В машине она поцеловала его в ухо.

— Ты испугалась?

— Чего? А, этого. Нет, все равно это должно случиться.

Его поразила ее безмятежность.

— Если я не скажу ему раньше сама.

— Кому?!

— Моему папе о тебе.

Машина дернулась и сорвалась с места. У него почему-то повлажнела спина.

— Ты серьезно?!

— Ну, не будь таким нервным. Я пошутила. Я даже не знала, что ты такой эмоциональный!

Но он не улыбался, он знал, что этот ребенок ничего не упоминает зря.

На второй день после приезда мистер Нилл сообщил, что увеличивает жалованье Александра на пятьдесят долларов в неделю.

Политика кнута и пряника, подумал Александр, но ошибся.

— Я не заслужил, сэр. Честно.

— Это не важно.

— Я делал ошибки, которые вас раздражали.

— Моя дочь вами довольна, а это самое главное. И тут неожиданно до него дошло.

— Спасибо большое, — сказал Александр.

— На здоровье, — ответил мистер Нилл, чему-то усмехнувшись.

Я бы его уволил хоть завтра, подумал он про себя. Но Юджиния… Странная девочка, то ей ничего не нравится, то ей понравилось, к а к он водит машину, — ее не укачивает.


Он вез Юджинию в школу. Абсолютно не представляя, что будет теперь.

— Что нового? — спросила Юджиния.

— У меня радостные новости.

— Да? — сказала она.

— Мне прибавили зарплату.

— Поздравляю, — сказала она и посмотрела в окно.

Он не выдержал:

— Зачем ты это сделала?

— Я ничего не делала.

— Юджиния? Она молчала.

— Я спрашиваю еще раз, зачем ты это сделала?

— Потому что я не хочу, чтобы ты тратил свои последние деньги, недоедал. А у него их и так много, не волнуйся.

— Ты понимаешь, что ты делаешь?! Он будет платить за то, что я сплю с его дочерью.

Она вздрогнула. Александр понял, что сказал резко, и сразу извинился.

— Юджиния, прости меня, — это был редкий раз, когда он извинялся. Он начал целовать ей руку, почти не следя за дорогой.

— Вот как ты это воспринимаешь? Вот как ты это воспринимаешь! — она ушла в школу вся в слезах.

Не ожидая, он сразу поехал в самый дорогой торговый центр. Парень был удивлен, когда он назвал Цифру; пятьдесят. Едва увязав их в охапку. Но они были красивы.

Надутая, она шла из школы, не поднимая взгляда. И села на заднее сиденье, вместо переднего. Александр повернулся к ней, и тут она ощутила запах и подняла глаза: пятьдесят красных душистых роз смотрели на нее. Она вздрогнула.

— Это тебе, — сказал он.

— Что это?

— Кажется, розы, — сказал он и задумался. Она наклонилась, и их губы слились в поцелуе.

Она была счастлива.

Александр так и не представлял, что теперь будет. Зато представила Юджиния.

— Почему ты не хочешь, чтобы я приезжала к тебе?

Он вспомнил убогое жилье, книги на полу, бумаги, записки, рукописи, неубранность маленькой клетки, зовущейся жильем, и ее — расцветшую розу, — и ему стало нехорошо. Она уже третий раз спрашивала его, и на ответ, что он живет не один, а делит жилье со знакомым, непонятно кивала.

Проклятая нищета, впервые подумал он. Она выжидающе смотрела на него. Он молчал.

— Ведь ты живешь один, я звонила твоему управляющему.

Он с удивлением вскинул глаза на нее, не сомневаясь, что она это сделала.

— Хорошо, один.

Она начала целовать его, смеясь, головой закрывая ему дорогу, он вел вслепую.

— В следующий раз не попадайся на удочку так легко. Я взяла тебя на пушку.

Он рассмеялся и подумал, насколько поглупел. Он верил ей во всем.

Уже подъезжая к дому, она сказала:

— В общем, ты как хочешь, а послезавтра я приеду к тебе в гости.

Он не успел раскрыть рта. Слуга отворял уже дверь, помогая ей забирать розы.

Так тщательно он не делал никогда и ничего. Он убирал квартиру ровно два дня и две ночи. Он вычищал и вылизывал каждый угол так, как, наверно, боявшийся смерти Геракл не чистил авгиевы конюшни. А они были грязны, эти конюшни. Видит Зевс как.

Пока наконец не осталось ни соринки, ни пылинки, и тогда он ушел в ванную. С ванной у него были сложные отношения, и он не хотел вспоминать какие.

Обед он готовил ночью, уже не успевал, и с улыбкой вспоминал, как волок полные кульки с едой, которые едва не падали из рук.

Юджиния приехала в три часа. Он не ожидал ее так рано и был доволен, что все готово. Царственным шагом она переступила порог и сразу осмотрелась.

— Как чисто!.. — сказала она.

У него чуть не подкосились ноги.

Потом она вынула из-за спины и протянула ему самую большую коробку конфет, которую он когда-либо видел.

— Спасибо, но я почти не ем сладкое.

— А я ем сладкое.

Он взглянул на размеры коробки и подумал: или — сколько же она может сразу съесть конфет, или — сколько же раз она собирается сюда приезжать. Много. Это было понятно в любом случае. И он взялся невольно за спину. Она болела.

Он принял верхнее одеяние Юджинии и еще раз поблагодарил за подарок. Величественным жестом руки она опустила его благодарность, сказав, что это пустяки.

Юджиния уже вошла в комнату, и он замер. Ему было страшно неудобно за свое маленькое жилье. Такое куцее и такое скромное. Хотя какой-то мудрец в Древности сказал: бедность не порок.

Она огляделась и сразу подошла к полкам.

— Я никогда не видела столько книг.

— Это единственное, что осталось у меня. Это вся моя жизнь.

Она с неожиданным почтением взглянула на него.

— И ты читал их все?

— Многие из них — не раз.

— А ты научишь меня читать?

Он вздрогнул и вспомнил, через что прошел, пока чтение стало его натурой, привилось, как наука, как привычка, без которой нельзя жить.

Она испугалась его испуга.

— Ну, не все, только названия.

— Названия — хорошо. Это займет много времени.

— Я заплачу тебе. Он улыбнулся:

— Тебе ни за что не надо платить. Юджиния уже за все заплатила. И намного вперед.

— Когда?

— Тогда, в комнате отеля.

— Да? Я не думала, что это произвело на тебя такое впечатление.

Он подошел к ней. Она ждала. И первый раз поцеловал ее сам. Она замерла и ослабла в его руках. А раскрывшиеся за минуту до этого губы на секунду стали безвольными. Казалось, что она потеряла сознание.

— Юджиния! — воскликнул он.

— Да… — она возвращалась на землю, словно из тумана, и легкая дымка застилала ее глаза. — Это было хорошо.

— Тебе понравилось? — Он удивился, так как никогда не был хорошим целовальщиком. Все остальное он делал хорошо.

— Да, очень.

— Я могу поцеловать тебя еще раз.

— Два раза, — сказала она. — Но не больше, иначе мы испортим весь вечер…

Он не понял, в каком смысле, но догадался…

Она обвила свои руки вокруг его шеи. Ему казалось, что запах рая коснулся его губ. У нее было чистое и душистое дыхание. Она подошла к окну и посмотрела. На улице уже смеркалось.

— Где ты пишешь? — спросила она. Он показал на свой стол.

— Да, но это маленький стол!

— А у меня мысли небольшие.

Она рассмеялась. Потом серьезно сказала:

— Не может быть.

— Почему?

— Иначе ты бы мне не понравился.

Он всерьез задумался над этой мыслью. В душе его еще была незаполненность, он никак не мог перестроиться, что она просто девочка, его, а не дочка хозяина.

— У тебя есть фотографии мамы и папы? — спросила она.

Он достал их из ежегодника и показал ей.

— Твоя мама очень красивая, — с удивленным восхищением сказала она. — Очень.

— Это она лет пятнадцать назад.

— Ты похож на нее?

— Нет, конечно. Разве это не видно?! — Он рассмеялся.

— Я не знала, что там могут быть такие красивые женщины.

— Были и есть, красивей, чем в Америке.

— Америка — это не эталон. Я удивлена, что там есть такие. Я слышала совсем другое.

— Снега, медведи? Водка и икра! Она рассмеялась.

— Да, мама была очень красивой. Ее три раза воровали.

— Как это так?

— Чтобы жениться. Когда ей было семнадцать лет. Мы жили в таком месте, где это было принято.

— Ой, как интересно! Расскажи мне.

И он рассказал ей про свое любимое место — Кавказ. Любое описание которого будет звучать бледно. Он прожил там пятнадцать лет, вырос и сложился. Потом уже поступил в университет, в столице.

Юджиния над чем-то задумалась после его рассказа.

— Значит, воруют на конях? А на машине будет быстрее?

— Ты сообразительная девочка. Так сейчас и делают. Увозят в горы, а потом родственники смиряются.

Она еще миг подумала и встряхнулась:

— Ты пишешь маме?

— Да.

— Вы можете звонить друг другу?

— Они звонят мне раз в месяц. Но ни о чем говорить нельзя. Только о незначительном, о погоде. Что скучают или ходят куда-то. Чтобы им (не повредить больше, мой отъезд и так на них сказался.

Раздался звонок, Александр поднял трубку, но кто-то ошибся номером.

— Мы можем обедать, если ты хочешь, — сказал он.

— Ты даже приготовил обед? — Да.

Они сели за стол. Она была в восторге от обеда. И даже шампанского, оно было полусладкое. Что стоило ему огромного труда — достать. Так как найти в этой стране, в Америке, не сухое шампанское было невозможно.

После обеда она нежно поцеловала его со словами благодарности. Он ухаживал за ней как мог. И совсем не заметил, что она на редкость удобно и уютно вписалась в его маленькое убогое жилье (как он считал), которого он так стеснялся. И как-то не заметил, что в душе его исчезла пустота и появилось что-то похожее на чувство. Он сначала не понял отчего, потом догадался: она была в его доме, где он чувствовал себя самим собой, и что она девочка, а не дочь, и она принадлежит или будет принадлежать ему.