— Вы теперь никогда мне этого не забудете? — спросил он как-то горько.

— Забуду? — она развела руками. — Мессир Форстер, своим высказыванием на той свадьбе вы поставили меня в один ряд с продажными женщинами. Вы поспорили на меня, выставив на посмешище перед обществом. Когда двое мужчин спорят на женщину, очевидно, что она дала им для этого какой-то повод. А какой повод я давала вам? Я хоть чем-то заслужила подобное отношение? Я не злопамятна, мессир Форстер, поверьте, но, как вы помните, у нас с вами есть одна общая черта — очень хорошая память. И до тех пор, пока вы будете считать, что я стою дюжины шляпок — я, разумеется, этого не забуду. И если вы думаете, что я не шагнула бы в ту грозу — вы очень глубоко заблуждаетесь. А теперь простите, Кармэла звала меня на обед уже четыре раза.

Она подхватила рукой платье и поспешила к выходу из конюшни.

— Элья? — окрикнул он её уже почти у выхода. — Погодите!

Она обернулась. Он приблизился не торопясь и стал поодаль, так, что между ними оказалось стойло с лошадью Йосты, положил руку на деревянное ограждение, и произнёс тихо и задумчиво, глядя мимо Габриэль куда-то в дальний угол конюшни ровно так, как делают все горцы:

— Я, конечно, не южанин… и иногда не слишком деликатный человек. Я бываю резок и груб. Зачастую… я поступаю так, как считаю нужным, а не так, как принято в обществе… и иногда это бывает… не совсем красиво. Но то, что вы сказали мне вчера насчёт канарейки и клетки…Я не хочу, чтобы вы думали, что вы здесь в ловушке. И я не хочу, чтобы вы боялись меня. Вы должны знать, Элья, — он посмотрел ей в глаза, — я никогда не заставлю вас… выбирать между жизнью и честью. Никогда. Даю вам слово.

Он был серьёзен. И, может быть, впервые за всё время, которое они были знакомы, он говорил так проникновенно и искренне. Габриэль всматривалась в его лицо и, кажется, за всё время, что они были знакомы, она впервые ему поверила.

— Спасибо, — ответила она тихо, чувствуя, как румянец заливает щёки, и торопливо вышла из конюшни.

***Продолжение от 27 октября***

В тот вечер она не стала гулять, а ушла в свою комнату и не спустилась к ужину, сославшись на головную боль. То, что её хотели убить с помощью молнии, казалось довольно странным, и верить в это её разум отказывался, не смотря даже на то, что она прочла в книге о легендах. Но вот то, что её лошадь могли накормить волчьей травой, это было вполне возможно. Более того, она не сомневалась, что это сделала Ханна. Габриэль долго думала об этом, сидя на подоконнике и глядя на небо, полное звёзд, и решила завтра поговорить с Ханной откровенно — сказать ей, что знает о волчьей траве. И сказать о том, что она уедет через две недели и больше не вернётся — Ханне не стоит больше беспокоиться об этом. А в том, что та не выдаст её секрет Форстеру, она была уверена.

Следующим утром Волхард был пуст. Как оказалось, началось время заключения контрактов на поставку мяса, и Форстер вместе с закупщиками уехал смотреть стада. Вместе с ним уехали и почти все постоянные обитатели поместья.

Габриэль отправилась в оранжерею — проверить своих питомцев, и вскоре пришёл Натан — принёс письмо, сказав, что его прислал нарочный. На конверте без обратного адреса было написано её имя и стояла простая клякса из тёмного сургуча.

Она очень удивилась: ведь письма в Волхард могла писать только Фрэн, а ей Габриэль специально сообщила адрес почты. Может, почтарь был так добр и передал письмо с кем-то из обитателей поместья?

Но к её удивлению, внутри оказалась небольшая записка от капитана Корнелли, в которой он предлагал встретиться сегодня на том же месте и в то же время, что и в прошлый раз, приписав, что у него есть очень важный разговор.

Габриэль ушла в свою комнату, посидела немного с запиской в руках, обдумывая это приглашение. Что за очень важный разговор? Может, какие-то новости из Алерты? Может, что-то по поводу волнений на границе, о которых он говорил в прошлый раз? Какое-то нехорошее предчувствие шевельнулось внутри, и она стала спешно собираться.

После всего, что случилось, мысль о том, чтобы снова сесть на лошадь и ехать одной, её пугала, и подумав немного, она решила пройтись до Эрнино пешком, учитывая, что погода была прекрасная: долина стояла залитая летним солнцем, каменистая дорога уже высохла и ничто не напоминало о той страшной грозе.

Но когда Габриэль уже надела шляпку и решила спрятать записку в ящик стола, в комнату вбежал Бруно и, зарычав, вырвал у неё из рук письмо вместе с конвертом.

— Пречистая Дева! Бруно! Фу! Фу! Да что же ты такое делаешь! — воскликнула Габриэль, пытаясь вырвать несчастный листок.

Но к тому моменту от конверта и записки остались уже одни клочья, а Бруно принялся лаять на Габриэль. Она попыталась его успокоить, но это было не так-то просто — пёс принялся трепать коврик у камина, и в ярости скрести когтями паркет. Габриэль собрала клочья бумаги и бросила их в пустой камин, и в этот момент вспомнила, что в прошлый раз Бруно вот также странно вёл себя после её встречи с Корнелли.

— Так значит… ты не любишь капитана Корнелли? Интересно, почему? — спросила она пса с улыбкой, но ответом ей был только яростный лай. — Ну что же, невоспитанный пёс, хозяин велел тебе меня слушаться, а раз ты так себя ведёшь, то сегодня посидишь взаперти!

Габриэль выскользнула из комнаты и закрыла её на ключ. Не хватало ещё, чтобы Бруно набросился на капитана — вот это будет уже совсем ни к чему. Да и кто знает, как поведёт себя Корнелли в ответ, а вдруг он ударит, или ещё хуже — застрелит пса?

Она сказала Натану, что сходит в Эрнино на почту, и твёрдо отказалась от предложенной им коляски с кучером, сославшись на то, что грозы сегодня не предвидится, а прогулка пойдёт ей на пользу. Не стоит всем здесь знать с кем она встречается.

— Что-то Фрэн, моя кузина, давно мне не писала, я начинаю волноваться, — ответила она Натану, выходя на подъездную аллею, — и, если вам нужно что-нибудь отправить, я могу это сделать.

— Нет, синьорина Миранди, но если пришёл сельскохозяйственный журнал хозяина, то захватите его.

— Хорошо!

Она зашагала в сторону моста и подумала вдруг, что это и правда становится странно: за всё время, что она живёт в Волхарде, от Франчески пришло только одно письмо, а ведь она обещала писать ей чуть ли не каждый день. И зная Франческу, Габриэль была уверена, что первое время письма и в самом деле будут приходить очень часто. Но вот она сама уже отправила их с десяток, а ответов всё нет и нет, и её нехорошее предчувствие только усилилось.

А что если капитан хочет что-то сказать о Франческе? Пречистая Дева!

Ведь помолвку уже должны были назначить, и уж о таком радостном событии Фрэн бы написала сотню раз!

Габриэль зашагала быстрее, пытаясь себя успокоить.

Пожалуй, стоит расспросить почтаря о том, часто ли теряются письма в дороге? Мало ли — ведь Алерта так далеко…

Корнелли ждал её там же, где они виделись впервые — у дороги на окраине Эрнино. И сегодня он выглядел гораздо лучше, чем в прошлый раз — новая форма была с иголочки, отглаженной и чистой, и сидела на нём прекрасно. Он учтиво поклонился, церемонно поцеловал руку Габриэль, и улыбка его была такой искренней и радостной, что у неё даже на душе потеплело.

Вдруг снова захотелось оказаться в Кастиере, среди знакомых лиц, услышать родную речь, не искажённую горским акцентом, поговорить о музыке, побывать в опере, увидеть море, белые дома с зелёными ставнями и герань в глиняных вазонах, почувствовать запах апельсинов и услышать крики торговок на рынке, расхваливающих свой товар. Она даже не могла понять почему на неё так внезапно нахлынули все эти воспоминания, словно капитан Корнелли своим появлением приотворил дверь в её прошлую жизнь.

И истосковавшись по знакомым местам и людям, Габриэль жадно слушала его рассказы обо всём. Они поговорили об общих знакомых, о новостях из столицы, которые привезли с собой переехавшие в Эрнино офицеры, о здоровье родных. О Франческе Корнелли ничего не знал. И Габриэль спросила, приехали ли сюда капитаны Моритт и Федерик. Уж кузен Франчески должен знать как у неё дела.

— Никола? Нет, он всё ещё в Алерте, — пожал плечами Корнелли, — попросил увольнительную на три недели — какие-то семейные дела. Может, он и вовсе сюда не вернётся. А Федерик приедет на днях, к нам перебрасывают ещё людей — нужно укрепить заставы под Инверноном после недавних событий.

— Недавних событий? — переспросила Габриэль.

— Вы разве не слышали? Хотя, впрочем, может даже и лучше, — мрачно ответил капитан, глядя куда-то мимо неё.

— Расскажите, пожалуйста, что случилось? — спросила она с тревогой.

— Повстанцы вырезали всю заставу на излучине Ветреной реки, — ответил капитан мрачно, — проклятые гроу! Кто бы мог подумать — с помощью волков!

— Что значит «с помощью волков»? — искренне удивилась Габриэль.

— Волки ночью сняли всех наших часовых. Я сначала думал, что это были собаки, но нет, это были настоящие волки — порвали всем глотки, — капитан постучал носком сапога по камню, — кто-то привёл их туда и натравил.

— Волки что же… слушаются людей? Но… как такое возможно? — у Габриэль даже холодок пробежал по спине.

— В этом диком краю, синьорина Миранди, возможно всё, — ответил Корнелли с какой-то досадой в голосе, — знал бы я как справиться с этой проклятой горской магией! Если только перебить всех этих колдунов по одному! Уж не знаю как, но они умеют подчинять себе волю животных, иначе чем ещё объяснить то, что я видел своими глазами?

— Но как можно подчинить себе волю зверя? Да ещё волка! Это же…

Она даже растерялась, не найдя подходящих слов.

— Вы слышали что-нибудь о чьеру? — капитан посмотрел на Габриэль внимательно.