь, если старый пень вообще ещё жив! — фыркнула Ромина, изобразив натуральное удивление, но глаза её темнели с каждым мгновеньем. — Поверьте, я не видела его уже очень много лет. И потом, вы же знаете: никто не хочет смерти нашего мятежного дядюшки больше, чем я! Уж вам ли говорить, что, если бы я знала, где он, — Ромина чуть склонилась к Корнелли и добавила негромко, отчеканивая слова, — я бы первая вам его сдала.

— Я не забыл, что вы уже обманывали меня как-то, мона Ромина. И не один раз, — ответил Корнелли прищурившись.

— Зато, вы, похоже, забыли, что я сделала для Анжелики. Надеюсь, она в добром здравии…

— А, кстати, где же хозяин дома? Что-то я не вижу мессира Форстера? — Корнелли огляделся.

— Мессир Форстер на охоте, показывает синьору Грассо молодняк косуль.

— Ах, на охоте! Как удобно…

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Ромина уже без всякой улыбки.

— На заставу близ Луарно напали сегодня ночью, — резко ответил капитан, — и это дело рук вашего дяди. А мессир Форстер как раз отсутствует… Думаю, придётся всё здесь обыскать. Вы же не против? Если вам, конечно, нечего скрывать…

— А я так думаю, для начала неплохо было бы увидеть ордер… желательно, на бумаге. И желательно, за подписью вашего майора. Не сочтите за бестактность, но я только навела порядок в этом доме — не хочу, чтобы всё снова здесь перевернули, — произнесла Ромина холодно.

…Обыскать? Милость божья! Да, они же, разумеется, найдут тайник, раз даже она его нашла!

Сердце у Габриэль сжалось от страха, и картины одна ужаснее другой промелькнули перед глазами.

…Перед домом на траве разложены ружья…

…Огонь обволакивает конюшни…

…Форстера и Ромину солдаты ведут под руки…

И едва совладав с дрожью в пальцах, она окликнула Корнелли, и улыбнулась ему застенчиво и робко:

— Капитан?

*****Продолжение от 16 ноября*********

Он тут же обернулся и отпустил руку Ромины.

— Я хотела поговорить с вами, — Габриэль посмотрела на него беспомощно, изобразив растерянность и страх, — мы могли бы сделать это… наедине?

— Разумеется, — кивнул Корнелли, и они отошли в сторону, так, чтобы их разговор никто не мог услышать.

— Прошу вас, скажите — мы с отцом здесь что, в опасности? — спросила она, придав своему лицу выражение неподдельного испуга. — Думаете, нам лучше сейчас же уехать?

— Нет, нет, что вы, синьорина Миранди, вам-то уж точно не стоит ничего бояться. Мы заехали сюда просто… на всякий случай. Ищем одного человека, родственника Форстеров, а точнее — Бартоло Форстера, — ответил капитан тихо, — и кстати, вы не видели кого-нибудь подозрительного здесь в последнее время?

— Подозрительного? — Габриэль изобразила удивление. — Ну, вы знаете капитан, у Форстеров был день поминовения — полгода, как скончалась их мать — тут, конечно, собрались гости, но это всё серьёзные господа. Синьор Грассо приехал из Алерты, кстати, вы должны быть знакомы, я уверена. Он друг синьоры Арджилли и синьора Домазо. А мессир Форстер с синьором Грассо как раз сейчас охотятся на косуль — уехали после завтрака. Вот ещё Ромина. Мой отец пакует кости, — она сделала попытку улыбнуться, — герцог Сандоваль очень заинтересован этими находками, обещал прислать сюда ещё людей. В основном это все, кто здесь был всё это время. Закупщики ещё приезжали — какие-то контракты на поставку мяса для армии, как я поняла. Я не очень в этом разбираюсь, — Габриэль виновато развела руками, — но мессир Форстер почти всё время проводит здесь… А что именно случилось?

— Ещё одно нападение, точь-в-точь как в Иверноне, хотя и неудачное. И теперь я точно знаю, что это был Одноглазый Форстер! Проклятье! — капитан посмотрел куда-то в сторону озера.

— Одноглазый Форстер? — переспросила Габриэль.

— Ну да. Это кличка Бартоло Форстера.

— У него что, и правда, один глаз?

Она спросила, а у самой от страха ослабели колени, потому что ответ был очень предсказуем.

— Да, в одной из стычек его ранили, и теперь он щеголяет со стеклянным глазом. Но в этот раз мы его непременно поймаем, — усмехнулся капитан, — завтра приезжает мой отец, а с ним ещё люди. Мы перевернём всю долину, ему негде здесь укрыться. Мы перекрыли все ущелья, и солдаты ждут Одноглазого под каждым кустом — ему некуда отступать. Так что мы его поймаем, это только вопрос времени, где бы он ни прятался. И кто бы его ни прятал…

— А что потом?

— А потом их всех повесят. Ну или расстреляют. И тех, кто укрывал проклятого бунтовщика — тоже.

Габриэль принялась расправлять складки на платье и чувствовала, что пальцы её совсем не слушаются.

…Одноглазый…

…Милость божья!

…Значит, Форстер её обманул! Он знал, кто такой этот стригаль, который вовсе и не стригаль…

…«Вы же, надеюсь, понимаете, что Алекс в этом не может быть замешан?»

…Конечно, он замешан! Какая глупость! Какая неимоверная глупость!

…Да провалились бы вы, мессир Форстер!

Она вдохнула поглубже.

— Раз вы говорите, что нам ничего не угрожает, то и забудем о них. Я уверена, вы поймаете этого Одноглазого. Меня волнует совсем другое, — произнесла она, глядя на озеро, — и я хотела спросить вас кое о чём.

— О чём?

— Я очень волнуюсь за свою кузину Франческу! Я здесь уже столько времени, а от неё было только одно письмо, и я хотела вас спросить: ведь её кузен Федерик уже должен был приехать? Может, есть какие-нибудь вести от него? Поверьте, я очень встревожена, — Габриэль понизила голос, — я могу быть с вами откровенна?

— Да, конечно! — Корнелли склонился к ней, поддерживая за локоть, и они ещё отошли в сторону.

В другое время она бы не позволила капитану так прикасаться к её руке, но сейчас только его внимание к ней удерживало Корнелли от того, чтобы отдать распоряжение на обыск своим солдатам. И от того, чтобы заняться им самому.

— Она ожидала предложения от вашего друга — капитана Моритта. И от неё нет никаких вестей, а ваш друг всё ещё не приехал. Быть может, вам что-то известно?

— Н-нет, поверьте, я знаю не больше вашего, — капитан сдержанно улыбнулся.

Его лицо было совсем близко, и Габриэль даже почувствовала запах его одеколона, а сама краем глаза наблюдала, как солдаты налегают на ликёр и закуски, и служанки наливают им снова и снова.

И она продолжала флиртовать с капитаном, наверное, ещё добрых полчаса, говоря о том, как же скучно в Волхарде, где все разговоры с утра до вечера только об овцах. И уверила его в том, что непременно приедет на праздник святой ровердской Девы, и что все танцы, которые там будут, она обещает ему. Её смущение, и робость, и румянец, и дрожащий голос капитан отнёс, разумеется, на свой счёт, и он даже представить не мог, от какого именно стыда и страха пылают щёки синьорины Миранди.