Лауре впервые пришло в голову, что она может потерять любимого. Хуже того, она поняла, что должна была с самого начала осознать, что он может никогда не принадлежать ей. Однако женщина уже зашла слишком далеко в отношениях с ним, отдала ему свое сердце и теперь никогда не получит его обратно.

Лаура показала Хэлу все фотоснимки. Он смеялся, указывая на некоторые забавные моменты и вспоминая момент, когда была сделана та или иная фотография. Когда Хэл добрался до последней, Лаура на мгновение затаила дыхание, но он ничего не сказал.

– Мне нравится этот снимок, – сказала она. – Ты на нем настоящий.

– Правда? – он снова взглянул на свое изображение. – Мне кажется, это какой-то пустоголовый парень, стоящий около бассейна и желающий, чтобы девушка с фотоаппаратом перестала снимать и поцеловала его.

Лаура обняла Хэла и выполнила его желание.

В тот день они больше не говорили о снимках. Но Лаура сохранила их и часто пересматривала. Она отнесла последний в лабораторию, увеличила и положила среди своих самых личных бумаг. По вечерам она доставала его и рассматривала, напуганная излучаемым им обаянием, но слишком очарованная, чтобы убрать.

Через неделю Лаура неожиданно сделала копию с негатива и отдала ее Хэлу.

– Я хочу, чтобы ты взял это, – сказала она, – и когда-нибудь напечатал. Хочу, чтобы ты хранил снимок там, где люди могли бы его видеть. Таким образом, посмотрев на него, они увидят тебя так, как видела я. Они не будут знать, кто я, но увидят, каким ты был для меня.

«И тогда ты будешь моим». Мысль эта была слишком странной, чтобы произносить ее вслух. И какая странная логика! Будто показав Хэла другим через свой взгляд и объектив фотоаппарата, она смогла бы обладать самой его сущностью, которая на снимке как бы протекала между пальцев.

Вот почему, поняла Лаура спустя мгновение, она хотела, чтобы эта фотография была у него. Он даже сейчас проскальзывал между ее пальцев.

Хэл взял негатив и убрал. Он почувствовал таившуюся за этим подарком грусть.

– Я сделаю, как ты говоришь, – пообещал Хэл. В его серьезности сквозил юмористический оттенок.

Увидев, что он спрятал негатив, Лаура ощутила облегчение. Из темной воды бассейна к ней как бы выплыли самые тяжелые мысли «дождливых дней», грустные, но все же полные человеческого счастья, человеческой нежности.

Она выбросила снимок из головы. Теперь ей хотелось смотреть только на Хэла.

– Поцелуй меня, глупый, – попросила Лаура.

Прикосновение его губ прогнало все тревоги. Она прижала Хэла к себе так, что он сделал движение, будто ему не хватало воздуха. Оба рассмеялись.

Но темная вода и улыбка Хэла в ту ночь овладели снами Лауры, и с тех пор больше не отпускали ее.

XXV

14 июня 1955 года

Уинтроп Бонд сидел на веранде своего дома в Напили, глядя на Лиз Бенедикт.

Она была в тропическом шелковом платье без бретелек, которое он подарил ей в день ее приезда две недели назад. Ее волосы ароматными роскошными волнами охватывали шею. Девушка никогда не выглядела такой прекрасной.

Уин сидел, курил сигарету, одетый в белые парусиновые брюки и рубашку с открытым воротом, и смотрел сквозь облачка дыма на свою молоденькую компаньонку. За ней на фоне океана виднелись острова Молокаи и Ланаи, как бы склонившиеся друг к другу, словно тихие заговорщики. Их тени напоминали пунктирную линию в слабом потоке света.

Слуги убрали после обеда приборы, и Уин с Лиз сидели уже полчаса, потягивая бренди и наслаждаясь вечерним воздухом. Он чувствовал одновременно и покой, и возбуждение, какого не испытывал никогда в жизни. Уин загорел во время совместных купаний с Лиз, а его ноги окрепли от прогулок по пляжу и скалам.

Единственное, что его беспокоило, это волны волос вокруг ее шеи. Он особенно обратил на них внимание сегодня на закате, вспомнив, что это их последний вечер. Завтра утром Лиз должна вернуться на материк.

Уин задумался над тем, где ему найти силы отпустить ее.

* * *

Прошло почти пять месяцев с того вечера в республиканском клубе, когда Лиз появилась в его жизни и тронула сердце своей детской прелестью. Эти пять месяцев полностью изменили его жизнь.

Уин решился пригласить девушку в цирк. К его восторгу, она согласилась. Одетая в неуместно строгий деловой костюм, поскольку забыла взять с собой какую-либо неофициальную одежду, в очках, которые придавали ее милому лицу прилежный вид, Лиз сидела рядом с Уином, когда артисты промаршировали на арену под звуки фанфар.

Уин использовал все свое влияние, чтобы получить места в первом ряду, хотя это были не лучшие места, так как ограничивали вид на арену. Когда очень близко от них прошли своей неторопливой походкой кивающие при каждом шаге слоны, девушка испуганно сжала его руку – тяжелый запах и огромный вес животных словно обрушились на них.

Представление началось, но Лиз не убрала руку, а только просунула свою ладошку в его, доверчиво, как ребенок. Они смотрели номера, потом Уин принес ей сахарную вату и пакетик с воздушной кукурузой. Лиз не преувеличивала свою любовь к цирку. Широко раскрытыми глазами она внимательно следила за артистами, иногда оглядывалась на Уина, как бы призывая разделить ее восторг, стискивая при этом его ладонь. Ее радость породила в нем слабое чувство, что он опять стал мужчиной… по крайней мере для этой девчушки.

На следующее утро она уехала в Аризону. Уин провел две длинные недели, пытаясь забыть о ней, но потом сдался. Он обдумал ситуацию, рассчитал силы, которыми обладал в этом мире, и решился на активные действия.

Уин позвонил Хэррису Бьюлу в «Рейнбоу Концептс» и рассказал, какое впечатление произвела на него молодая, но очень способная мисс Бенедикт на встрече в Нью-Йорке. Не прибегая к хитростям, он дал Хэррису понять, что ее присутствие на грядущей конференции «Бонд Индастрис» в середине марта было бы очень желательно.

Когда она прилетела, в городе не было цирка, но было «21». Уин повел Лиз обедать, потом в театр и на длинную прогулку по Пятой авеню в сопровождении Джеймса за рулем «роллс-ройса» в нескольких шагах сзади. Он устроил ей экскурсию в управление «У. У. Бонд» в рокфеллеровском центре, а в последний вечер осмелился пригласить потанцевать в «Кафе Пьер».

Когда ее визит подошел к концу, Уин не смог скрыть грусти.

– В чем дело? – спросила Лиз, заметив его настроение.

– О, не знаю, – уклончиво ответил он. – Когда мужчина моего возраста встречает хорошенькую молоденькую девушку, как ты, он начинает думать обо всем, что упустил в жизни. Обо всех возможностях. Так много счастья предлагается нам в этой жизни… только бери. И как часто мы отворачиваемся от него в погоне за… Не знаю, за чем. В моем случае это нечто вроде неуправляемого чувства безопасности.

К его удивлению, он увидел, что его слова поразили девушку.

– Ты рассуждаешь как старик! – с улыбкой начала укорять Уина Лиз.

– Ну? – он жестом указал на свое сморщенное тело.

– Уин, ты в самом расцвете, – горячо произнесла девушка. – Ты можешь чувствовать и делать все, что хочешь. Все для тебя. Разве ты этого не видишь?

Ее оптимизм тронул Уина. Конечно, она была очень молодой, чтобы знать о разрушающем воздействии лет, волнений и поражений. Всего этого для нее не существовало.

– Почему ты так уверена? – спросил он.

– В противном случае меня бы здесь не было, – ответила Лиз, обезоруживающе улыбаясь.

Когда Уин проводил ее к самолету, он вернулся домой, чувствуя себя как Золушка после наступления полуночи. Он не мог ни жить без Лиз, ни набраться смелости вернуть ее.

Прошли три недели, потом шесть. Рука Уина тысячу раз тянулась к телефону, но он отдергивал ее.

«Ты слишком стар, – говорил он себе, – она забыла тебя». Ведь такая прекрасная девушка должна иметь молодого друга. Даже нескольких. Несомненно, она каждый уик-энд ходит на свидания и отбивается от поклонников в свободное от работы время. В ее занятой, полной жизни не было места воспоминаниям о старике, которого она встречала пару раз на Манхэттене, о скучном вдовце, чью прихоть она удовлетворила, пойдя с ним в цирк и пару раз пообедав вместе.

Но в конце шестой недели Уин, неожиданно для самого себя, полетел в Финикс лично поприсутствовать на встрече акционеров в «Рейнбоу Концептс». Хэррис Бьюл встретил его как принца, и теперь была очередь Лиз устраивать ему экскурсии, показывать свое рабочее место, маленькую квартирку и безлюдный пейзаж, который она научилась любить со дня приезда сюда из Сакраменто.

Перед тем, как улететь в Нью-Йорк, Бонд еще раз выразил Хэррису Бьюлу свое восхищение Лиз и намекнул, что она была бы желанной посланницей на грядущей через месяц встрече акционеров корпорации. Хэррис обещал прислать ее.

Ни Хэррис Бьюл, и никто другой, кроме Уина, не обратил внимания та то, что в последний момент место встречи было перенесено самим Бондом в Гонолулу.

Все прошло, как было запланировано. Самолет с Лиз прибыл в аэропорт Гонолулу по расписанию после долгого полета из Лос-Анджелеса. Уин ждал девушку у ворот, думая, о чем с ней заговорить.

В последнюю секунду на него нахлынули сомнения. Может, его сумасшедший план ей не понравится? Может, она разозлится на то, что он обращается с ней, как с марионеткой?

Но все тревоги исчезли, когда Уин увидел, как просветлело ее лицо при встрече.

– О, я так скучала по тебе, – сказала она. Он улыбнулся, суеверно сложив пальцы.

– Я должен сделать кое-какое признание. Встреча акционеров только начинается. Хэррис Бьюл дал тебе две недели отпуска. Ты едешь со мной на Мауи. У тебя будет отличный отдых, – Уин робко взглянул на Лиз. – Теперь скажи правду. Я доставил тебе неприятности?

Вместо ответа она притянула его к себе и поцеловала в щеку, затем отодвинулась на длину вытянутой руки, дотронулась до его лица и взглянула на него влажными глазами. К удивлению Уина девушка, казалось, разрывалась между облегчением и болью, словно судьба жестоко разлучила их на эти месяцы, а теперь смилостивилась.