— Правда, что Маттерхорн[9] в Швейцарии больше, чем в Диснейленде? — спросил я.

Она засмеялась:

— Правда. Но там нет Снежного человека.

Таким вот образом у нас завязался разговор — о Диснейленде, Швейцарии, шале и катании на лыжах, даже о сыре.

Потом, когда мой набор тем иссяк, я спросил, как ее зовут.

— Сара, — ответила она.

Меня это потрясло.

В детстве у меня была любимая песня. Хит семидесятых годов «Улыбайся, Сара». Я постоянно слушал ее и все пытался представить, как выглядит девушка из песни. Она казалась мне очаровательной и скромной, примерно такой, как эта Сара.

— Вы из Лос-Анджелеса?

— Из Лейк-Эрроухед. Правда, находится неподалеку отсюда.

Я снова поразился. Лейк-Эрроухед для меня особое место. Однажды, в семь лет, я провел там целую неделю. Тогда мы в последний раз отдыхали всей семьей. Потом отец заболел.

Я подумал, что Сара могла находиться там в то время. Может, она была одной из тех девчушек в ярких купальниках, которые плескались в озере или лакомились мороженым на пляже. Я мог промчаться мимо на водных лыжах, даже не взглянув в ее сторону.

Время шло, а меня ждала еще одна встреча. И все-таки я предложил ей выпить со мной кофе после работы.

— С огромным удовольствием, — ответила она и снова одарила меня улыбкой Сары из песни.

Возвращаясь в офис, я распевал эту песню в открытое окно машины и чувствовал себя прекрасно, как никогда за эти несколько месяцев в Лос-Анджелесе.


Наше первое свидание длилось почти пять часов. Для начала мы пошли в «Старбакс», выпили по два капуччино и съели шесть бискотти, а потом отправились ужинать в ее любимый ресторан «Ферма».

Я считал себя немногословным человеком, а тут вдруг обнаружил, что говорю без умолку, так что слова не поспевают за мыслями. Думаю, это недели одиночества так меня допекли. И Сара оказалась мне под стать. О чем бы мы ни заговаривали, нам все было интересно, мы с жаром обменивались мнениями, вступая в спор или соглашаясь друг с другом.

Когда официант принес нам счет, он упер руки в боки и вытаращил на нас глаза:

— Новобрачные?

Смутившись, мы с Сарой засмеялись. Я вдруг понял, что за годы знакомства с Пандорой, за все то время, что мы были близки, никто нас не принимал за новобрачных.

С того вечера мы с Сарой стали очень часто встречаться. Раз или два в неделю ходили пить кофе или ужинать, а в выходные гуляли по городу. Спустя какое-то время я понял, что Лос-Анджелес не так уж плох, если у тебя есть друг, с которым ты его осматриваешь.

Иногда мы вели себя как настоящие туристы — покупали пончики в «Фармерс-Маркет» или разглядывали витрины на Родео-драйв. Иногда отправлялись в горы Санта-Моника или на утиный пруд вблизи Малхолланда. Однажды я даже уговорил Сару на Похоронную экскурсию, и мы проехали на катафалке по всем местам, где умерли знаменитости. Правда, она мне отплатила за это, протащив по всем художественным галереям на Мелроуз-авеню.

Вечера мы обычно заканчивали у Сары. Смотрели видео, слушали музыку. У нее была милая квартирка на Ла-Пир, яркая, уютная. Она всегда позволяла мне отмокать у нее в ванне, сколько мне хотелось, а иногда готовила ужин, и это я ценил больше всего.

Нам было хорошо вместе, мило, легко и непринужденно. Раньше, когда я встречался с девушками, мне всегда хотелось побыстрее уложить их в постель, но с Сарой все происходило по-другому. С первой нашей встречи я понял, что у нас все может оказаться серьезно — может, из-за этой песни, — и мне не хотелось разрушить отношения своей поспешностью.

Я все думал, как и когда я расскажу Пандоре о том, что у меня появилась девушка. Вроде бы это так естественно, но почему-то я все откладывал и откладывал. Я уже достаточно крепко стоял на ногах, чтобы вскоре позволить себе снять жилье, и решил, что когда наконец это случится, тогда и сообщу Пандоре все сразу.


Через месяц после нашего знакомства я решил свозить Сару в Палм-Спрингс и познакомить с матерью. По дороге туда я немного нервничал, думая о том, как они поладят, но в тот момент, когда представил их друг другу, понял, что все будет прекрасно.

Мы приехали как раз к ужину. Сара помогла маме готовить и накрывать на стол. Обе они подшучивали надо мной, что я сижу, как паша на диване, но мне совершенно не хотелось ничего делать. Просто сидеть и смотреть, как они вдвоем ходят на кухню, разговаривают, смеются. Я чувствовал себя совершенно счастливым.

После ужина мы немного посмотрели телевизор, а потом мама сообщила, что пойдет отдохнуть. Я зашел к ней в комнату, и она сказала:

— Она мне нравится.

Я сразу вспомнил, как когда-то, в далеком прошлом, мама впервые увидела Пандору. Я тогда спросил, на какой она полке, и мама ответила: «Не могу понять, на верхней или нижней». А сейчас, с Сарой, мне не надо ни о чем спрашивать. Сара наверху, я это твердо знал.

Позже я повел Сару гулять по окрестностям. Стоял чудесный вечер, словно Палм-Спрингс специально захотел продемонстрировать все свои красоты, включая ослепительные объемные звезды в черном небе. Мы шли почти без слов, и помню, как мерно, в унисон звучали наши шаги.

Мы вернулись домой часам к десяти. Мама поместила Сару в бывшую комнату Джанин, и Сара уже распаковала там свой чемодан. Но когда мы стояли рядом в прихожей, я понял, что мы оба чувствуем одно и то же — ей нужно остаться со мной.

Она стала моей первой женщиной после Пандоры. В самом начале было так странно касаться незнакомого тела, вдыхать запах другой кожи. Но я понимал, что это нормально. Вскоре я привык к ее запаху, смеси имбиря и каких-то таинственных экзотических духов. Ее тело выглядело таким светлым по сравнению с загорелым веснушчатым лицом, груди и бедра почти пугали своей белизной. Я чувствовал, что это правильно — ее крепкое ладное тело рядом со мной, запах ее духов от моей подушки, и, засыпая, вспомнил, как официант в ресторане принял нас за новобрачных.

Утром я повез Сару в пустыню. До этого она никогда не ездила на мотоцикле — в Эрроухеде обычно пользуются скоростными катерами, — но оказалась способным водителем и здорово держала равновесие.

А днем мы отправились в путешествие по Палм-Спрингс, и я показал ей места, которые так много значили для меня: Индейский каньон, Живую Пустыню, мою бывшую школу. Но кое-что исключил из списка — водопад Таквиц, школу Кэтрин Финчи, аэропорт. Эти места все еще принадлежали Пандоре.

Саре нравилось все. Она не переставала удивляться, как я мог променять Палм-Спрингс на Лос-Анджелес.

— Я и сам этого не понимаю, — отвечал я.


Мы немного задержались с отъездом в Лос-Анджелес и попали туда в час пик. Шум и свет так оглушали и ослепляли, что наши два дня в Палм-Спрингс показались нереальными.

Сара предложила мне переночевать у нее. Я, конечно, с радостью согласился, но сначала надо было съездить в офис, взять кое-какие документы. Я отвез ее домой и пообещал вернуться через час. Потом отправился в Западный Голливуд.

Я припарковался на улице у соседнего с офисом дома и пошел пешком по Сансет. И тут заметил мужчину и женщину метрах в пятнадцати от себя. Я узнал Лори. Мужчина был высокий, темноволосый, одетый в черную кожаную куртку. Они меня не видели.

Они медленно шли по улице и, судя по всему, говорили о чем-то важном. Я не разобрал слов, но интонации слышал отчетливо. Приглушенный голос Лори звучал настойчиво. На работе она никогда Так не говорила, я будто слышал другого человека. Услышав слово «она», я навострил уши, но тут Лори вновь понизила голос. Я подумал, что они говорят о Пандоре, но полной уверенности у меня не было.

Но я был абсолютно уверен, что знаю спутника Лори. В какой-то момент он обернулся к ней, и я увидел его лицо. Тот самый красавец с бульвара Санта-Моника. Я так и не понял тогда, чем он занимался — сутенерством, наркотиками, грабежом, но мне очень не понравилось, что они вдвоем оказались рядом с офисом Пандоры.

Я старался не делать пока никаких выводов. Что с того, что Лори прогуливалась с этим парнем? Это просто моя излишняя подозрительность. Я решил ничего не говорить Пандоре.

Однако на следующий день в офисе Лори вела себя так ласково, говорила настолько сладко, до такой степени не походила на себя вчерашнюю, что я решил не оставлять это без внимания и пошел в кабинет Пандоры.

— Конечно, это не мое дело, но мне кажется, ты должна знать. Вчера вечером я видел, как Лори крутилась поблизости с очень подозрительным типом.

Пандора подняла брови:

— С каких пор ты занялся слежкой?

Я сразу понял, что заинтересовал ее и ей страшно хочется узнать побольше. Но она сдержалась и не задала мне ни одного вопроса.

Я вернулся к себе, злой на нас обоих.


Приближался День святого Валентина. Мне хотелось, чтобы для Сары он стал особенным, и я покупал для нее все подряд — серьги, цветы, духи. А в магазине открыток провел целую вечность, стараясь найти что-нибудь наиболее подходящее для наших теперешних отношений. Я подумал, не купить ли открытку и для Пандоры, но потом передумал. Пусть Сара в этот праздник станет моей единственной любовью.


В понедельник, после Дня святого Валентина, Пандора была совершенно не в себе. Я никогда не видел ее такой. Она сидела как на иголках, и чувствовалось, что ей совсем не до работы.

Около шести я вышел, чтобы перекусить, и столкнулся с Эмметом, геем, который работал у Джона Брэдшоу. Эммет спускался по лестнице. Одарив меня широкой улыбкой, он спросил:

— Слышал про фотографию?

Я ответил, что понятия не имею, о чем речь.

Дрожа от нетерпения, он выложил все. О том, как в выходные Пандора подсунула под дверь офиса Брэдшоу собственную непристойную фотографию вместе с валентинкой.