– Я никогда не смогу принадлежать ему, больше никогда.

– Что ты хочешь сказать? – заволновалась Фортюнэ. – О ком ты говоришь? О… Императоре? Ты больше не хочешь…

– Нет, – отрезала Марианна. – Теперь это невозможно.

– Но почему же?

Марианна не успела ответить. В дверь тихонько постучали. Появилась Агата в нарядном платье из полосатого коленкора и накрахмаленном переднике.

– Тут пришел некий господин Бофор, ваша светлость… Он спрашивает, достаточно ли хорошо госпожа княгиня себя чувствует, чтобы принять его.

Поток крови ударил в лицо Марианне, украсив его румянцем.

– Он? Здесь? Но я не могу…

– Госпожа, возможно, не знает, что этот господин приходил каждое утро после происшествия и что сегодня я ему говорила, что госпоже лучше…

Фортюнэ, чьи пытливые глаза следили за сменой чувств на лице Марианны, решила, что самое время взять бразды правления в свои руки.

– Скажите этому господину, чтобы он подождал немного, Агата, и возвращайтесь помочь мне привести в порядок вашу хозяйку. Идите, бегом!

Марианна, в смятении от одной мысли внезапно оказаться перед человеком, о котором она все это время думала, хотела протестовать. Она ужасно выглядит, такая бледная, истощенная. Любой нормальный человек попятится от прискорбного зрелища, которое она представляет! Госпожа Гамелен не хотела ничего слышать и, к счастью, удержалась от замечания своей подруге, что для женщины, безропотно покорившейся самоуничтожению, реакция перед визитом мужчины была более чем необычной. Она ограничилась подтверждением, что вышеупомянутый Бофор именно тот американец, так внезапно исчезнувший из жизни ее подруги, затем занялась делом.

В одно мгновение Марианна оказалась в центре соблазнительного нагромождения розовых лент и белоснежных кружев, красиво причесана, скромно подрумянена и так обильно обрызгана одеколоном г-на Жан-Мари Фарина, что начала чихать. Комната заблагоухала лавандой, розмарином, лимоном, сиренью…

– Нет ничего более отвратительного этих необъяснимых запахов, которые всегда держатся в комнатах больных, – заметила Фортюнэ, ловко поправляя пальцем непокорную прядь… – Теперь все в порядке.

– Но, в конце концов, Фортюнэ, к чему это?

– А ни к чему… так мне захотелось!.. Теперь я покидаю тебя.

– Нет! – закричала Марианна. – Нет! Не смей!

Фортюнэ не настаивала и расположилась в кресле у окна с торопливостью, которая могла вызвать сомнение в искренности ее намерения уйти. На самом же деле она сгорала от любопытства, и, когда сопровождаемый Агатой Бофор переступил порог, неутомимая охотница за мужчинами ожидала его, прикрывшись взятой наугад книгой с видом безукоризненной сиделки. Но из-за раскрытых страниц оценивающий взгляд ее черных глаз мгновенно пробежал по высокой фигуре гостя.

А тот, быстро поклонившись незнакомке, направился к кровати, откуда смотрела взволнованная новым чувством Марианна. С его энергичным телом, загорелым лицом и светлыми глазами Язон словно принес ветер океана в эту комнату.

И Марианне почудилось, что от его шагов потрескались стены и это сквозь них врываются потоки морского воздуха… Однако он абсолютно спокойно пересек комнату и склонился перед нею, учтиво выражая удовлетворение найти ее в состоянии принять его хоть на несколько минут. Задыхаясь от возбуждения, Марианне удалось овладеть голосом и спокойно ответить.

– Я хочу поблагодарить вас за мое спасение, – начала она, прилагая усилия, чтобы удержать тон салонного разговора. – Без вас я не знаю, что бы произошло…

– Зато я знаю, – спокойно сказал Язон, – с вами произошло бы то же, что с княгиней Лейен или некоторыми другими. Я хотел бы узнать, например, что именно вы собирались искать в том костре? Это не мог быть Император, во всяком случае, Его Величество был в парке, помогая спасающим.

– Неужели во всем мире нет ничего, кроме Императора, что я могла искать даже в огне? На самом деле, по-моему, я искала нечто совсем другое.

– Кого-то из дорогих вам, без сомнения! Может быть, родственника вашего нового супруга? И, кстати (язвительная улыбка промелькнула на его губах, хотя синие глаза оставались ледяными), поведайте мне историю вашего неожиданного брака! Где вы раздобыли это имя и такой внушительный титул? Новый подарок Императора? На этот раз он показал себя щедрым, но, учитывая все, он только воздал вам должное: вам больше к лицу быть княгиней, чем певицей!

– Император тут ни при чем. Этот брак – дела моей семьи. Возможно, вы сохранили воспоминания об аббате де Шазее, моем крестном отце, который в Селтоне…

– Вот как! Значит, и на этот раз он позаботился подобрать вам другое имя? Знаете, моя дорогая, вы действительно самая непостижимая из всех известных мне женщин! Когда покидаешь вас, никогда не догадаешься, в каком гражданском состоянии найдешь при новой встрече.

Он прервал свою речь и посмотрел в сторону Фортюнэ, которая, удовлетворив свое любопытство, решила, что дела принимают довольно странный оборот, и, пожалуй, лучше удалиться. Она встала и с достоинством направилась к двери. Марианна сделала было движение рукой, чтобы остановить ее, но передумала. Раз Язон пришел только для того, чтобы доставить ей неприятность, она и сама справится с ним. Фортюнэ должна понять, что она напрасно потратила бы время, пытаясь помочь ей. Приподняв бровь, Язон следил за ее уходом, затем обратился к Марианне, адресовав ей хищную улыбку:

– Очень красивая женщина! Так о чем я говорил… Ах да, что никогда не знаешь, какое имя вы выберете. Я узнал вас как мадемуазель д’Ассельна, и вы тут же стали леди Кранмер. Когда мы снова встретились у князя Беневентского, вы превратились в мадемуазель Малерусс. Правда, ненадолго. Перед моим отъездом императорская волшебная палочка превратила вас в замечательную итальянскую певицу по имени, мне кажется, Мария-Стэлла? Теперь вы тоже итальянка, но уже княгиня и, как это вы сказали… Светлейшее Сиятельство? Титул, который трудно себе представить такому, как я, гражданину свободной Америки.

Марианна недоверчиво слушала это язвительное словоизвержение, выдаваемое размеренным тоном светской беседы, и задавалась вопросом, какую непонятную цель преследует ее гость. Была ли это простая насмешка, или же он пытался заставить ее понять, что рожденная в подземельях Шайо горячая дружба превратилась в холодно улыбающееся презрение?.. Если все это так, она, вероятно, не сможет вынести этого, но прежде надо удостовериться. С трудом отвернув голову на кружевной подушке, Марианна закрыла глаза и вздохнула:

– Мне сказали, что после бала вы приходили каждое утро справляться о моем здоровье, и я по наивности отнесла такое усердие на счет дружбы. Я догадываюсь, что это не так, и вы просто хотели удостовериться, когда я соберусь с силами, чтобы стать мишенью для вашей иронии. К несчастью, как вы видите, я еще не настолько сильна, чтобы сражаться с вами. Простите!

Наступило короткое молчание, показавшееся Марианне за закрытыми веками вечностью. На мгновение она подумала, что он ушел. Обеспокоившись, она открыла глаза, но тут же услышала смех. Возмущенная, она повернулась и испепелила его взглядом.

– Вы смеетесь?

– Увы, да! Вы непревзойденная актриса, Марианна, и я попался на удочку, поверив в вашу слабость. Но достаточно поглядеть на ваши сверкающие глаза, чтобы убедиться в противном.

– Однако это так. Барон Корвисар…

– Только что ушел. Я знаю, я видел его. Он сказал мне, что вы истощены, но теперь я знаю, что ослабело только ваше тело. Дух же, слава богу, не сломлен, и это все, что я хотел знать. Простите мне иронию. Она преследовала единственную цель: вызвать ваше противодействие. С той ночи меня мучила мысль, что вы не будете на это способны.

– Но… почему?

– Потому что, – сказал он серьезно, – женщина, которую я видел на балу и во время пожара, не была больше той, кого я знал. Это была женщина холодная, далекая, с пустым взглядом… Женщина, которая хотела умереть. Ибо, обладая всем, что может желать человеческое существо: красотой, богатством, почетом, да еще и любовью исключительного человека… и в довершение всего готовясь стать матерью, вы решили умереть ужасной смертью. Почему, Марианна?

Горячая волна пробежала по телу молодой женщины, задевая самые сокровенные струны ее души, замершие от отчаяния и физических страданий. Итак, он играл комедию безразличия и насмешки? Видя его тут, перед нею, с напряженным выражением лица, выдававшим его беспокойство, ее пронзило еще более острое чувство любви к нему. Это чувство было таким всепоглощающим, что она с трудом подавила неудержимое желание открыть ему всю правду, сказать, почему она хотела покончить с собой. В эту минуту она готова была признаться, как она любит его и насколько эта любовь поглотила ее. Но она вовремя удержалась. Стоявший перед нею человек уже женат. Он, безусловно, не имел больше ни права, ни желания услышать признание в любви, ибо его привело сюда только чувство дружбы. И у Марианны было достаточно врожденной порядочности, чтобы уважать чужой брак, даже если он превратился для нее в непоправимое бедствие.

Тем не менее она нашла в себе силы улыбнуться, не догадываясь, что ее улыбка была печальней слез, и, поскольку он повторил «почему», она наконец ответила:

– Может быть, из-за всего этого, по меньшей мере из-за того, что в действительности было только обманом. Император женат, счастлив быть женатым… и я для него только друг, нежный и преданный. Я думаю, что он любит свою жену. Что касается меня…

– Вы любите его по-прежнему, не так ли?

– Да, я люблю его и восхищаюсь им.

– Но ребенок, неужели и ребенок тоже был обманом?

– Нет, он оставался единственным бесповоротно связывающим нас звеном. Может быть, так лучше, по крайней мере для него, ибо для меня это в высшей степени осложняет отношения с князем Сант’Анна… Позвольте, – неожиданно воскликнула Марианна, – если вы приходили сюда все эти дни, вы, безусловно, встречали Аркадиуса?