Он всегда был дерзким, отстраненным и сдержанным Ноа. Даже когда мы были подростками, он едва говорил, если у него не было какого-нибудь язвительного замечания. Теперь я не могла сопоставить образ мужчины, которого всегда знала, с тем, кого вижу прямо сейчас. Его лицо покраснело, слюна брызжет с губ, а менеджер приложил все усилия, чтобы его удержать. Он выглядел отчаянно жаждущим расплаты, желая причинить вред собственному отцу. Самое худшее в том, что его отец выглядел точно так же.

Я не смогла сказать ни слова, когда он прошел мимо меня. Никого больше не было в коридоре, но я все равно не смогла отвести взгляда.

– Ноа? Ноа? – услышала я звуки из соседней комнаты. – Дерьмо… черт возьми!

Это тебя не касается. Я прекрасно знаю это. Драма Ноа – лишь его драма. Мне хватает и своей. Но все же я продолжаю идти к его номеру-люкс и замечаю, что дверь открыта. Мое сердце так сильно колотится в груди, что мне становится плохо. Не знаю, что именно я ожидала увидеть. Однако, лежащим его на полу в спальне, явно не приходило мне в голову.

Словно переключатель сработал в моей голове, и я бросилась к нему.

– Ноа!

– Амелия? – его менеджер встал, чтобы вытолкнуть меня из номера.

– Отойди! – я стукнула локтем в какую-то часть его тела, попавшуюся мне под руку, и упала на колени перед ним. С неудержимой силой слезы текли из его глаз, в то время как все его тело дрожало, словно он замерзал. – Что ты стоишь? Вызови врача…

– Я…в …по-ряд-ке,– сказал он сквозь стиснутые зубы.

– Заткнись, – сказала я. Он определенно не в порядке. – Тебе нужно…

– Это пройдет. У него закончилось лекарство. Он просто должен успокоиться,– прошептал Остин позади меня.

Ноа, идиот, еще и попытался улыбнуться, и если бы он мог, то сказал бы что-нибудь язвительное.

– Я собираюсь обнять тебя…

– Я…в…по-ряд-ке.

– Ну, я так не считаю, – я с трудом сглотнула. – Мне не нравится видеть тебя таким, так что я обниму тебя, а когда ты придешь в себя, то сможешь снова меня ненавидеть.

Разомкнув его руки, я положила одну на свою талию, а затем обвила руки вокруг его шеи, примкнув в его объятья. Закусив губу, я уставилась на подол кровати, стараясь изо всех сил игнорировать дрожание. Все его тело было таким холодным и напряженным. Могу только представить, насколько это болезненно для него, поэтому я обняла его еще крепче.

Ему необходимо успокоиться, но как? Что мне сказать? Он всегда любил поэзию и игры. Я попыталась что-нибудь вспомнить, но ничего не приходило на ум. Так что я решила попробовать одну вещь, которую делают все актеры. Я начала сочинять на ходу и молилась, чтобы это сработало.

Когда-то было самое радостное время

Перед самыми плохими временами.

Были только ты и я,

Молодые и глупые возлюбленные.

Никакие матери, отцы, сестры или братья,

Желающие нас разлучить, не могли этого сделать.

Они насмехались над нами, висящими на деревьях.

Мы целовались и обнимались,

А потом упали с этого дерева.

Так что остались только ты и я,

Плоды отравленного дерева.

Он не ответил, по крайней мере, не с помощью слов, но обнял меня еще крепче. И только тогда я поняла, что он перестал дрожать. Отодвинувшись, чтобы увидеть его лицо, я прикоснулась лбом к его, и его сине-зеленые глаза пристально смотрели в мои.

Я чувствую его возбужденный член между нашими телами так же отчетливо, уверена, как и он ощущает мои напряженные соски у своей груди. Воздух между нашими губами становится все горячее и горячее.

И все же ни один из нас не пошевелился.

– Позже не высмеивай мое стихотворение.

Уголки его губ приподнялись. – Обещаю, что не буду… но могу я высмеять его прямо сейчас?

Нахмурившись, я попыталась отодвинуться, но меня сжали в объятьях еще крепче.

– Я все еще дрожу.

– Нет, это не так. Ты лжец! – рассмеялась я, и он тоже.

До этого момента я не осознавала, как сильно скучала по его смеху и улыбке.

Боже милостивый, соблазни меня чем-нибудь еще, только не ею.