– Тем не менее люди доверяют нам. Адвокат может не нравиться, но ему нужно доверять.

Гвен покачала головой.

– Я все равно не понимаю, как это касается наших с Кэмом личных отношений. Я ведь не нарушаю никакой закон.

Элейн аккуратно сложила руки на коленях.

– Я не стану обсуждать ваши достоинства и недостатки. Дело не в вас лично, а в сомнительной репутации семьи, которая, как ни прискорбно, распространяется и на вас.

– То есть проблема не в вашей неприязни ко мне, а в вашей неприязни к моей двоюродной бабушке.

Элейн напряглась.

– Я даже не была знакома с вашей бабушкой.

– Неправда.

– Извините?

– Я вас понимаю, но это неправда, и мы обе знаем, что это неправда, так что давайте продолжим.

Лицо Элейн на мгновение исказилось, и за пастельной маской промелькнули, как показалось Гвен, злость и боль.

– Айрис была ведьмой. Она была позором нашего города, источником неприятностей для нашей фирмы.

– И вы решили, что мне нельзя жить в Эндхаузе. Потому что я – ее родня.

– Вы можете жить, где заблагорассудится. – Взгляд Элейн метнулся влево. – Я лишь подумала, что вам будет комфортнее в менее тихом городке. В более богемном.

– Но вы хотите удалить меня из дома Айрис? – Тень вины в глубине глаз Элейн подтолкнула Гвен к неожиданному выводу: а ведь это она украла документы о передаче правового титула на Эндхауз. С самого начала мать Кэма хотела избавиться от нее. Она забрала документы на тот случай, если Гвен не подчинится и не сбежит, как в прошлый раз. Ей не оставили ни малейшего шанса. – Я знаю, что вы взяли документ, подтверждающий право собственности, – сказала она, уже не пытаясь замаскировать злость.

Элейн застыла, не донеся к губам чашку чая.

– Бумаг не было в папке, когда я забирала ключи, но тогда я не придала этому значения.

Элейн поставила чашку на блюдце. Нежный звон фарфора прозвучал в наступившей тишине.

– Очень серьезное обвинение.

Элейн побледнела, и Гвен на мгновение почти пожалела ее. Но только почти.

– Я понимаю, что вы не хотите видеть меня здесь, что вы оберегаете сына. – Гвен перевела дух. – Я не хочу, чтобы между нами оставались недомолвки, и скажу откровенно. Мне не нужны проблемы, их у меня хватает и без вас.

Элейн облизала губы.

– Думаю, мы можем достичь некоего соглашения. Должно же быть что-то, чего вы хотите.

– На этот раз я не уеду. Мне нравится здесь, и я люблю вашего сына. – Гвен сглотнула подступивший к горлу комок. – Я не убегу. И я не Айрис. Не знаю, почему вы так невзлюбили ее, но я – не она. Я вам не враг.

Элейн опустила глаза. Молчала она долго, и Гвен уже подумала, что таким образом Элейн указывает ей на дверь.

Наконец она подняла голову.

– Это из-за нее. – Элейн как будто протискивала слова сквозь стиснутые зубы. Лицо ее напоминало маску ужаса. – Из-за нее он умер.

– Кто? Мистер Лэнг?

– Отец Кэмерона. В его смерти виновата Айрис Харпер. – Она вытащила платок из кармана кардигана.

– Что случилось? Я знаю, что он был очень болен.

– Рак желудка. – Элейн промокнула глаза.

– Айрис приходила к нему, не так ли?

– Сказала, что может помочь. Он поверил ей.

– Айрис сказала, что вылечит его?

Лицо Элейн исказила гримаса.

– Нет.

– А что сказал ваш муж? – Гвен вдруг почувствовала, как важно объяснить, что Айрис не сделала ничего плохого. Что она изо всех сил старалась помочь.

– Он так страдал. Мучился от боли. Даже морфин не помогал.

– Но что он сказал?

Воспоминания унесли Элейн в прошлое. Она смотрела на Гвен, но видела что-то другое.

– Он сказал, что она утешала его.

В голосе ее прозвучала такая боль, что Гвен даже сжалась.

– Вы злитесь из-за того, что он обратился к кому-то другому, – сказала она, чувствуя себя настоящей мучительницей.

– Я была его женой, – с отчаянием заблудившегося ребенка произнесла Элейн. – Представьте, как это выглядело.

Гвен чуточку полегчало.

– Это не одно и то же, и я не Айрис. Вы не можете вытолкать меня из города. Только не в этот раз. И я не позволю вам украсть у меня мой дом.

– Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. – Элейн пыталась сохранить остатки самообладания, но щеки ее покраснели, а голос дрогнул.

– Думаю, вашему сыну будет не очень приятно узнать, что вы украли хранившиеся в фирме документы, но я готова промолчать, если вы прекратите ваши попытки развести нас.

Глаза у Элейн вспыхнули.

– Он не поверит вам.

– Возможно. Хотите рискнуть?

Элейн на секунду задумалась.

– Ладно.

– Прекратите давить на Кэма. И скажите Лили, чтобы отозвала из суда свое заявление. Если документ на право владения домом появится в папке в ближайшие дни – папка будет лежать на столе в кухне, – то я посчитаю, что он попал туда… неким чудесным образом.

– Я согласна на ваши условия. – Каждое слово далось Элейн полным напряжением сил.

Гвен вспомнила Фелисити и ее рассказ о рождественских вечеринках. Представила, как Элейн, словно сутенерша, подводит к Кэму подходящих, по ее мнению, молодых женщин.

– А еще пригласите меня к вам домой и покажите, что вы мне рады.

Элейн, похоже, собралась возразить, но Гвен не дала ей такой возможности.

– В противном случае я не только расскажу обо всем Кэму, но и дам Райану пикантный материал для газеты. Внутренняя кража в фирме «Лэнг и сын». Некрасивая история.

Элейн закрыла рот и метнула в Гвен убийственный взгляд.

– Вы этого не сделаете. Не станете вредить Кэму.

– А что делаете вы, пытаясь его контролировать?

– Я делаю только то, что идет ему на пользу.

– Вам повезло, что его подростковый бунт свелся к тому, что он переспал с неподходящей подружкой. Так мы договорились?

Элейн кивнула.

– Отлично. – Гвен поднялась. – Я принесла вам кое-что. – Она расстегнула сумочку и достала блокнот. – Айрис вела дневник. Здесь есть записи о мистере Лэнге. О вас, боюсь, она была не лучшего мнения, но я подумала, что вам, наверно, хотелось знать, о чем они говорили.

– Я не интересовалась личными делами мужа, – церемонно заявила Элейн.

– А стоило бы. – Гвен положила блокнот на столик. – Не провожайте, я найду дорогу сама.

Элейн промолчала, и Гвен в одиночестве прошествовала через отдающийся эхом холл к передней двери. Она не знала, что оставила там – уютное одеяло или бомбу, – но дневник, похоже, принадлежал не столько ей, сколько Лэнгам. А наследство не выбирают.

Уже через несколько минут вся ее бравада улетучилась. На шее выступили капельки пота, руки предательски дрожали, а прохожие, казалось, посматривали на нее искоса. Недоверчиво. Неприязненно. Волна враждебности Элейн догнала ее и ударила так, что защипало в глазах. Фрик. Недостойная. Извращенка. Не наша.

Какая-то женщина, проходя мимо, крепче сжала руку плетущегося рядом ребенка. Скорее всего, она просто готовилась перейти улицу, но Гвен восприняла жест как еще одну пощечину. Пойти в паб? Там, по крайней мере, ее наверняка ждет теплый прием.

Боб, вопреки обыкновению, не маячил за стойкой, а ходил по залу, вытирая столы и расставляя наборы со специями перед наплывом посетителей. Гвен бросила сумочку на ближайший к камину столик и опустилась в уютное кресло.

– Все в порядке, Гвенни? – спросил Боб. – Как делишки?

– Это что, шутка такая?

Боб усмехнулся.

– Просто выражение.

Гвен убрала сумочку и драматически опустила голову на поцарапанную поверхность стола.

– Меня все ненавидят. Я – неудачница. Мне бы просто уехать, но нет, уехать я не могу – денег нет. И будущего нет. – Она хотела сказать и бойфренда нет, но сдержалась – получалось слишком уж жалобно, и даже ее собственное ухо резали плаксивые нотки.

– Судя по тому, что я слышу, ты – герой часа, – сказал Боб.

Гвен подняла голову.

– Что?

Боб помахал тряпкой.

– Да, да. Фред говорит, что давно уже не чувствовал себя так хорошо. Правда, Джек? – обратился он к старику в ношеном коричневом костюме. Гвен видела его раньше – всегда на одном и том же месте, в одном и том же костюме. Гвен допускала, что дома у него шкаф забит одинаковыми коричневыми костюмами, но верилось в это с трудом. Джек оторвал слезящиеся глаза от газеты, которую держал перед самым носом.

– Что?

– Подтверди, что наша Гвенни – настоящий герой.

– Да, она хорошая девочка, – кивнул Джек и, одарив Гвен улыбкой и видом своих неровных зубов, что случалось с ним нечасто, снова скрылся за газетой.

– Продолжай в том же духе, и тебе поставят здесь статую, – сказал Боб.

– Нет уж, спасибо, – сказала Гвен, стараясь не думать о мемориальной дощечке в память о Джейн Морли на стене паба.

– Тебе виднее. – Бармен пожал плечами. – Так или иначе, для половины города ты что-то вроде ангела-хранителя.

Его дружеская улыбка не рассеяла всех сомнений Гвен.

– А как же другая половина? Что они говорят?

Он отвернулся.

– А до них тебе какое дело?

– Они считают меня мошенницей. Считают, что я веду здесь какую-то долгую игру. Что однажды они проснутся, а меня нет – удрала со всеми городскими сокровищами в заднем кармане. Или совращаю городскую молодежь. Или позорю Пендлфорд своим присутствием и мараю его репутацию. Что из-за меня город не получит грантов на развитие и потеряет туристов.

– Стоп, Гвенни. Хватит. – Боб помахал бутылкой с очистителем. – Не драматизируй. Думаю, большинство об этом вообще не думает.

– Некоторые думают и, к сожалению, не только думают, но и говорят.

– Отвечать не собираешься?

– У меня такой вариант обычно не срабатывает, – ответила Гвен, думая о Руби.

– Может, тебе таки придется возвысить голос, – подал вдруг реплику Джек. От газеты он не оторвался и снова погрузился в молчание, так что Гвен посмотрела на Боба. Бармен вскинул брови и пожал плечами, как бы говоря: старость плюс алкогольная зависимость – что ты хочешь?