Прогулка её немного успокоила. И если не примирила с существующим положением дел, то хотя бы позволила упорядочить мысли. Габриэль решила, что она соберёт все свои силы и постарается избегать Форстера, как только сможет. При встрече будет отвечать что-нибудь вежливо-нейтральное и ни в коем случае не станет спорить с ним или реагировать на его колкости. Хотя… это будет непросто. А через пару дней, как только у отца пройдёт восторг первых впечатлений от этого места, она снова поговорит с ним о том, чтобы съехать из дома Форстера. Уж пару дней она как-нибудь продержится.

Габриэль долго сидела на берегу озера, разглядывая в кристально чистой воде камни и небольших рыбок, снующих у берега. Чистый воздух, пронизанный весенним теплом, оглашался переливами птиц, солнце припекало, и лишь от озера тянуло прохладой, потому что вода в нём была просто ледяной.

В долине Волхарда, при ближайшем рассмотрении, оказалось невероятно красиво и гораздо теплее, чем на перевале, который они проезжали вчера. Место первоцветов и тюльпанов давно заняла высокая трава, ирисы, маки и колокольчики. Разнотравье чуть переливалось от лёгкого прикосновения ветра до самых пиков Сорелле, плавно переходя в тёмную полосу леса. Габриэль нарвала букет и так увлеклась, разглядывая неизвестные ей цветы, что не заметила подкравшийся вечер.

Солнце коснулось вершин, пробежало по воде алым и скрылось. Тень от горы тут же накрыла долину, и почти сразу стало темнеть, а от озера к ногам потянулись языки холодного воздуха.

Габриэль плотнее запахнулась в шаль и направилась обратно, но, как оказалось, она довольно далеко ушла от дома, а сумерки наступали стремительно. И почему-то внезапно ей вспомнились истории из книги — трамантийские легенды о красноглазых волках — чьеру, которые выходят лунными ночами в поисках жертв. Легенда гласила, что в каждом клане горцев время от времени рождаются чьеру, так повелевает Царица гор. И что чьеру служат ей, и то, что они делают — благословлено и правильно.

Как могут быть правильными убийства с помощью красноглазых волков, Габриэль так и не поняла, но с другой стороны, это была всего лишь легенда.

В легенды она, разумеется, не верила, и трусихой никогда не была, но уходить далеко от дома в первый день в незнакомом месте было глупо. К тому же, вдруг её ищут Кармэла или отец, а она так увлеклась изучением местных цветов, что забыла обо всём на свете.

Прижав к себе букет, она прибавила шагу, и словно в насмешку над её храбростью от кустов, обрамлявших рощу, отделилась большая тень — большой мохнатый зверь медленно вышел на дорожку и остановился, преградив Габриэль путь. В наступивших сумерках все краски стёрлись и понять, что это за зверь она не могла. Большой, мохнатый, неподвижный — гораздо больше тех собак, которые жили в Волхарде.

Габриэль просто замерла на дорожке скованная страхом, от которого казалось, даже сердце перестало биться.

…Пречистая Дева! Спаси меня!

И это было единственное, что пришло ей на ум. Она бы закричала, но от навалившегося на неё ужаса не могла вымолвить ни слова, потому что горло перехватило спазмом. Лишь молча смотрела, как зверь медленно приближается, и понимала, что ничего уже сделать нельзя.

На какое-то мгновенье ей показалось, что в глазах у зверя полыхнуло алым — они засветились, но глаза ли это были?

Из оцепенения её вырвал стук копыт, раздавшийся позади. Она развернулась и без раздумий бросилась навстречу всадникам. И кажется, она в жизни не бегала так быстро.

— Тпрррууу! Стоять! — крикнул кто-то зычным голосом, лошади взвились на дыбы, едва не сбросив седоков, и копыта мелькнули где-то почти у самой головы Габриэль. — Медведь тебя задери! Да кто там такой полоумный? Затопчу же!

Второй наездник тоже осадил коня, и объехав вокруг беглянки, спешился.

— Нечто вам жить надело? Да мы бы вас растоптали! — другой голос, низкий и хрипловатый, принадлежал женщине. — За каким лядом вас сюда принесло? Вы кто вообще такая и что тут делаете?

— Я? Просто шла… Милость божья! А там волк или… — произнесла Габриэль, задыхаясь. — Там какой-то зверь!

— Волк? Здесь? Пффф! — фыркнула женщина, и добавила, успокаивая лошадь. — Тихо! Тихо, Фрия!

— Синьорина Миранди? Ба! Так это вы шастаете тут вдоль озера, как дева-утопленница в темноте и пугаете людей? — раздался насмешливый голос Форстера.

— Я не… шастаю, — выдохнула Габриэль.

Спутница Форстера достала из кармана огниво, отцепила от седла фонарь, зажгла и подняла вверх, чтобы посветить Габриэль в лицо. В другой руке у неё блеснуло лезвие кинжала.

— Ну и где этот зверь? — спросила она, оглянувшись и осветив дорожку.

— Не шастаете? А что же вы делаете тут ночью, синьорина Миранди? — спросил Форстер, тоже соскакивая с лошади.

— Я шла с прогулки. О Боже! — прошептала она, потому что в пляшущем свете фонаря в кустах показалась чёрная голова.

Из темноты вынырнул огромный мохнатый пес, гораздо больших размеров, чем те собаки, которых Габриэль видела в усадьбе, и она отшатнулась, почти прижавшись к лошади. А пёс поднырнул под руку Форстера и присел рядом, вывалив из пасти длинный розовый язык.

— Так это и есть тот страшный зверь? — улыбнулся хозяин и потрепал пса по голове. — Это Бруно. Бруно, это Габриэль Миранди, деликатная синьорина-южанка. Вы уж простите, что он вас напугал — у Бруно плохие манеры, он горец, как и все мы. Иди, познакомься.

Пёс потянулся, понюхал замершую на месте Габриэль, и лизнул ей руку, словно извиняясь.

— Синьорина Миранди, позвольте представить — это Ханна. Ханна, это наша гостья, — произнес Форстер, указывая на Габриэль.

Хана покосилась на гостью неодобрительно и, полностью проигнорировав приветствие, спросила, пряча кинжал в ножны:

— Что делать-то, хозяин? — и подняла фонарь, посветив в лицо Форстеру.

— Отведи лошадей. Фазанов на кухню, а я провожу синьорину Миранди. И дай фонарь, — коротко скомандовал он.

Только сейчас Габриэль заметила, что лошади навьючены, к сёдлам приторочены ружья и по бокам свисают, привязанные за лапы, разноцветные птичьи тушки. А мессир Форстер одет не как столичный щёголь, а как самый настоящий гроу: из-под стеганого жилета выглядывал воротник грубой льняной рубахи, а поверх был наброшен длинный кожаный плащ с огромным воротником из овчины, свисавшим чуть ли не до пояса.

Прикрыв рукой глаза от света, Габриэль охватила взглядом Форстера со спутницей, и начав понемногу приходить в себя, поняла, что всё ещё держит в руках цветы, правда, после сумасшедшего бегства от них мало что осталось. А ещё она потеряла шаль…

…И вообще… выглядит она, конечно, как полная дура, со своими криками и страхом…

Она снова разозлилась, но теперь уже на себя. Последнее, чего бы ей хотелось — это выглядеть дурой и трусихой перед Форстером, и давать ему новый повод над ней посмеяться. Как будто и так для неё недостаточно унижений.

Но вслед за отступающим страхом пришло удивление. Она была уверена, что Ханна это… кто угодно, только не женщина. Собака, лошадь, ружьё… мужчины иногда называют женскими именами даже сабли. Ведь Натан сказал: «Так он не один, с ним Ханна», подразумевая, что это самая надёжная защита.

Но… женщина? И Габриэль снова взглянула на спутницу Форстера.

Ханна была далеко уже не молодой. Пожалуй, старше Форстера. Тусклый свет фонаря выхватил из темноты её силуэт — высокая, худая, одетая в штаны и стёганый жилет отороченный мехом, такой же, как у хозяина, а поверх — плащ с большим воротником. На широком поясе — кинжал и кривой охотничий нож для разделки туш. Чёрные волосы чуть тронуты сединой на висках, и собраны в хвост на затылке, а загорелое лицо прорезали две носогубные складки, придавая ему какое-то скорбное выражение. Она бросила на Габриэль ещё один суровый взгляд, вернее даже презрительный, забрала у Форстера поводья, и отдав фонарь, пошла впереди широкими шагом.

— Вы, надеюсь, простите меня за то, что Бруно так вас напугал, — произнес Форстер, ставя фонарь на землю и стаскивая с плеч плащ. — Вы замёрзли. Не стоит гулять здесь после захода солнца настолько легко одетой. Весенняя погода обманчива.

Он одним резким движением набросил плащ на плечи Габриэль, и ей показалось, что тот сейчас придавит её к земле, настолько он был тяжёлым. Она вцепилась в полы пальцами, пытаясь его удержать, и подумала, что вот уж это совсем ни к чему. Не нужен ей ни его плащ, ни извинения, ни забота.

— Я вовсе не замерзла!

— То-то вы дрожите, как осиновый лист. Хотя, может, это от страха? — насмешливо спросил Форстер, поднял фонарь и добавил: — Идёмте.

Они двинулись по дорожке к дому и её спутник, как показалось Габриэль, шёл нарочито медленным шагом. Впереди бежал Бруно, время от времени возвращаясь назад, словно проверяя, всё ли в порядке. Над тёмной кромкой гор поднялся тонкий серпик месяца и звёзды высыпали огромные, величиной с кулак. А под тяжёлым плащом Габриэль внезапно стало жарко, и не только от того, что он и правда был тёплым, а скорее от того тепла, что оставил в нём хозяин. И его запаха… смеси дыма, можжевельника и чего-то пряно-горького. И будь рядом не Форстер, а кто-то другой, это всё выглядело бы довольно романтично, и… очень неподобающе. Но сейчас Габриэль была так взбудоражена, что впервые подумала — приличия остались где-то далеко… в Алерте.

— Надеюсь, вы хорошо устроились, синьорина Миранди? — спросил Форстер, когда Ханна отошла от них достаточно далеко. — Натан позаботился о вас?

— Благодарю за гостеприимство, мессир Форстер, я… — вспомнила она задуманную речь благодарности, но оборвав её на полуслове, спросила прямо: — Скажите… вы ведь специально… всё это сделали?

К ней вернулось, наконец, самообладание, а вместе с ним и всё то раздражение, что не покидало её с самого утра.