Без сомнения, необычайно лестными были тайная власть над сердцем мужчины и завидное положение неприкосновенного божества, бесповоротно возведенного на пьедестал, но Марианна сказала себе, что она предпочла бы больше страсти и меньше поклонения. Вспоминая свою несостоявшуюся брачную ночь, она подумала, что Язон сильно изменился. В Селтоне он был полностью готов стать любовником молодой женщины через несколько часов после свадьбы и даже занять место мужа. Какова причина этой странной вспышки пуританизма, из-за которой, самое меньшее, что можно сказать, ее постигла неудача? И если, как утверждает Наполеон, самой большой победой в любви является бегство, тогда Язон бесспорно выиграл по всем статьям, но Марианна предпочла бы, чтобы эта победа не оставила у нее такое неприятное ощущение поражения. Она начала спрашивать себя, не бежал ли он только из-за желания возвысить их любовь или же из-за присущей всем женатым мужчинам потребности прежде всего сохранить мир и спокойствие в лишенной возбуждающих моментов семейной жизни. Эта Пилар, очевидно, была ревнива, как пантера, и, чтобы не вызвать ее недовольство, Язон, вероятно, нашел самым простым оставить женщину, которую якобы боготворил, как ненужное пустое место. И она согласилась с этим! И она даже восхищалась некоторое время такой возвышенностью чувств! И она допустила, чтобы он отказался от невинного поцелуя, который она предложила ему с таким страхом, словно он был самым коварным любовным напитком! Думает ли он о том, что она сейчас сделает? Скользнет в глубину постели и будет ждать смерти, чтобы добиться нетленного места в летописи великих влюбленных, ставших жертвами своей любви, и оставить легкий аромат увядших цветов в памяти Язона? Не будет ли это слишком глупо и слишком…

Открывшаяся под уверенной рукой г-жи Гамелен дверь прервала монолог, которым Марианна питала свой растущий гнев.

– Итак? – спросила креолка с вкрадчивой улыбкой. – Счастлива?

Более неудачное слово трудно было найти! Марианна бросила на подругу мрачный взгляд.

– Нет! Он слишком любит меня, чтобы изменить жене. Мы попрощались навсегда!

На мгновение озадаченная, Фортюнэ тут же прореагировала именно так, как предполагала Марианна. Сотрясаемая безумным смехом, подобный которому мог вызвать только сам Мольер, она рухнула на застонавшую под ее тяжестью кушетку. Она хохотала, хохотала так искренне, что Марианна в конце концов решила, что она переходит границы приличия.

– Неужели это так смешно? – упрекнула она.

– О!.. О!.. Да!.. О, как уморительно! К тому же… так нелепо!

– Нелепо?

– Вот именно, нелепо! – вскричала Фортюнэ, внезапно сменив веселость возмущением. – И более чем нелепо: смехотворно, сумасбродно, карикатурно! Из какого же теста вы оба вылеплены? Налицо мужчина, великолепный, соблазнительный, обаятельный, – ты же знаешь, что я в этом разбираюсь, – для которого, по всей видимости, ты представляешь собой Единственную, женщину с большой буквы, и который желает тебя тем более неистово, что он не решается признаться тебе в этом. С другой стороны – ты, любящая его, а ведь ты любишь его, не так ли?

– Я узнала об этом совсем недавно, – покраснев, призналась Марианна, – но это правда: я люблю его… больше всех в мире.

– Я сразу готова была дать руку на отсечение, что это так, но тебе пришлось потратить немало времени, чтобы в этом убедиться! Итак, вы любите друг друга… и единственное решение, которое вы нашли, это… что за глупые слова ты произнесла?.. Прощание навеки? Так?

– Именно так!

– Тогда не из чего выбирать: либо вы не любите друг друга так, как вы представляете, либо вы недостойны жить!

– Но он женат… и я замужем!

– Ну и что? Я тоже замужем, правда, в некоторой степени, но тем не менее это факт. Где-то находится некий Гамелен, так же, как где-то находится некий князь Сант’Анна. И ты хотела бы…

– Ты не можешь понять, Фортюнэ, – прервала ее Марианна. – Это не одно и то же.

– А почему это не одно и то же? – спросила Фортюнэ со смущающей мягкостью. – Очевидно, ты считаешь, что я женщина доступная, некая Мари-Спит-С-Каждым, ибо, когда я хочу мужчину, я беру его, не задавая себе вопросов? Я ничуть не скрываю, что мне не стыдно. Видишь ли, Марианна, – добавила она с внезапной серьезностью, – молодость – пора благодати, слишком чудесная и слишком кратковременная, чтобы ее расточать попусту. К тому же любовь, большая, настоящая любовь, та, на которую все надеются и в которую, однако, никто не решается поверить, такая любовь едва ли достойна быть пережитой по-другому: умозрительно, в душе, по обе стороны океана и в вечных сожалениях о том, что могло бы произойти. Когда мы постареем, гораздо приятнее будет перебирать воспоминания, чем вздыхать. Только не говори, что ты думаешь иначе. Сожаление большими буквами написано на твоем лице.

– Это правда, – честно призналась Марианна. – Только что я попросила его поцеловать меня, прежде чем покинуть. Он отказался, потому что… потому что чувствовал себя неспособным сдержаться, если бы коснулся меня. И правда также, что я жалею об этом еще и потому, что в глубине души мне совершенно безразлично, существует ли где-то Пилар или Сант’Анна. Это его я хочу и люблю только его. И никого другого… даже Императора! Но… через две недели Язон уедет! Он покинет Францию со своей женой… может быть, чтобы никогда не возвращаться.

– Если ты умело возьмешься за дело, он, может быть, и уедет, но обещаю тебе, что он вернется… и скоро! После того, как проводит мадам домой.

Марианна с сомнением покачала головой.

– Нет, Язон не такой! Он более непреклонный и суровый, чем я представляла его. И…

– Любовь сдвигает горы и кружит самые крепкие головы.

– Что же мне тогда делать?

– Прежде всего покинуть наконец кровать.

Фортюнэ живо подняла руку, взялась за сонетку и сильно дернула. У прибежавшей Агаты она спросила: «Готово ли?» – и, когда девушка ответила утвердительно, приказала подниматься немедленно.

– Прежде всего надо восстановить силы! – заявила она, повернувшись к Марианне. – А внизу как раз есть все, что нужно. Милейший Талейран побеспокоился об этом.

Марианна не успела спросить, в чем дело. Удивительная процессия входила в комнату. Впереди была Агата, открывшая обе створки двери, затем Жером, дворецкий, невероятно мрачный, словно он предварял покойника, а не двоих слуг, несших горшочки, коробки и чашки на большом серебряном блюде, и еще одного, нагруженного небольшой переносной печкой. За ними следовали два поваренка, с каким-то благоговейным почтением удерживая маленький вермелевый котелок, с виду очень горячий. Наконец, замыкая шествие, с величественной значительностью жреца, идущего к алтарю, чтобы исполнить особо важный обряд, появился знаменитый Антонен Карем, личный повар князя Беневентского, человек исключительный, вызывавший зависть у всей Европы, включая Императора.

Марианна не совсем понимала, что собирается делать знаменитый повар в ее комнате со всем этим снаряжением, но она достаточно долго прожила в доме Талейрана, чтобы понять, что появление Карема представляет собой высочайшую честь, по правилам хорошего тона требующую от нее проявления соответствующих чувств… из боязни увидеть Карема, ужасно чувствительного, как все подлинные артисты, задетым и причисляющим ее к недостойным людям.

Так что она с предупредительностью ответила на приветствие короля поваров и с внимательным видом выслушала его торжественную речь, которую он адресовал ей, дойдя до середины комнаты. В последних словах Карем сообщил, что г-н де Талейран, в высшей степени озабоченный состоянием здоровья светлейшей княгини и с большим сожалением узнав, что она отказывается от пищи, долго советовался по этому поводу с ним, Каремом, и что оба они пришли к выводу, что необходимо поднести светлейшей княгине самые необыкновенные блюда, чтобы поскорей вернуть ей силу и здоровье, причем сделать это так, чтобы для нее было невозможным отказаться от них.

– Таким образом, я заверил его сиятельство, что я лично отправлюсь к госпоже княгине, чтобы собственными руками приготовить для нее замечательное средство, не вызывающее сомнений в его способности восстанавливать самые угасающие силы… Смею надеяться, что госпожа княгиня соблаговолит принять то, что я буду иметь честь приготовить для нее.

Само собой подразумевалось, что не может быть и речи об отказе, который привел бы к непоправимым последствиям!

Марианна, повеселев от высокопарного слога знаменитого повара, в таких же цветистых выражениях поблагодарила и сказала, что она будет очень счастлива еще раз попробовать одно из несравненных чудес, появляющихся словно из сказочного источника с помощью изобретательного ума и волшебных рук г-на Карема. После чего она учтиво осведомилась, что именно ей предстоит отведать.

– Шоколад, сударыня, простой шоколад, рецепт которого составил господин советник Брила-Саварен, но я имел честь улучшить его. Смею утверждать, что, выпив всего одну чашку этого волшебного напитка, госпожа княгиня станет совсем другой женщиной!

А именно этого и желала Марианна! Ощутить себя другой женщиной – просто мечта! Особенно если эта другая женщина сможет обладать совершенно свободным и беззаботным сердцем. Тем временем, прервав разговор, Карем, которому один из его помощников закрыл громадным, сияющим белизной передником красивый бархатный костюм, начал священнодействовать. Маленький котелок был поставлен на печку, и торжественно снятая с него крышка позволила вырваться ароматному пару, тут же весело разлетевшемуся по всей комнате. Затем с помощью золотой ложки Карем стал добавлять в котелок содержимое различных горшочков, которые с благоговением открывали его помощники, сопровождая это действо пояснениями:

– Осмелюсь утверждать, что этот шоколад, продукт творчества многих весьма достойных особ, уже сам представляет собой подлинное произведение искусства. Итак, бурлящий в этом котелке шоколад сварен еще вчера, как рекомендует знаток этого дела госпожа д’Арестрель, настоятельница монастыря в Бельвью, чтобы суточный отдых придал ему максимальную мягкость. Он приготовлен из смеси трех сортов какао: венесуэльского, бразильского и с острова Святой Мадлены. Но чтобы приготовить то, что господин советник Брила-Саварен по праву называет «шоколадом немощных», необходимо прибегнуть к изощренной точности китайцев и добавить в него ванили, корицы, чуточку мускатного ореха, пудры из тростникового сахара и особенно несколько крупинок амбры, являющейся главным элементом этого почти волшебного напитка. Что касается моего личного вклада, он состоит из нарбоннского меда, мелко истолченного поджаренного миндаля, свежих сливок и нескольких капель отменного коньяка. Если госпожа княгиня готова оказать мне высокую честь…