— Габриэль, бросьте это ребячество, — Форстер посмотрел на её зонт, выставленный вперед, и произнёс чуть понизив голос, и в нём снова появились бархатные нотки, — вы разумная девушка, давайте забудем наши разногласия. Подумайте над тем, что этот брак будет выгоден нам обоим. Я богат, и решу финансовые проблемы вашей семьи, вы ни в чём не будете нуждаться. Я не стар, не уродлив. Я приятный собеседник и хороший любовник. Конечно, я не бари, я гроу и не знатного происхождения, вас это смущает? А любовь… Много ли вы знаете счастливых браков, заключенных по любви? Да и кто сказал, что вы не сможете меня полюбить?

Последние слова он произнёс совсем тихо и сделал полшага навстречу.

…Хороший любовник? Пречистая Дева! Да как же ему не стыдно говорить о таком вслух! Как у него только язык повернулся сказать подобное!

Габриэль поспешно отступила на шаг, и лицо её пылало от возмущения и смущения, от его слов и этого голоса, и от того, как странно он смотрел на неё. А ещё от того, что она на мгновенье представила, как они вдвоём идут под руку в Храм, как их осыпают лепестками роз и зерном, он обнимает её и наклоняется, чтобы поцеловать.

…Сможет его полюбить? Силы небесные! Да ни за что!

И сложив зонт поспешно, так, что затрещала одна из спиц, она произнесла:

— Я знаю, зачем я вам нужна, мессир Форстер! Вы хотите попасть в королевскую торговую палату, чтобы торговать вашими овцами, а я — ваш входной билет. И знаю, что вы расспрашивали о моей родословной так, словно я какая-нибудь гончая или лошадь. Бари ли я? О да! И я отказываю вам не потому, что вы не бари, и не потому, что вы — гроу! Нет, это не имеет никакого значения! Я отказываю вам, потому что вы мне не нравитесь. Более того, я презираю ваше отношение к женщинам, к браку, к традициям, ваш образ мыслей, ваше отношение к людям, и вашу продажность! И не желаю видеть вас подле себя «отныне и вовеки веков»! И пусть я буду глупой в ваших глазах и дальше, но всё же надеюсь выйти замуж по любви, а вовсе не за дюжину шляпок и туфель! И за человека, которого буду уважать, а не презирать втайне за его принципы и мораль! Надеюсь, вам понятно?

— Выйти замуж по любви? Лесной дух! — воскликнул он недоумённо и добавил уже чуть мягче: — Вы такой ещё ребёнок, Элья… Но, может быть… вам нужно время? Или совет отца? Ведь что-то может заставить вас передумать?

— Передумать? — она коротко рассмеялась, и внезапно шагнув ему навстречу, произнесла негромко, вздёрнув подбородок и глядя ему прямо в глаза: — Вы спорили с синьором Грассо на ящик вина о том, что я буду мечтать о подобном предложении. Что же, мессир Форстер, имейте мужество признать, что вы проиграли.

Их лица были совсем близко, но ей больше не было страшно. Она поняла, что в этот краткий миг имеет какую-то странную власть над ним. Взгляды обжигали друг друга и некоторое время они стояли так, и если на лице Габриэль можно было прочитать все эмоции, то лицо Форстера было совершенно непроницаемо, только зрачки сделались совсем маленькими, и казалось, что его глаза наполнены осколками льда.

А потом Габриэль отступила, сделав несколько шагов назад, вышла из-за куста роз, и увидела, что у беседки стоят так ожидаемые ею гости.

Она радостно помахала им, с облегчением подумав, что, наконец-то, этот разговор будет закончен, и только потом заметила, что капитана Корнелли с ними нет, а Франческу сопровождает только её кузен.

— Надеюсь, мессир Форстер, между нами не осталось недопонимания? — спросила Габриэль приторно-вежливым голосом.

— Нет-нет, вы всё объяснили вполне доходчиво, синьорина Миранди, — сказал Форстер, и выйдя из укрытия, тоже увидел гостей, стоящих у беседки, — что же, не буду больше вам надоедать, учитывая, что у вас есть более… интересное общество.

Он захлопнул коробочку с кольцом и убрал во внутренний карман.

— И не забудьте отправить ящик лиарнского синьору Грассо, мессир Форстер, — ответила Габриэль с издёвкой, — здесь на юге принято держать своё слово.

Форстер чуть поклонился и ответил:

— Ну что же, вы правы — мой промах очевиден, — произнёс он холодно, и на лице его не дрогнул ни один мускул, — и… наверное, я сделаю вам больно этими словами, синьорина Миранди, но лучше бы вам знать, что капитан Корнелли не собирается на вас жениться, если вы на это рассчитываете, а вы рассчитываете — я вижу. И сегодня он здесь тоже вряд ли появится — у него небольшая проблема… с плечом, — Форстер застегнул сюртук и чуть поклонившись, добавил с ледяной вежливостью, — всего хорошего, синьорина Миранди. Несмотря на наши… разногласия, мне было приятно провести с вами время. Надеюсь, ещё увидимся.

— Не могу сказать, что это было взаимно, мессир Форстер. И надеюсь, не встречаться с вами больше ни при каких обстоятельствах! — отрезала Габриэль.

Он чуть улыбнулся, кивнул ей сдержанно и ушел, а Габриэль немного помедлила, успокаивая дыхание, и бешено бьющееся сердце, и лишь дождавшись, когда синьор Миранди проводит Форстера до ворот, направилась в беседку.

Её едва держали ноги, лицо пылало, а руки стали совсем холодными, она вымученно улыбнулась Фредерику и поцеловала Фрэн, но почти не слышала слов приветствия.

— У меня сломался зонтик, и… нужно… принести лимонад, ты мне поможешь? — спросила Габриэль, обращаясь к кузине.

И Фрэн, с которой явно было что-то не так, тут же вцепилась в её руку и сама потащила Габриэль в дом.

Она упала в кресло, разложила веер, и набрав в грудь побольше воздуха, начала торжественно:

— Тебе лучше присесть, Элла! То, что я сейчас скажу… Пречистая дева! — Фрэн внезапно вскочила и выпалила с горящими глазами. — Они стрелялись из-за тебя на дуэли! Ты представляешь? Уму непостижимо! Элла!

— Кто стрелялся? Ты о чём? Фрэн? Да успокойся ты! — удивленно воскликнула Габриэль.

Но Франческу уже нельзя было остановить. Она принялась ходить по комнате из угла в угол, и тараторить, сбиваясь с одной мысли на другую, а щёки её горели лихорадочным румянцем.

— Как кто! Корнелли и этот Форстер! Сегодня утром! И Форстер прострелил ему плечо! И теперь капитан Корнелли дома и с ним капитан Моритт, поэтому они не пришли. А я не хотела идти, ведь неудобно, этот гроу здесь… Пречистая Дева! Никола сказал, что он стреляет, как бог! А ну как бы у него был сейчас с собой пистолет? Я как его увидела — обомлела вся. Но я же подруга, я должна была прийти, предупредить, — она упала в кресло, и принялась обмахиваться веером, — я просто умираю от зависти! Вот бы кто стрелялся на дуэли из-за меня…

Габриэль медленно опустилась на кушетку, чувствуя, как её совсем не держат ноги.

…Они стрелялись из-за неё?

Отец наш небесный! Какой позор! Теперь вся Кастиера, да что-там, всё Побережье будет обсуждать её и это событие до конца осени, а, может, и всю зиму. Ну, или до следующей скандальной дуэли из-за женщины.

А в итоге из «бедняжки» она превратится в «дуру» или «гордячку», или и в то и другое одновременно, потому что предложение одного из дуэлянтов она только что отвергла, а второй дуэлянт ей в итоге его не сделает. Каким бы подлецом ни казался Форстер, тут он был прав. Капитан Корнелли вряд ли женится на ней…

Сказать, что на её репутации появилось пятно — это ничего не сказать. Вряд ли после такого какой-нибудь мужчина в своём уме придет к ней с предложениями. Кому нужна так много мнящая о себе «гордячка и дура», которая отвергла сто пятьдесят тысяч ливров годового дохода? Будь она богата — другое дело, подобная дуэль только прибавила бы ей ценности как невесте. А в её положении вся эта история с дуэлью проделала дыру не только в плече капитана Корнелли, но и в её репутации.

И самое обидное было то, что они стрелялись не из-за неё, на самом деле они ведь стрелялись потому, что ненавидели друг друга, а она стала просто предлогом.

…Милость божья!

— Фрэн…

Габриэль беспомощно посмотрела на кузину, которая продолжала сокрушаться о том, что в её жизни никогда такого не случится.

— Фрэн? А с чего ты решила, что они стрелялись из-за меня? — спросила тихо Габриэль, надеясь, что, может, это какая-то ошибка. — Они, вроде как, давние враги, мало ли поводов? При чем тут я?

— Ну, так капитан Корнелли сам сказал, Никола был его секундантом, а он сказал Федерику. А синьор Грассо был секундантом Форстера. Да все уже знают! Ах, Элла! Ты такая счастливая! Надеюсь, Паола пойдёт прыщами от зависти!

— А причина в чём? Из-за чего? Я ведь не давала никакого повода!

— Причина? Элла… только скажи, что ты не будешь на меня сердиться?

— Сердиться? Фрэн? Скажи, что ты наделала?

— Да ничего я не наделала! Просто вчера, когда к нам заходил Фредерик, а ты уже ушла… то он… он увидел корзину с розами… и спросил, он думал это мне… ну, а я сказала, что они от «этого гроу», и что ты хочешь выбросить их в окно. А он рассказал Корнелли… наверное. И они повздорили вчера вечером. Капитан заступился за тебя и попросил Форстера не надоедать девушке подарками, которые ей неприятны. А Форстер сказал, чтобы Корнелли катился к дьяволу, и что девушка сама решит, что ей нужно, а что — нет, и что если она хочет выбросить цветы, то пусть выбрасывает, а капитану нечего лезть в ваши отношения.

— Отношения? Он что — так и сказал? — спросила Габриэль с ужасом.

— Да, кажется, так и сказал. А ещё — сказал капитану Корнелли держаться от тебя подальше и что он прострелит ему ногу, если увидит рядом с тобой! А капитан ответил, что, не хочет ли он сам словить пулю за то, что волочится за южанками, и что его место среди овец, ну и дальше уже неприличное.

Фрэн сложила руки в молитвенном жесте и тут же продолжила с восторгом:

— Но, если хочешь — спроси сама у капитана Корнелли, мы теперь обязаны поехать к нему. И надо взять корзину цветов…