— Элья! Дьявол задери ваше упрямство! Вы знаете, что это такое сейчас творится? — его лицо было так близко, что казалось, можно увидеть, как чернота зрачка поглощает синюю радужку его глаз. — Это блуждающая гроза! Она не закончится, пока не найдёт свою жертву! И если мы будем стоять здесь — этой жертвой станем мы! Нас убьёт! А теперь, бежим скорей, или я, к лесным духам, закину вас на плечо и понесу!

Они стояли под потоками воды глаза в глаза, на расстоянии не больше ладони, а вокруг не было видно ничего, кроме серой пелены дождя. Внезапно Форстер выругался на горском наречии, и схватив Габриэль за руку, грубо потащил за собой, а она не могла сопротивляться его силе. Они соскользнули куда-то по склону, путаясь в длинной траве, и едва не упали несколько раз, но Форстер обхватил Габриэль за талию, удерживая, и когда они, наконец, оказались внизу, он махнул рукой в сторону уступа скалы и крикнул:

-Нам надо укрыться там!

Молния ударила ближе, и они едва не оглохли от раската грома.

…Пречистая Дева!

Они бежали. Форстер крепко держал её за руку, и она едва поспевала за ним, пытаясь справиться другой рукой с намокшей юбкой. Где-то потерялась шляпка, вылетели шпильки и волосы, рассыпавшись по плечам, прилипли к лицу и мешали. Но, кажется, страх, что гнал её, был сильнее всего, потому что она снова увидела, как танцуют молнии над озером и над долиной, словно целясь в кого-то невидимого и преследуя его, и в воздухе пахло остро и свежо.

Форстер буквально затащил её под уступ. Большое углубление в скале, даже не углубление — почти пещера, Габриэль несколько раз проезжала мимо неё, и это место было ей знакомо. Внутри оказалось сухо, и прежде чем она успела перевести дух, Форстер потянул её за собой, в самую глубину.

— Дальше от входа! Как можно дальше! — и только там она смогла, наконец, выдернуть руку из его ладони.

Они остановились, тяжело дыша, и глядя друг на друга — мокрые, грязные, возбуждённые и испуганные.

— Вы, синьорина Габриэль, конечно, не могли найти более подходящее время для прогулок, чем в блуждающую грозу! — выдохнул он наконец, проводя пятернёй по волосам и стряхивая капли с рук. — Чем вы вообще думали!

— Катитесь к дьяволу со своими обвинениями, мессир Форстер! Вы, конечно, не нашли другого времени, чтобы меня отчитывать! — воскликнула Габриэль, пытаясь отдышаться и вытирая лицо ладонями.

— И это вместо "спасибо" и "добрый вечер, мессир Форстер"? — спросил он, усмехнувшись: видимо, самообладание уже начало к нему возвращаться.

— Ах да! Конечно! Добрый вечер, мессир Форстер! Спасибо! И катитесь к дьяволу! Надеюсь, вас устроит такая благодарность? Или присесть в реверансе? — ответила она резко, собирая волосы и пытаясь отжать из них воду.

— Иного я и не ждал!

— А чего вы ждали? Оставьте меня в покое, и не смейте на меня больше кричать! Никогда! Слышите? И не прикасайтесь ко мне! — она, наконец, завязала волосы в узел и выпрямилась. — Никогда!

— Я не хотел на вас кричать. И не кричал бы, не сделай вы подобную глупость! Я же предупреждал вас — не ходите дальше ограды усадьбы! — раздражённо ответил Форстер.

— Глупость? Глупость! Да дьявол вас подери! — крикнула она, делая шаг ему навстречу и не заботясь о том, что так вести себя неприлично или грубо, пережитый страх стёр все рамки приличий. — Какую глупость? Проехала на лошади? Так вы сами хотели, чтобы я сделала это! Вы сами спровоцировали меня на тот глупый спор! Сами хотели, чтобы я научилась! Так я и училась! А теперь я же в этом и виновата? Или, получается, я здесь в клетке? Не могу даже выйти за ограду? Тогда, за каким дьяволом, вы притащили меня сюда, если здесь так опасно? За этим? Чтобы держать в Волхарде, как канарейку? — она размахивала руками, не в силах совладать со своей яростью, питаемой только что пережитым ужасом. — Вы заманили меня обманом! Вы соврали мне про тот дом и про мост, вы всё знали про то, что его смоет весной! Мне сказал староста! И не вздумайте отрицать! И вы врали мне всё это время! «Вам стоит опасаться здесь всего! Это же Трамантия!». Опасаться вашего ликёра? Прогулок на лошади? Опасаться ваших гроз? Или одноглазых стригалей? А откуда я могла об этом узнать? Вместо того, чтобы сказать мне правду, вы только и делали, что смеялись надо мной и лгали! А теперь вы меня спасаете? Как благородно! Хотите благодарности? Не будь вас — спасать меня было бы не нужно! Да провалитесь вы! Вы — это всё, чего мне нужно опасаться в этом мире! Да чтоб в вас эта молния попала! Ненавижу вас! Ненавижу! Вы чудовищно отвратительны! Нет, вы отвратительно чудовищны! — выпалила она глядя ему в глаза.

И тут же пожалела о своих словах. Не стоило ей говорить всего этого, а особенно про мост: она ведь хотела, чтобы он не догадывался о том, что его обман раскрылся. И вообще, не стоило ей говорить так: она же хотела, чтобы он поверил в её игру.

Но то, что она нашла в регистрационных книгах, спутало все её карты…

Почему до последнего она верила, что найдёт запись о смерти его жены? Будто хотела его оправдать… А теперь она даже не знает, что и думать. И эта история с мостом и домом, и то, как он лгал ей, не дрогнув ни одним мускулом. Как он мог? И почему сейчас ей так обидно за этот обман? От всего этого у неё, кажется, даже рассудок помутился. Ведь совсем недавно, когда он рассказывал о войне и Волхарде, об этих горах и своих людях, она испытывала сочувствие, она начала его понимать, а теперь…

А теперь всё это может оказаться просто очередной искусной ложью. Да ещё он кричит на неё так, будто имеет на это право, и…

…Почему он так смотрит на неё?

…Милость божья! Как же это всё неподобающе!

Только сейчас, когда с этой речью наружу выплеснулся весь её страх, и злость на Форстера за его обман, она увидела всё как есть. Они в пещере вдвоём, стоят друг напротив друга так близко, мокрые и грязные, а на улице уже почти вечер, и его взгляд, прикован к её губам…

И она вспомнила, как он тащил её за руку, как прижимал к себе, обхватив за талию, и как обнял, и…

…О Боже…

… вряд ли могло быть что-то хуже всего этого.

…Лучше бы молния попала в неё!

Случись такое в Алерте, если бы кто-то узнал, её репутации пришёл бы конец. Ни одной девушке не простят подобной оплошности.

…И почему этот человек приносит в её жизнь одни сплошные несчастья? Даже тогда, когда пытается помочь, всё получается только хуже!

Габриэль выдохнула, чувствуя, как её лицо заливает краска отчаяния и стыда, а на глаза наворачиваются слёзы. Она отступила в сторону выхода, и чтобы скрыть охватившие её чувства, стала осматривать платье, понимая, что выглядит оно просто ужасно. Дрожащими руками она принялась его отчищать, и невольно схватилась за плечо, почувствовав боль.

— Элья? — голос Форстера был мягкий и тихий. — Элья?

Он шагнул к ней, но она выставила руку вперёд, и сделав ещё один шаг в сторону выхода, воскликнула:

— Не приближайтесь ко мне! Или я выскочу прямо в эту треклятую грозу! И пусть лучше меня убьёт молнией!

И она бы выскочила, но Форстер тут же остановился.

— Элья? Да что же вы за наказание! Послушайте, прошу вас, посмотрите на меня, — произнёс он ещё мягче и тише, — ну же, Элья! Ну посмотрите на меня. Я… хочу извиниться.

— Извиниться? — она невольно подняла голову, в глазах всё ещё стояли слёзы, но плакать перед ним она не собиралась.

В сером полумраке пещеры черты его лица сгладились, с него исчезло выражение, присущее хищной птице, и оно было серьёзным.

— Да. Извиниться. Простите меня за то, что я на вас накричал. И за… мою грубость, — произнёс он негромко. — Но вы должны знать, что блуждающая гроза — это не миф и не какая-то глупая горная байка. Блуждающая гроза — это настоящее проклятье Сорелле. Как бы вы ни смеялись над легендами, но это правда. Слышите, уже не так сильно гремит гром? Это значит, что гроза уходит. Значит, она нашла себе жертву. Значит кто-то погиб. Скорее всего, завтра мы узнаем, кто это был. Такая гроза случается не каждый год, но в ней обязательно кто-то погибает. Вы же видели громоотводы? Вот так мы пытаемся её обмануть. И иногда это удаётся. Не найдя никого, гроза сжигает одну из наших башен.

Он говорил медленно и размеренно, словно пытался своей мягкой тягучей речью её успокоить, и Габриэль подумалось, что вот точно так он разговаривает с лошадьми.

— И когда я сегодня приехал в Волхард, прямо в начале грозы, то Натан и Кармэла не находили себе места — вы уехали и не вернулись вовремя, и никто не знал, где вас искать. Йоста объехал всё озеро, но вы как сквозь землю провалились! Поверите ли вы, что я накричал лишь потому, что испугался за вас? Очень испугался за вас, Элья! Понимаете? Эта гроза могла вас убить. А когда я увидел, что вы вот-вот свалитесь с лошади… Вы же понимаете, что в тот момент мне было не до церемоний? — он чуть усмехнулся. — Так вы простите меня за мою… грубость?

Они смотрели друг на друга, и Габриэль понимала: да, всё разумно. И в этой ситуации он, конечно, и не мог повести себя по-другому, но…

…то, как он смотрел, то, как говорил, как мягко произносил её имя на горский манер, от него будто исходили странные завораживающие волны…

…Это было так… так…

Это всё смущало и пугало, заставляя подгибаться колени…

… и всё, что он говорил, было только частью правды.

Габриэль посмотрела на серую стену дождя и сделала ещё пару шагов в сторону света, чтобы стоять от Форстера как можно дальше. Чтобы не чувствовать этого странного притяжения и желания смотреть ему в лицо. Им нужно скорее возвращаться, потому что всё это очень… очень небезопасно. Стоять здесь с ним вот так.

Но дождь всё ещё лил как из ведра, хотя гром уже гремел где-то вдали, редко и глухо — гроза, и правда, уходила в сторону Сорелле.