Вернувшись, они застали Юджинию, помогающую сортировать сандвичи, и двух крайне смущенных этим событием итальянцев.

Вскоре все стали выносить приготовленное, и Александр таскал, как заправский грузчик. Кули были тяжелые, и казалось, что самое трудное позади, но это только казалось.

Чезаре сел в машину с Александром и Юджинией. Кузены вели фургон.

После нескольких светофоров Чезаре сказал:

— Ты водишь машину, как ненормальный итальянец. Лучшего комплимента Александр не желал.

— Это потому, что я люблю их, — сказал он.

— Кого, машины или итальянцев?

— И тех, и других, — улыбнулась Юджиния. Въехав сбоку на площадь, они остановились и начали выгружать.

После этого все распрямились, вытерев пот, и стали ждать команд Александра.

Сначала он разнес бутерброды всем художникам, которые улыбались, благодарили и не были удивлены.

Потом они раскинули столики и стали все выкладывать на них. Булочки с колбасой, сыром, ветчиной словно ожили, они были как маленькие произведения искусства. Итальянцы умеют обращаться с продуктами, подумал Александр. Он поднял руку.

— Все готовы? — спросил он.

— Uno momento, — сказал Чезаре. И дал команду кузенам подогнать фургон к их спинам. — Чтобы тылы закрыть, — улыбнулся Чезаре, — я всю войну прошел, научился, как отступать из окружения. Сейчас ты увидишь, что будет твориться.

Но даже Чезаре с его итальянской фантазией не представлял того, что сейчас начнется.

Было ровно девять часов. Александр, оглядев всех, как полководец перед решающим сражением, махнул рукой. Тут же раздался голос Чезаре:

— Подходите и берите.

Люди начали стекаться, брали предложенное и протягивали деньги.

— Свободно, бесплатно, — едва успевали отвечать три итальянца. Кузены сидели в фургоне и внимательно наблюдали. Они знали римлян, сами были римляне, и готовы были по первому зову увозить и спасать свой род.

Сначала люди не понимали и продолжали протягивать деньги. Их руки отодвигали, им говорили: не надо! Сзади стала собираться небольшая очередь, послышались возгласы: двигайтесь. Получив бутерброды, люди отходили и с недоумением смотрели на них,

Наконец маленькая очередь иссякла. И Александр разнес художникам еще раз булочки. И вдруг случилось невероятное. Со всех сторон площади стали стягиваться люди в тот конец ее, где стояли итальянцы и молодая американская пара.

Слух о бесплатной еде разнесся в мгновение ока по всей большой площади, прилегающим переулкам, улицам и маленьким площадям. Отовсюду на площадь уже бежали люди. Пять пар рук едва успевали раздавать булочки. Они были окружены плотным полукругом, полукольцом, и Александр благодарил неизвестно какого Бога, что Чезаре оказался талантливым провидцем. Площадь уже была забита. Толпа волновалась, как живое море. Она напирала на впереди стоящих, и они все сильнее сжимали хрупкие столики. Которые уже давили в ноги и бедра раздающим.

Напрасно Чезаре пытался успокоить напирающих и давящих, умоляя их отодвинуться. Протянутые руки выхватывали бутерброды, и получившие выталкивались из толпы сбоку и позади фургона.

— Нужно увести Юджинию в машину, — сказал Чезаре Александру.

Многоголосый шум несся над площадью, толпа давила, всем не терпелось узнать, что же творится, так как дальняя часть площади не знала, что раздают и почему это происходит. Людское любопытство — поршень в двигателе жизни.

Однако затея Александра уже грозила обернуться в нечто страшное: напор толпы сдерживать было невозможно. Она медленно сплющивала отважную пятерку. Александр подумал, что забавно быть раздавленным толпой… в знак благодарности. Но, увидев Юджинию, тут же решил действовать. Прежде всего поднял ее на крышу фургона.

Он уже раскрыл рот, как вдруг Юджиния, встав на цыпочки, начала тянуться вверх. Она сложила руки рупором и на чистом итальянском сказала:

— Пожалуйста, друзья, отодвиньтесь немного назад. Вы сжимаете нас, нам нечем дышать и нет возможности двигаться. Пожалуйста, отодвиньтесь назад. Ничего особенного не происходит. Мы просто раздаем бутерброды. — (Чезаре синхронно переводил; Александр и он потом долго смеялись над этой фразой.) — Из любви к Италии. Отодвиньтесь назад, пожалуйста, отойдите.

Толпа стихла, потом зашумела и вдруг стала подавать назад. Как своенравный скакун нехотя подаёт назад, приседая на задние копыта.

Неожиданно добрым самаритянам представилось, что им дали кислородные подушки — сколько воздуха оказалось в этом маленьком освобожденном пространстве.

— Надо быстрей кончать, или они кончат нас, — сказал Чезаре. — И я уже не говорю о своих детях, но мне нравится Юджиния.

Они стали с удвоенной скоростью раздавать еду. Толпа опять напирала.

— Говори, Юджиния, говори, — просил Чезаре, — у тебя прекрасный голос, и я верю, что он нас спасет.

Она снова сложила руки рупором. И полилась итальянская речь. Александр только поражался чистоте ее итальянского языка. То ли голос, то ли красота Юджинии подействовали, но толпа отодвинулась во второй раз, это было поразительно. Вторая передышка дала им возможность раздать последнее и забраться в фургон.

Столики они уже не брали.

— Avanti, ragazzo![26] — крикнул Чезаре кузену, и он тронулся. Машина медленно выбиралась с площади, окруженная следующей толпой.

И вдруг через площадь прокатилось, сначала нестройно, потом все громче и громче:

— Grazie! Grazie! Grazie! Чезаре пожал руку Александру.

— Grazie, Чезаре! — Он пожал руку ему и двум кузенам.

А потом полночи они пили и гуляли в итальянском ресторане. И Чезаре все произносил тосты в честь Юджинии, спасшей им жизнь. И здесь уже они не дали Александру заплатить даже пол-лиры. Благодаря его за самый удивительный вечер в их жизни.

К концу ночи они вернулись в свой отель, забрав машину со спящей площади. А рано утром уже звонил мистер Нилл и спрашивал, где так поздно они гуляют, он звонил до двух ночи. И понимает ли он, что его жене очень мало лет. Александр ответил, что понимает и очень любит ее за это.

— За что? — спросил мистер Нилл.

— За то, что она моя жена.

Потом Юджиния нежно ворковала с папой. И все успокоились. И после того как командующий снова попросил Александра к телефону, голос его был спокойным. Мистер Нилл сообщил, что они могут возвращаться, все улажено. И чтобы в полете он берег Юджинию.

Александр хотел пошутить, что он ее везде бережет, но передумал.

В двенадцать дня раздался звонок от управляющего отеля, который, извинившись на мягком акцентном английском, спросил, на какое время зарезервировать билеты.

Интересно, подумал Александр, есть ли что-нибудь, о чем забывает мистер Нилл. И сам себе ответил: наверно, нет.

Они улетали на «Pan-Am» через два дня. На один день они ездили в Неаполь, куда Александр так и не добрался в прежние времена, а второй — провели в Тиволи, уникальном парке с большими фонтанами в предместье Рима.

В последнюю ночь Юджиния, раскрыв объятия, благодарила Александра за «римские каникулы». А он благодарил ее, зацеловывая любимое лицо. Потом шею, потом грудь. Он впивался в душистую плоть, лаская сосок языком. Потом целовал прекрасную грудь вокруг… И вдруг он снова ощутил твердый комочек ближе к подмышке. Тот, что впервые почувствовал в Греции. Потом они, как обезумевшие, принадлежали друг другу и сомкнули глаза только под утро.

Нужно сказать, что в жизни герой никогда не боялся ничего. Кроме самолетов. Он панически боялся летать. Мандраж начинался обычно в аэропорту, когда он получал посадочный билет, бросал первый взгляд на самолет из стеклянной галереи и знал, что из этого и от этого никуда не вырваться. И добавлял: летающего гроба…

Боязнь возникала исподволь, ковырялась и расползалась по всей душе, и он не знал, как с ней справиться.

Юджиния утешала его с нежной улыбкой на губах, она не верила, что это серьезно. Что ее смелый, ничего и никого не боящийся Александр боится летать.

Взлет и посадка для него были самыми ненавистными. В течение полета он немного успокаивался. Но стоило самолету попасть в воздушную яму, как ему казалось, что все, уже конец, и страх тошнотой подкрадывался к горлу.

Громадный «боинг» резво, но тяжело разбежавшись, взмыл вверх. Он тужился на взлете и неожиданно заложил вправо. Все замерло в Александре. Он видел крен крыла, и ему казалось — вот сейчас упадет. Юджиния безуспешно сжимала его застрявшую руку.

— Я тебя люблю, люблю. Не волнуйся!

Он безумно кивал ей и не мог оторвать взгляд от крыла. Пока оно не выровнялось.

Лимузин, размеры которых Александр уже забыл, отчего машина казалась еще больше, встречал их у трапа. Юджиния упала в распахнутые объятия отца. Клуиз была в ослепительном шелковом платье. Александр коснулся губами ее протянутой руки, она поцеловала его в висок и прошептала:

— Я скучала по тебе. — Потом поправилась: — …по вас.

Они обменялись рукопожатием с мистером Ниллом.

— Ну, дети, — улыбнулась Клуиз, — как вы провели время?

— Прекрасно, — ответила Юджиния.

— Как тебе Рим, изменился? Не забыла еще свой итальянский?

Александр пропустил мимо ушей фразу, и только вечером она к нему вернулась.

Двери им открыл шофер мистера Нилла, и все сели на заднее сиденье.

Юджиния опустила голову Александру на плечо. Впервые при отце. Сказывалась разница во времени. Отец моментально заметил.

— Я думаю, вам нужно отдохнуть с дороги, а вечером мы устроим праздничный обед в честь нашей встречи. Юджиния, Клуиз заказала твои любимые рыбные блюда. Есть гастрономический сюрприз и для Александра. Но думаю, вы дотерпите до вечера.

— Нет, — сказала Юджиния, и все засмеялись. Дома, пока Юджиния просматривала полученные