Она открыла блокнот.

Перемена взглядов. Чтобы облегчить признание, добавь чабрец к хорошо заваренному чаю и выжди четверть часа. Изменить устоявшееся мнение удивительно легко. Обмотай волосок вокруг камешка и сосредоточься на желаемом выборе. Положи камешек под подушку, и через три ночи человек уже будет принимать твою мысль за свою собственную.

Несколько следующих строчек Айрис зачеркнула, а потом делала приписку таким мелким почерком, что Гвен с трудом прочитала:

NB: Изменить поведение совсем не то же, что изменить мнение. Когда потянешь за ниточки, захочет ли кукла танцевать?

Гвен осторожно закрыла дневник. Сплела пальцы на коленях и постаралась притвориться, будто внутри у нее ничего не шипит и не пенится. Как ни неприятно это признать, но в том, чтобы стать повелителем марионеток, таился большой соблазн. Ничего дурного она, конечно, никогда не делала. Но иногда заставляла людей быть вежливыми. Гвен терпеть не могла, когда кто-то пытался обойти очередь, не говорил спасибо и пожалуйста. Она могла сделать так, чтобы Кэти никогда не села на мотоцикл или в машину с пьяным юнцом, не приняла кетамин в каком-нибудь сомнительном клубе. Она могла бы принудить Руби принять магию. Согласиться с ней. Могла бы убедить, что она не права. Сделать так, чтобы сестра пожалела – пусть самую чуточку – о сказанном.

Глава 15

За шесть лет работы с «Любопытными мелочами» Гвен так и не научилась предсказывать, какой день ее ждет – хороший или плохой. В местах, вроде бы соответствующих всем нужным параметрам, может быть тихо, как в могиле, а вот какой-нибудь центр ремесел вполне способен преподнести сюрприз. Для палатки достаточно, чтобы в нее влюбились два-три покупателя, которые могут скупить половину ее ассортимента. В этом и заключалось проклятие и благословение ее уникального торгового предложения. Понравится – полюбишь, не понравится – что ж…

Взять хотя бы мужчину, остановившегося сейчас у палатки. Гвен развешивала китайские фонарики над топ-баром и выражение отвращения и ужаса на лице прохожего оставила без внимания. Между тем ужас и отвращение трансформировались в разбавленный замешательством интерес. Мужчина указал на Хетти, чучело, которое Гвен снабдила аксессуарами – боа из перьев и шарфиком.

– Вы поступили с ней непочтительно.

– Каждому свое. – Гвен приветливо улыбнулась. – По-моему, изысканно и стильно.

Мужчина покачал головой и перешел к следующему прилавку. К счастью, по соседству с Гвен стояла палатка с фермерской продукцией – джемами, конфитюрами и чатни, – что дало ему возможность успокоить оскорбленные чувства дегустацией бесплатных образцов.

Дождавшись, пока он двинется дальше, Гвен перехватила взгляд хозяина палатки и улыбнулась. С соседями всегда желательно дружить. Лишняя пара глаз – дополнительная гарантия от воришек, к тому же, если повезет, сосед не откажется присмотреть за твоим добром, если приспичило отлучиться.

– Вы открыты?

Гвен обернулась и обнаружила паренька лет двадцати с небольшим, упорно рассматривающего собственные ботинки. Оглянувшись и не увидев никого поблизости, она предположила, что вопрос исходил от обувного фетишиста с засаленными волосами, и отложила спутанный клубок фонариков.

– Да, конечно. Чем могу помочь?

– Ищу что-нибудь для моей подружки.

– О’кей. – Гвен ободряюще кивнула, за что удостоилась быстрого взгляда из-под свисающей на глаза черной челки. – А что ей нравится?

Молодой человек пожал плечами и ткнул пальцем в белый в синюю полоску чайник, но в последний момент остановился и отдернул руку.

– Выбирайте что хотите. Возьмите, посмотрите. – Известно, что люди более склонны покупать то, что держат в руках. Смещение баланса энергии, так это называется. Или как-то еще. Айрис бы точно знала.

– Она у вас любит фарфор?

Он покачал головой.

– Как насчет украшений? Или какой-то аксессуар? У меня есть сейчас красивые шарфики. – Она развернула шелковый платок с принтом «Либерти».

Парень снова вытянул палец, опасливо коснулся шелка и снова убрал руку. Откашлялся.

– Вообще-то, она еще не моя подружка.

– Так.

– Мне нужно что-то такое, чтобы я ей понравился.

– Получить подарок всегда приятно. Тем более что-то незаурядное, индивидуальное.

Он нахмурился.

– Это как?

– Ну, знаете… Красные розы. Коробка шоколадных конфет. Вы правильно делаете, что ищете что-то особенное. У вас есть воображение.

– Цветы я уже дарил, – с ноткой обиды сказал молодой человек. – И цветочница добавила к ним шоколад.

– Уверена, они ей понравились. – Гвен оглядела изрядно увеличившуюся толпу, отыскивая в ней своих клиентов. Парень с челкой в покупатели уже не годился. – Вы видите здесь что-то, что напоминает вам о ней?

– А это важно?

– Если речь идет о настоящем, хорошем подарке, то да.

– Не знаю. – Он остановил взгляд на желтом вязаном берете. – Как насчет этого?

– Ей нравится желтый цвет? – Гвен подняла руку. – Только не говорите, что не знаете. Подумайте. Вы видели, чтобы она носила что-то желтое?

Он задумался. За слегка остекленевшими глазами задвигались колесики. Это заняло несколько секунд, после чего он покачал головой.

– Какие цвета она предпочитает?

Мыслительное упражнение давалось ему с большим трудом.

Гвен поняла, что теряет терпение.

– У нее есть хобби? Она любит кино? Музыку? Современные танцы?

– Да. – Парень уставился на нее. – Любит танцевать. А откуда вы знаете?

Гвен нахмурилась.

– Я и не знаю. Просто…

– Сальса!

Она выронила ручку.

– Пардон?

– Ей нравится танцевать сальсу. Она сама мне сказала. – На губах у него повисли капельки слюны.

– Отлично. – Гвен отклонилась назад. – Какого цвета у нее волосы?

– Черные. Как у меня.

Надеюсь, не совсем такие, подумала Гвен, представляя загадочную незнакомку. Повернувшись, она выбрала заколку для волос в стиле 50-х, украшенную сверкающими черными камешками и ярко-красным цветком, и ленту в черно-белый горошек с бантом.

– Наденет, когда будет танцевать.

– Завернуть можно?

– Конечно. – Гвен развернула бирюзового цвета оберточную бумагу, положила между слоями карточку «Спасибо за покупку» и перевязала пакетик серебристым шнурком.

Покупатель забрал пакет и сдачу, но уходить не торопился.

– Что-нибудь еще?

– А это сработает? – выдохнул он. – Я ей понравлюсь?

– Подарок приятный. Уверена, ей понравится.

– Мне нужно, чтобы я ей понравился. И побыстрее. Поэтому к вам и пришел.

– Это всего лишь заколка для волос, – медленно сказала Гвен. – Это не магия.

– Ладно. – Он закивал головой, отчего стал походить на чуточку тронутого. – Понимаю. Вам нельзя об этом говорить. Круто.

– Извините? – Женщина в зеленом плаще указала на винтажную подставку для торта из двух частей, стеклянной и керамической. – Мне можно это блюдо?

– Извините, это не блюдо. Боюсь, они идут вместе. Это подставка для торта.

– Вот как? – Особа в зеленом плаще всем своим видом выразила неудовольствие.

– У меня есть другие блюда, – начала Гвен, но женщина уже ушла.

Гвен продала фигурку клоуна, о приобретении которой всегда жалела, и выполненный акварелью снежный пейзаж в серебряной раме. Потом у палатки остановилась девушка с матерью. Чудесные светло-каштановые волосы девушки упали на лицо, за что мать тут же выбранила ее громким шепотом.

– Где твоя лента? Собери. Выглядишь дурочкой.

Девушка вздрогнула, словно через нее пропустили электрический ток, и нахохлилась.

– Сколько это? – спросила мать, беря пресс-папье из оникса и взвешивая его на ладони, как потенциальное оружие.

– Пять фунтов, – сказала Гвен, сопротивляясь желанию обезоружить покупательницу.

– А что оно делает?

Гвен недоуменно моргнула.

– Это пресс-папье. – Похоже, суббота в Пендлфорде была днем приема двойной дозы сумасшествия.

– Да, но… – Женщина наклонилась через раздвижной столик и, понизив голос, спросила: – Что оно делает?

Гвен тоже наклонилась и соответственно понизила голос.

– Оно. Прижимает. Бумагу.

Женщина выпрямилась, но продолжала смотреть на Гвен так, словно ждала от нее чего-то.

– Мне нужно что-то, чтобы она, – кивок в сторону дочери, – обрела уверенность. Больно уж стеснительная. Робким в жизни успеха не видать.

– Пресс-папье вам вряд ли поможет.

– Ладно. Тогда что? Я думала, взять надо первое, что попадет на глаза.

– Извините?

– Так я слышала. Нет? Может, вы выберете? Или для каждой проблемы есть что-то свое? Вроде… ну, не знаю… сережки, чтобы лучше слышать?

– Извините, – пробормотала Гвен. – Я правда не уверена…

– Это для моей дочери. – Женщина потеряла терпение и начала злиться.

С трудом сдерживая себя, Гвен обратилась к девушке:

– Хочешь выбрать что-нибудь, милая?

– Разумное решение, – одобрила женщина и подтолкнула дочь к прилавку: – Давай, Эбигейл, делай, как леди говорит.

Из-за каштановой завесы появилось розовое личико, и Гвен ободряюще улыбнулась.

– Что бы ты хотела? Что-то, что можно носить? Или что-то для комнаты?

Эбигейл открыла рот, но мать опередила:

– Без толку ее спрашивать. Она слишком застенчивая и с незнакомыми не разговаривает.

Девушка смотрела влево, и Гвен попыталась понять, что привлекло ее внимание. Дерево для бижутерии в стиле 20-х? Шелковые платки и шарфики? Цветной фарфор?

– Тебе нравятся яркие цвета?

Эбигейл пожала плечами, но протянула руку и дотронулась до длинного ожерелья из разноцветных стеклянных бусинок.

– Можешь примерить, если нравится. У меня есть зеркало. – Гвен достала из-под прилавка и протянула ей зеркало, которое держала для таких случаев.

– Она такое не наденет. Ей только черное и серое нравится. Тусклое и унылое, чтобы оставаться незаметной.