— Да, конечно, — ответила Габриэль, ещё больше смутившись.

За завтраком больше говорила Ромина. Она вызвала служанок, и построив их вдоль стены, принялась раздавать задания, успевая при этом мазать маслом хлеб.

— Алекс совсем не занимается домом, я прошлась по верхнему этажу — Царица гор! Везде пыль и паутина! Этому дому не хватает хозяйки, — попутно она разъясняла для Габриэль свои задания. — Подушки просушить все, и перины! Одеяла, пледы, шкуры — всё на солнце! Вымыть окна в коридорах! А вы займётесь потолками — дом полон пауков! Как думаете, Габриэль, может, сменить портьеры на втором этаже? Деревья подросли, так что света и так мало, а тут ещё этот зелёный бархат! И он, кстати, уже давно не в моде. Анна, не стой столбом — живо поищи в кладовой, в прошлом году я привозила приличный отрез голубой тафты, надеюсь, вы не нашили из неё себе чепцов?

Она отправляла служанок одну за другой, и те приседали в реверансе и уходили быстро, без всяких возражений и вопросов, сказав лишь короткое: «Да, мона». А Габриэль поняла, что все они одновременно уважают, но и побаиваются Ромину, впрочем, это было и неудивительно. Её брат говорил с мужчинами ровно также. Со служанками он, конечно, был более мягок, но умение давать понятные и чёткие указания таким тоном, что никому и в голову не приходило возражать — эта черта у них с сестрой была общая. И Габриэль поймала себя на мысли, что наблюдая за Роминой, она невольно замечает в ней черты её брата, те, на которые раньше совсем не обращала внимания. Она будто видела его теперь через какую-то совсем иную призму, и делала для себя странные открытия.

Она хотела расспросить о том, что стало с Анжеликой, но едва закончился завтрак, как появился Натан с пером и бумагой, и оказалось, что Ромина на сегодня запланировала ревизию посуды и всякой утвари, так что Габриэль разговор пришлось отложить. И после завтрака она отправилась в оранжерею, потому что не могла усидеть ни за чтением, ни за рукоделием, а уходить далеко от дома ей было нельзя. Новые чувства и новые страхи будоражили её ум, и она не находила себе места, думая то о Форстере, то о своём возвращении в Алерту, или о том, что скажет синьор Грассо, когда вернётся в столицу. А ещё о том, кто хотел убить её и зачем, раз это была не Ханна?

Направляясь через задний двор к оранжерее, она вдруг вспомнила вчерашний огонь в развалинах замка, и повинуясь совершенно странному внутреннему порыву, свернула в сторону густых зарослей. Сейчас, при свете солнца, всё казалось не таким уж страшным, как вчера ночью, и Габриэль решила просто взглянуть, есть ли там чьи-нибудь следы, и если это так — рассказать об этом Натану. То, что затея эта глупая, и может закончиться плохо, ей подумалось мимолётно, но сегодня она была сама не своя, и не могла мыслить рационально. Просто эта загадка, одна из многих в этом доме, имела довольно простую отгадку, и получить её можно было здесь и сейчас.

Габриэль неторопливо пробралась по довольно хорошо сохранившейся лестнице, и аккуратно отодвинув свисающие плети плюща, осторожно прошла внутрь. Наверное, это когда-то был холл или гостиная — какая-то большая зала, от которой сейчас почти ничего не осталось, кроме стен. Пожар уничтожил деревянные перекрытия, они обрушились вместе с крышей, а затем, со временем, оставшиеся кучи мусора покрыла трава и вездесущая ежевика, но посреди зелёного ковра Габриэль различила едва заметную тропинку, ведущую к провалу в следующей стене. Только она хотела ступить туда, как появился Бруно и снова, как и в прошлый раз, попытался ей помешать, но теперь она не стала его слушать, подобрала платье и осторожно прошла по тропинке, наступая в те же самые места, где явно остались следы. Остановившись перед провалом в стене, она перевела дух, чувствуя, как ей становится немного страшно, но посмотрев на Бруно, Габриэль подумала, что, будь там кто-нибудь опасный, пёс бы залаял. Она раздвинула ветви проросшей на пепелище берёзы и заглянула внутрь.

Там оказалась ещё одна комната с обвалившимся потолком и ковром ежевики на полу, и ничего примечательного в ней не было, но Габриэль заметила, что в некоторых местах побеги растений перевёрнуты так, что видна сизая изнаночная сторона листа. Она оглянулась и прислушалась. Снаружи в ветвях щебетали птицы, и солнце немного просвечивало сквозь листву над головой, но здесь, в развалинах, было совсем тихо — ничто не нарушало покой разрушенного замка. Габриэль взяла палку и аккуратно приподняла побеги ежевики. Под ними обнаружились длинные свёртки, и она догадалась, что в них ещё до того, как кончиком палки осторожно развернула промасленную ткань.

Ружья.

Она приподнимала ветви, и повсюду под ними лежали такие же свёртки, и коробки, в которых, как она поняла, были патроны.

…Милость божья!

Сердце забилось испуганно, и в висках застучала кровь. Габриэль отбросила палку, приподняла платье и поспешила наружу.

…«И, кстати, вы ничего не видели странного в Волхарде в последнее время? Незнакомых людей? Чтобы кто-то необычно себя вёл? Чужие повозки? Большое количество еды неизвестно для кого»?

Слова капитана Корнелли сейчас всплыли в голове сами собой.

…О нет! Нет! Нет! Только не это! Неужели же Форстер связан с повстанцами? И с тем, что произошло на заставе под Инверноном? Но… как же так? Он замешан в убийстве королевских солдат? О нет! Это же верная погибель! Ведь если об этом узнают…

…А если узнают о том, что она видела тайник в развалинах?

От этой мысли у неё всё похолодело внутри.

…Ведь кто эти повстанцы — люди, что ненавидят и убивают южан…

Она южанка, а значит враг…

***Продолжение от 15 ноября***

Габриэль не знала, что делать. Единственное, что пришло на ум — может, стоит рассказать Ромине? Вряд ли она знает обо всём этом. Судя по тому, что Габриэль слышала от неё, сестра Форстера никогда бы не ввязалась в такое безумие — ведь это верная гибель всему тому, что она отстаивала все эти годы. И если Форстер в этом замешан — она сможет его убедить отказаться от нападений на заставы. Да и здесь синьор Грассо! Он тоже вряд ли захочет иметь дело с повстанцами.

Эта мысль её немного успокоила — скорее всего, пока они здесь, ничего плохого случиться не должно, но она мучилась дилеммой, торопливо шагая к дому: поговорить об этом с Роминой или лучше держать язык за зубами.

В итоге она решила всё-таки рассказать ей о своей находке, и надеяться на здравомыслие сестры Форстера и её житейскую мудрость. Мысль о повторении всех тех ужасов, что происходили здесь, когда шла война, когда южане сжигали леса в поисках повстанцев, приводила её просто в ужас.

Она быстрым шагом пересекла задний двор и прошла в ту часть дома, где находилась кухня и кладовые, и разыскала сестру Форстера — та как раз отчитывала кухарку за то, что в ларе с мукой было полно жуков. Габриэль деликатно покашляла, чтобы привлечь внимание.

Ромина оторвалась от своего занятия, стряхнула муку с рук и вышла в коридор. Габриэль оглянулась и отошла в сторону так, чтобы их разговор не достиг посторонних ушей, и кратко изложила суть дела. Но она даже толком не успела закончить свой рассказ, как услышала доносящиеся с лестницы шум и крики.

Мимо них пробежали две испуганные служанки с криками: «Солдаты! Солдаты!»

Габриэль посмотрела на Ромину, и увидела, как на её лице застыло выражение, точь-в точь такое, как она однажды видела у Форстера — будто лицо окаменело. Она развернулась резко и направилась в холл, прямая как струна, высоко держа голову, а Габриэль поспешила следом.

— Солдаты, мона Ромина! — воскликнул Натан, и растерянно посмотрел на дверь.

Габриэль бросилась к окну и увидела на подъездной аллее отряд в синих мундирах, и капитана Корнелли, который только что спешился у крыльца.

— …Божечки, что же это такое…

— …Царица гор! Да что же творится-то…

Служанки прильнули к окнам в страхе, причитая на все лады.

— Ну-ка живо закрыли рты! — рыкнула на них Ромина, и в её голосе прозвучали грозовые ноты. — А теперь выстроились так, словно к нам сам король пожаловал, и если какая из вас не улыбнётся господам в синих мундирах, я самолично спущу ей шкуру на конюшне!

Она перевела потемневший взгляд на Габриэль, наклонилась к ней и спросила как-то глухо:

— Вы же, надеюсь, понимаете, что Алекс в этом всём не может быть замешан?

А потом прошептала как-то обречённо:

— Царица гор… Нас всех повесят…

Сердце у Габриэль рухнуло, кровь застучала в висках, и даже руки и ноги похолодели. Она вдруг вспомнила всё…

…всё, что слышала от Ромины и Форстера, и от Корнелли, и вмиг картинка сложилась у неё перед глазами. Она представила на мгновение, как солдаты находят тайник с оружием, как факел падает на сено возле конюшни, как Форстеру заламывают руки и уводят его с собой… и виселицу…

И от этого зрелища, пусть и воображаемого, ей сделалось дурно.

— Вы что-то бледны как смерть, синьорина Габриэль! Выше нос. Вы же понимаете, что в наших общих интересах молчать об этой находке? Надеюсь, у нас не будет проблем с господами в синих мундирах? — спросила Ромина, выразительно посмотрев на Габриэль.

А затем пощипала щёки, пытаясь придать им немного румянца, и чуть потянула платье вниз, чтобы грудь в декольте смотрелась более призывно.

— У Корнелли нюх, как у гончей. Если он почует добычу, если он сам начнёт обыск — он выпотрошит Волхард, как фазанью тушку, он всё здесь перевернёт и найдёт то, что ищет! — горячо зашептала Ромина ей на ухо. — Всё, чего он хочет — повесить Алекса, уж поверьте! И он здесь неспроста. Так что… Вы же любите театр, Габриэль? Подыграйте мне. Понимаете, что нам всем сегодня понадобится немного театра?

Посмотрев на её сосредоточенное лицо, Габриэль судорожно сглотнула, кивнула, и ответила также тихо: