Но понимать, что семью Миранди словно вычеркнули из списков всех приличных людей, было обидно. За эту зиму их круг общения сократился до нескольких университетских друзей отца, лавочников и старого аптекаря.

…«И как скоро общество, за которое вы так цепляетесь, с его этикетом и приличиями, вышвырнет вас наружу?»

Слова мессира Форстера преследовали её теперь неотступно. И то, что он оказался прав — ужасно её бесило. И не из-за самой правды, с ней она в душе была согласна, а из-за его вечной усмешки и выражения лица, на котором легко читалось: «А я вас предупреждал!», из-за его подачек в виде корзины продуктов, предложения одолжить денег или визита доктора, и его замечаний о «дыре, в которой они живут». Всё это было ужасно унизительно.

…«…но сейчас у вас только один выход, Элья — смирить свою гордость и продать подороже то, что у вас ещё осталось: вашу молодость, красоту и родовую кровь, чтобы удержаться на поверхности. И если вам удастся сделать это не за «дюжину шляпок» — я искренне извинюсь перед вами за все свои слова».

К счастью, в квартире на Гран Орсо мессир Форстер больше не появлялся. Синьор Миранди говорил, что встречал его ещё пару раз в городе, и они даже выпили по чашке чаю, но от приглашения их навестить, он деликатно отказался. А Габриэль подумала, что всё просто — такой франт, как этот гроу, брезгует посещать их промозглую маленькую квартирку. Не зря же он в прошлый раз так внимательно осматривался и упомянул про сырость и клопов. Наверняка подумал, что у них тут клопы бегают прямо по потолку.

…Ну и слава Богам! По крайней мере, ей больше не будет так стыдно.

В один из дней, когда у отца было особенно хорошее настроение, Габриэль решилась поговорить с ним о том, что начала искать работу. Пока, конечно, попытки её не увенчались успехом. Гувернантки требовались с постоянным проживанием, но Габриэль не хотелось надолго оставлять дом, да и смотрели на неё почтенные матроны с неодобрением и почти все отвечали, что подумают.

Что с ней не так? Она не знала. Вроде бы она умна и образована, умеет играть на пианино, и знает языки, скромно одета, приветлива и много не просит…

В экономки её тоже не взяли. Синьора, которая с ней беседовала, выразилась недвусмысленно, что такая молодая и красивая экономка — это как персик, свисающий через забор на улицу: его потрогает всякая мужская рука, и рано или поздно кто-то да сорвёт. А ей не нужно, чтобы у её забора отирались толпы мужчин.

Габриэль смутилась и ушла. И назавтра решила сходить к аптекарю, да ещё пройтись по лавкам — поспрашивать, кому нужна помощница.

Но отец её идею не поддержал, более того, сильно разгневался, сказав, что он пока ещё жив, и пока ещё глава семьи, и не позволит, чтобы его дочь торговала в лавке луком или капустой. Чтобы не волновать его больное сердце, Габриэль быстро согласилась, что искать работу больше не будет. А на самом деле просто решила отложить этот разговор до лучших времён.

Единственное, что хоть немного радовало — синьор Миранди как-то снова воспрял духом. Может, причиной тому стала весна, что наконец-то, пришла в полную силу, а может, микстуры доктора помогли. Ну, или спаржа, которую Форстер присылал исправно…

Но перемены были налицо, и вскоре синьор Миранди стал возвращаться из университета весёлый, совсем забросил своих вечерних студентов и стал воодушевлённо говорить о каком-то новом проекте.

Габриэль рассеянно слушала его рассказы об останках саблезубого тигра, которые нашли в горах Трамантии, о бивнях неведомого зверя и наскальных рисунках в пещере под Эрнино, но мысли её были заняты поисками работы. Аптекарь предложил взять её в ученицы, разумеется, бесплатно — резать и сушить травы, толочь, мыть, развешивать…

Ну, а уж потом, когда она сможет самостоятельно готовить микстуры, он обещал, что освободится место и он назначит ей жалованье. Благо аптека была напротив их дома, и Габриэль решила согласиться на это втайне от отца. Отец весь день в университете, он даже не узнает. По крайней мере лекарства для него теперь обойдутся им в разы дешевле.

Только в первый же день Кармэла вытащила её из аптеки — синьор Миранди явился домой раньше обычного, радостный и почти счастливый, со стопкой бумаг в руке и бутылкой вина.

— Итак, моя милая Элла, больше тебе не нужно думать о том, чтобы стать чьей-то гувернанткой! — он потряс бумагами. — Мы уезжаем!

— Уезжаем? Куда же, синьор Витторио? — спросила Кармэла, спешно завязывая фартук.

— В Трамантию!

— В Трамантию? Пречистая Дева! Да это же край земли! — воскликнула служанка, осеняя себя охранным знаком.

— Не такой уж и край. Не видела ты краёв! — ответил синьор Миранди с улыбкой.

— Но… почему в Трамантию? Зачем? — спросила Габриэль, присаживаясь на краешек стула.

— Ты разве не слышала, что я рассказывал в последнее время о находках в Эрнино? Про пещеру и саблезубого тигра? Про рисунки? Элла, ты точно витаешь в облаках!

— Да, да, я слышала, и что?

— Университет получил большой грант на исследование этих находок. Так что… мы едем туда на всё лето! — воскликнул синьор Миранди. — Меня назначили руководителем экспедиции.

— Но… как же всё здесь? — спросила Кармэла недоумённо, обведя руками гостиную.

— Вы хотите провести жаркое лето в этой тесной квартире? — ответил синьор Миранди, нахмурившись.

— Синьор Витторио! Трамантия? Это же так далеко! Там, наверняка, ужасно холодно… И там одни гроу! А они же дикари! — не унималась Кармэла.

— Кто тебе всё это сказал? И многих ли гроу ты знаешь? Сомневаюсь, что ты видела хоть одного. Хотя нет, мессир Форстер вот тоже гроу. По-твоему, он похож на дикаря? — спросил синьор Миранди.

— По-моему, он гораздо хуже, — пробормотала Габриэль.

Но синьор Миранди не расслышал её слов, и лишь произнёс воодушевлённо:

— Трамантия- это страна высоких гор, прозрачных озёр и зелёных лугов. А какой там сыр, Кармэла! К тому же глава местной общины обещал предоставить университету внаём большой прекрасный дом.

— Папа! Но, ведь это такой длинный переезд! А доктор не велел…

— Вот там как раз и будет всё, как сказал доктор, — перебил её синьор Миранди, — чистый воздух, долгие прогулки и никаких студентов по вечерам. А главное — за эту экспедицию мне очень щедро заплатят. Так что принимайтесь собирать вещи — мы выезжаем на следующей неделе.

— Как? Уже? Пречистая Дева! Чего же так скоро-то? — Кармэла всплеснула руками.

— Необходимо закончить все работы к осени, так что тянуть время нельзя.

Спорить с ним было бессмысленно, и Габриэль на самом деле ничего не имела против Трамантии, да против чего угодно, что будет лучше этой квартиры с окнами на серую стену другого дома. Хотя, конечно, она предпочла бы вернуться в Кастиеру, а не ехать в дикий незнакомый край. Ведь по большому счёту, всё, что она знала о Трамантии, это то, что она далеко и населена малообразованными гроу. Ну и ещё — что это родина мессира Форстера.

И именно это обстоятельство, признаться, сильно её беспокоило — ей казалось, что к их предстоящей поездке «этот гроу» приложил свою руку. Но через несколько дней мессир Форстер неожиданно явился сам, сразу же после полудня. Он был, как и в прошлый раз, безупречно одет и весьма учтив — извинился трижды, сказав, что пришёл к синьору Миранди.

— Хозяин в университете, мессир, и лучше вам было бы искать его там, — ответила Кармэла, перегородив вход своим массивным телом.

— Я как раз оттуда, и разминулся с ним. Мне сказали, синьор Миранди отправился домой. Могу я подождать его здесь? — с этими словами он протянул Кармэле коробку, перевязанную атасными лентами. — А это… не спаржа, конечно, но было бы невежливо с моей стороны прийти в гости и оставить вас без внимания.

И, разумеется, против пирожных из кондитерской мэтра Эспозито сердце Кармэлы устоять не могло. Да и как было устоять перед нежнейшим розовым кремом, в недрах которого прятались кусочки бисквита, пропитанные сладким вишнёвым ликёром?

Кармэла оглянулась, ожидая увидеть укор в глазах хозяйки, но Габриэль в коридоре не было, и истолковав это обстоятельство в свою пользу, она произнесла как можно громче:

— Ну, раз синьор Миранди сказал, что вот-вот будет, то вы, конечно, можете подождать его в гостиной. Чаю? — служанка медленно отступила назад.

— Я бы не отказался, да и вы умеете готовить его отменно, хочу заметить, — Форстер снял шляпу и вошёл внутрь.

Под напором этой неприкрытой лести Кармэла тут же сдалась, улыбнулась смущённо и, как кошка с добычей, поспешно скрылась с коробкой на кухне. А когда появилась Габриэль, мессир Форстер уже расположился на том самом продавленном диване, за который ей в прошлый раз было очень стыдно.

Приветствие получилось сдержанным и холодным. Кроме Габриэль в доме находилась только Кармэла, да и та — пряталась от хозяйских глаз, нарочито гремя посудой, а мессир Форстер пришел без приглашения, и это, по сути, являлось довольно неприличным. К тому же, служанка всего лишь незамужняя женщина, хотя и старше хозяйки. Но не выгонять же на улицу «этого гроу»?

Отца нет дома и она как-то должна занять гостя до его прихода. Габриэль вспомнила последний разговор об их гостиной и клопах, фазана, спаржу, и их странное прощание…

И вот сейчас он снова сидит, вытянув ноги на полкомнаты, и молча её разглядывает. Ей было так неловко, что она не знала чем занять руки. Присела на краешек кресла и взялась за вязание, но спускала одну петлю за другой и путалась в нитках. Форстер, наоборот, нисколько не смущался, сидел расслабленно, как у себя дома, и внимательно наблюдал за попытками Габриэль победить несчастный шарф.

— Благодарю вас за спаржу, мессир Форстер, — произнесла Габриэль, наконец отложив спицы, и принялась изучать складки на портьерах поверх головы гостя.