Поистине она вращалась в самых высоких сферах! В письме, якобы написанном матерью, Сара напоминала Кейт, что Бог послал ей (то есть Мэри Бишоп) пятерых очаровательных дочерей и что она (опять-таки Мэри Бишоп) просит о месте при дворе для одной из них, пусть даже самом незначительном. В письме содержались легкие сетования по поводу того, как трудно подобрать им всем достойных спутников жизни, и достаточно прозрачный намек, что среди шестнадцати сотен джентльменов, состоящих при дворе Елизаветы, наверняка найдется супруг хотя бы для одной из ее невинных, хорошо воспитанных девочек.

Прошло больше двух месяцев с тех пор, как Сара отправила письмо, так что следовало быть начеку и вовремя перехватить ответное послание леди Эшфорд.

Плавая в озере, Сара в воображении унеслась далеко-далеко: она видела себя одетой в бледно-зеленое бальное платье; движениями великолепного веера, инкрустированного драгоценными камнями, она ставит на место джентльмена, который вздумал вести себя неподобающим образом. Нарядная зала освещена тысячами свечей, а Сара идет навстречу раскрытым объятиям кавалера, который пригласил ее на танец.

Неожиданно прогремел выстрел, и Сара вскрикнула в ужасе: злополучная утка, только что вспорхнувшая с поверхности озера, камнем упала в воду. Крик девушки услышал мужчина и подошел к кромке воды. Это был муж Маргарет, Джон.

— Сабля! Тело Христово, да ты голая! — Он облизнул губы, чувствуя, что весь каменеет при виде обворожительной свояченицы.

— А ну пошел отсюда! — вспыхнула она.

Собака Джона поплыла за подстреленной дичью, но сам он уже не видел ничего, кроме озерной нимфы. Он быстро смекнул, сколь неблагоприятно для доброго имени Сары могут быть истолкованы обстоятельства их встречи, и его красивое лицо расплылось в хитрой улыбке.

— Если хочешь, душечка, чтобы я не сболтнул лишнего, так у тебя есть один надежный способ заставить меня помалкивать!

— Иди домой, к жене! — холодно откликнулась девушка.

— Моей женой должна была стать ты, Сара. Сначала я просил твоей руки.

— Ну и что? Ты тут же ухватился за Маргарет, стоило тебе выяснить, что у меня ни гроша за душой, а у нее денег куры не клюют.

— Да ведь это родители наши обо всем столковались: меня, можно сказать, и не спросили. Будь со мной поласковей, Сабля, ты знаешь, что разбила мне сердце.

— Уж лучше бы я голову тебе разбила, бабник противный! — вскричала Сара.

— Я плыву к тебе. — Джон блудливо ухмыльнулся и нагнулся, чтобы снять башмаки.

У Сары дух занялся от страха, но он не должен был этого заметить.

— Эй, Джон Тэтчер, я-то помалкивать не стану, если сделаешь еще хоть шаг ко мне!

Джон поколебался лишь мгновение.

— Тебе не поздоровится, если преподобный узнает, что ты разгуливаешь по лесу нагишом.

— А что он может сделать со мной? Выпороть? Так сегодня я уже получила порцию горячих, — отважно парировала Сара.

Джон покончил с раздеванием и плюхнулся в озеро. Сара быстро нырнула и проплыла под водой, не показываясь на поверхности, футов тридцать, пока не коснулась поросшего травой берега. Быстро натянув нижнюю юбку и платье, она взлетела в седло за мгновение до того, как услышала крик незадачливого преследователя:

— Сабелька, помоги! У меня ноги запутались в водорослях! — воззвал он с явным беспокойством.

Девушка рассмеялась и ударом пяток послала Черную Субботу вперед.

— Надеюсь, ты не выпутаешься во веки веков!

Прошло три дня, а карающая длань Всевышнего все еще не обрушилась на нее; Сара решила, что легко отделалась. Она воспользовалась первой же возможностью поехать в Глостер, чтобы забрать почту для церкви и для преподобного. Такая возможность представилась, когда мать вместе с новоиспеченной невестой Бет отправились в Глостер, чтобы купить полотно для постельного белья и развезти свадебные приглашения тетушкам, дядюшкам и кузинам: в результате трех своих браков миссис Бишоп обзавелась многочисленной родней.

Почтовой станцией, куда кареты доставляли депеши из Лондона, служил постоялый двор «Лебедь». Сара быстро перебрала бумаги, адресованные в дом приходского священника и в церковь, и сердце ее замерло от волнения: она держала в руках долгожданный ответ из Лондона от леди Кэтрин Эшфорд.

Девушка сунула письмо за вырез платья и расправила под корсетом: там вожделенное послание было в безопасности, хотя Сара чувствовала, что оно прожигает ей грудь. Затем она собрала остальные письма и в карете передала их матери.

Сердце ее пело от радости, столь сильной, что даже ужасное время, проведенное в обществе кузин, не могло отравить ее счастья. Она попросту не слушала нескончаемую болтовню о свадьбах.

На Бет было надето светло-синее шелковое платье с прелестной мантильей того же оттенка. Синие атласные башмачки удачно дополняли туалет. Бет скрестила ноги так, чтобы все могли заметить ее светло-синие шелковые чулки.

Мысли Сары отвлеклись от письма, когда одна из кузин произнесла:

— Это темно-красное платье не идет к необычному цвету твоих волос. Сабля. На Маргарет оно смотрелось куда лучше… до того как перешло к тебе.

Бет и кузины дружно захихикали.

— Зато на мне его лиф совсем не висит мешком, вам не кажется? — медоточиво ответила Сара, окинув взглядом невзрачные бюсты девиц. Игра называлась: «кто-кого-больней-укусит», — и следующий ход был за кузиной.

— Должно быть, тебя очень огорчило, что Бет выходит замуж. Не успеем оглянуться, просватают и Эми, а ты останешься старой девой.

Господи, как она их всех ненавидела! Щеки Сары вспыхнули, и она высокомерно промолвила:

— Ничуть это меня не огорчает. Дело в том, что, весьма вероятно, я в скором времени отбуду ко двору.

Как только эти слова слетели у нее с языка, она сразу пожалела, что они были сказаны.

Она готова была язык себе откусить! Ох, водилась за ней эта дурная привычка — выпаливать первое, что придет в голову! В результате она вечно попадает из огня да в полымя.

— Ну, Сабля, ты уже совсем завралась, — со смехом отозвалась Бет.

Кузина, в которой от одного предположения, что в похвальбе Сары могла бы содержаться крупица правды, немедленно взыграла зависть, обратилась к Бет.

— Боюсь, у Сабли мания величия. В Глостерском приюте для умалишенных многие страдальцы поражены этим ужасным недугом.

— А что, у тебя привычка такая — посещать приют для умалишенных? Странно, что врачи еще не приняли тебя за свою пациентку и не засадили тебя… по ошибке, конечно… под замок, — небрежно отбила атаку Сара.

— Если ты не придержишь язык. Сабля Уайлд, я скажу папе, чтобы он еще раз задал тебе трепку, — пригрозила Бет.

— Трепку? — Кузина чуть не задохнулась от любопытства.

— Мы придерживали Саблю на столе, пока папа охаживал ее тростью по мягкому месту.

Никто не мог бы сказать, как это вышло, но чашка с чаем выскользнула из пальцев Сары, и безвозвратно испорчен был не только светлый шелковый наряд Бет, но и весь послеполуденный визит. Любой наблюдатель мог бы поклясться, что то была чистая случайность, которая, тем не менее, никого не обманула.

Бет разрыдалась, что-то бессвязно восклицая сквозь слезы, затем впала в истерику, и миссис Бишоп была вынуждена подхватить двух своих дочурок и поспешно отбыть домой, рассыпаясь в извинениях перед хозяевами.

Мэри Бишоп откинула голову на бархатный валик кареты и закрыла глаза. Сара чувствовала себя виноватой: всем было известно, что мать не отличается крепким здоровьем.

Бет продолжала свои нелепые причитания, так что Саре не оставалось ничего другого, как быстро навести порядок:

— Если ты немедленно не кончишь хныкать, я тебя прибью! — Она подкрепила обещание выразительным взглядом.

Бет затихла, шмыгая носом, ибо без поддержки кузин или сестер немедленно раскисала.

Как только путешественницы добрались до Челтенхэмской церкви, миссис Бишоп поспешила утащить Бет домой, чтобы попробовать отчистить платье, а Сара оставалась в экипаже, пока они не подъехали к каретному сараю Засунув руку под корсет, девушка вытащила бесценное письмо.

Жадным взором она пробежала содержание, пропуская цветистые приветствия и всякую светскую болтовню. Ага, вот оно…

«Мне — как смотрительнице королевского гардероба — действительно нужны многочисленные помощницы, и я была бы рада взять под крыло одну из твоих милых дочерей, если бы ты решилась послать ее ко двору. Знаю, что ты оценишь великолепную возможность, которую я предоставляю, и заверяю тебя, что, находясь при дворе, хорошо воспитанная девушка из почтенной семьи может получить такие предложения руки и сердца, о каких в иных обстоятельствах не приходилось бы даже мечтать.

Мы пока будем располагаться в Гринвиче — до наступления лета: в жару Лондон вреден для здоровья. В начале лета королева с большой свитой отправляется в поездку по стране, поэтому настоятельно рекомендую поспешить со сборами дочери. Будь покойна, я с радостью прижму к сердцу любое твое дитя. Единственное, о чем я тебя умоляю, дражайшая Мэри, — не навязывай мне на шею рыжую малышку с неукротимым нравом. Мне нужна девушка исполнительная и усидчивая, а нам обеим известно, что «дикарка»[1] ни одним из этих качеств не обладает».

Письмо выпало из рук Сары, и по щеке покатилась одинокая слеза: все ее прекрасные мечты и планы обратились в прах.

Лишь через час девушка постепенно вернулась к действительности. Запах кожи и лошадей защекотал ноздри; Сара пошевелилась, тяжело вздохнула, прощаясь с несбывшимися надеждами, и медленно побрела к дому. Проходя мимо кабинета отчима, она услыхала ледяной приказ.

— Зайди ко мне!

Сара распахнула двери и, взглянув в глаза преподобного, в ту же минуту поняла, что трехдневная передышка закончилась. Он узнал о купанье нагишом. Страстно желая лишь одного: чтобы все это скорее кончилось — и выволочка, и наказание, — Сара неподвижно стояла, выслушивая бесконечную нотацию: она — позор всей округи, ее поведение безответственно, безнравственно и не укладывается ни в какие рамки. Она орудие сатаны. В ее «дикой» ирландской крови бродит зараза, поэтому не действуют ни вразумления, ни наказания; ей чужды сожаление и раскаяние в содеянном.