Ляна Зелинская - Южная роза

На следующий день после завтрака гости отправились на священную гору в монастырь Невинных дев. Там по обычаю родители жениха должны были сделать щедрые пожертвования и прочесть молитвы, благодаря Богов за скромность и целомудрие невесты.

Торжественная кавалькада колясок, украшенных цветами и лентами, проехала верхней дорогой, разбрасывая по обочинам зерна пшеницы и лепестки роз, одаривая нищих медными монетами и сладостями. Когда жизнь новой семьи начинается с благих дел, то и Боги будут к ней добры.

Габриэль разглядывала толпу — хотела быть уверенной в том, что мессир Форстер не окажется внезапно где-нибудь поблизости. Но, к счастью, его нигде не было видно, и она вздохнула с облегчением.

…Вот было бы здорово, если бы он вообще не появился!

Но надежды Габриэль на то, что дальше она сможет наслаждаться вальсами, а не прятаться в темноте, как вчера, рухнули, едва их процессия вернулась с прогулки. Мессир Форстер не только оказался среди гостей, более того, он как ни в чем не бывало беседовал с её отцом в тени густых деревьев, у стола с закусками.

Синьор Миранди на прогулку не поехал, сославшись на разболевшееся колено, но, по всей видимости, общество столь «приятного» собеседника, как мессир Форстер, сняло его недуг как рукой. Что такого нашел в «этом гроу» её отец, для Габриэль оставалось загадкой. Но увидев их вместе, она ужасно разозлилась. Сердце рвануло вскачь, потому что она полночи провела без сна, перебирая в уме, что можно было бы сказать в ответ на вчерашние колкости «этого гроу». И, с одной стороны, теперь у неё просто язык чесался от нетерпения взять реванш, а с другой, она понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет, и лучше бы ей вообще ускользнуть от внимания наглого северянина. Поэтому подойти к ним сама Габриэль не решилась. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь подумал ненароком, что она ищет общества «этого гроу».

Но укрыться в беседке от зорких глаз мессира Форстера ей не удалось — он увидел её издали, учтиво поклонился, шепнул что-то синьору Миранди, и отец тут же обернулся, помахал рукой, предлагая присоединиться к ним.

…Я буду вежливой и спокойной…

…Я сделаю вид, что ничего не было…

Она поцеловала в щёку отца, распахнула веер и принялась обмахиваться, чтобы хоть как-то скрыть своё волнение.

— Синьорина Миранди, — Форстер учтиво её поприветствовал, церемонно поцеловал руку, затянутую в изящную кружевную перчатку, и добавил тихо, так чтобы синьор Миранди точно не услышал, — как жаль… что нет повода предложить вам снова свой платок.

Габриэль вспыхнула.

…Этот наглец никак не уймётся? Да как же можно быть таким невоспитанным! Зачем всё время намекать девушке на её нечаянный конфуз?

— «Как жаль», что дела так надолго задерживают вас на юге, мессир Форстер. Вы северянин, и, наверное, жутко страдаете от нашей жары. На вашем месте я бы просто мечтала о том, чтобы поскорее отсюда… уехать, — произнесла Габриэль с притворным сочувствием, проигнорировав напоминание о её вчерашнем фиаско.

Она едва удержалась, чтобы не сказать «поскорее отсюда убраться», но вовремя остановилась и спросила с ледяной вежливостью:

— Так, как скоро вы уезжаете?

— Не раньше, чем осмотрю ваш прекрасный сад, синьорина Миранди, — улыбнулся Форстер, сделав вид, что не заметил сарказма, — у нас в горах розы не растут, знаете ли. Только шиповник. А мне хотелось бы увезти с собой какое-нибудь тёплое воспоминание о нашей встрече… помимо вчерашнего чудесного вальса, — он повернулся к синьору Миранди и добавил, — ваша дочь прекрасно танцует, Витторио. Мне понадобилось немало усилий, чтобы выкроить местечко в её расписании танцев.

— Вашей изобретательности можно только удивляться, мессир, — тихо ответила Габриэль.

…Он уже называет отца по имени! Немыслимо!

— Да, Александр! — воскликнул синьор Миранди. — Это у неё от матери. Моя Джулия прекрасно танцевала. Я впервые увидел её именно на балу, и сразу же влюбился! Представьте, что мне понадобилось целых два года, чтобы добиться её согласия.

— Но вы оказались упорным, Витторио? — с усмешкой спросил Форстер, глядя при этом на Габриэль.

— Скорее — упрямым, это правда. Но и она была, ужас, какая упрямая. Сказала, что я вечный студиозус и книжный червь, что я корплю над черепками и костями, и не замечаю ничего вокруг. А знаете, чем я её подкупил?

— Чем же? — левая бровь Форстера взметнулась вверх.

— Розами. Очень уж она их любила. Поверите ли, что я посылал ей каждый день корзину роз целых три месяца?

— И под натиском этих роз её принципы пали? — усмехнулся Форстер.

— Ещё, как пали! — рассмеялся синьор Миранди.

— У всех принципов есть своя цена, Витторио, — ответил Форстер многозначительно и посмотрел при этом на Габриэль.

…И зачем только отец рассказывает ему это? Зачем он вообще говорит о матери с «этим гроу»?

Ей было неприятно, что Форстер поставил в один ряд свои рассуждения о треклятых шляпках и то, что она помнила о матери и её принципах.

Синьорина Миранди была женщиной безупречного воспитания, она бы лучше умерла, чем поступилась уважением к себе. И она любила отца, а Форстер опять свёл всё к цене и стоимости. Да кто дал право этому дремучему горцу вообще говорить о ней!

— Отец забыл сказать, что они любили друг друга, мессир Форстер, — произнесла она холодно, — а посылать любимой женщине цветы не то же самое…

Она хотела повторить его фразу о шляпках и туфлях, и едва сдержалась — отец бы не понял её внезапных нападок. Поэтому Габриэль, с шумом сложив веер, присела в реверансе и добавила:

— Впрочем, неважно. Прошу простить, я совсем забыла, что обещала Фрэн помочь… с одним делом. Извините.

Она бросила на Форстера взгляд полный ледяного презрения и удалилась, едва сдерживая гнев. Шла и думала о том, что никогда ещё не испытывала к человеку такой жгучей ненависти. И такого желания отомстить.

Габриэль пыталась успокоить себя тем, что синьорина Миранди точно бы не одобрила это её желание, и сказала бы, что воспитанная девушка не должна думать о мести. Воспитанная девушка должна пойти в храм и просить Богов избавить её от таких неподобающих желаний.

Но мысли о молитве и храмовой тишине, наполненной ароматами ладана и мирры, почему-то вызывали только раздражение. Думалось совсем не об «избавлении от желаний», а о том, что сейчас она, как никогда понимает, почему мужчины вызывают друг друга на дуэль.

— Элла! — Франческа появилась внезапно, как обычно вся пылающая от нетерпения. — Мы идем играть в шарады! А вечером будет спектакль! Ты знаешь, что в саду уже соорудили сцену? Идем с нами! А ещё я хочу кое с кем тебя познакомить! И, поверь мне — добавила она уже шёпотом, — ты будешь приятно удивлена.

Глаза Фрэн сияли, она схватила кузину за руку и потащила за собой, а Габриэль и не сопротивлялась. Мысли её настолько были заняты предыдущим разговором, что она даже не замечала ничего вокруг, и как-то внезапно они оказались перед группой офицеров в синих мундирах королевских войск.

— Господа, позвольте вам представить мою кузину Габриэль Миранди. Элла, моего кузена Фредерика ты помнишь, а эти господа служат с ним вместе — капитаны Энцо Корнелли и Никола Моррит. Они только что приехали с севера, из экспедиционного корпуса. Ах, как жаль, что вы не видели вчерашнюю церемонию!

Пока они обменивались любезными приветствиями, Франческа успела наклониться к уху Габриэль и заговорщицки прошептать:

— Ты помнишь, что тебе сказала гадалка? Между прочим, Никола Моритт уже пригласил меня на все сегодняшние вальсы, так что тебе придется танцевать с Энцо. Он, кстати, очень недурен, не женат и он — ка-пи-тан! Осталось только встретить загадочного незнакомца и выбрать…

Габриэль усмехнулась и подала для приветствия руку капитану Корнелли.

Он, и правда, был хорош собой.

На голову выше Габриэль и прекрасно сложен — светлые волосы чуть вились, падая на лоб, и серые глаза смотрели слегка с прищуром, может, несколько оценивающе, но взгляд, которым он её окинул, был полон восхищения, и такую бестактность она тут же ему простила. Капитан склонился к её руке в галантном поцелуе, и на его плече блеснула нашивка экспедиционного корпуса — золотой лев на зеленом поле.

Ей вдруг вспомнились карты гадалки, и на мгновение в сердце Габриэль закралось нехорошее предчувствие. Но, как девушка разумная, она тут же отмела его в сторону, решив, что именно предсказание гадалки заставляет её теперь замечать то, на что раньше он бы не обратила внимания, например, на львов и капитанов.

— Вы же будете играть с нами в шарады? — спросила лукаво Фрэн, и мужчины тут же согласились.

Капитан Корнелли подал руку Габриэль, и они направились туда, где гостеприимные хозяева обещали устроить вечерний спектакль. Сцена, украшенная лентами, драпировками и цветами, пряталась в тени больших старых лип. Вокруг уже стояли плетеные стулья, с разложенными на них подушками, и желающих поучаствовать в предстоящей игре собралось немало. В основном — юные синьорины и молодые синьоры, мечтающие остаться без общества старших под вполне благовидным предлогом.

— Что мы будем изображать? — спросила Фрэн, когда первые две шарады были разгаданы. — Что-то связанное с женихом и невестой? Или со свадьбой?

Всё, что касалось всевозможных выдумок, обычно отдавалось на откуп Габриэль.

— Не обязательно. И вообще, нужно придумать что-то, о чём никто не догадается, ты же видишь, как быстро стало понятно, что такое Монастырь невинных дев. И потом, должно быть смешно.

— Смешно?

— Ну да, иначе зачем вообще играть, — улыбнулась Габриэль, её глаза блеснули, и она прошептала на ухо Фрэн, — у меня есть одна идея. Но если ты струсишь, так сразу и скажи.