Руки подруги стали неторопливо подниматься от талии Дианы по бокам ее тела. Губы Линды в темноте коснулись полураскрытых губ Дианы, и девушки слились в поцелуе.

Ничего не менялось в течение нескольких долгих минут. Диана стояла неподвижно, безвольно опустив руки по швам, а знакомые губы и руки нежно приветствовали ее горящее тело. Наконец, смутная женская тень приблизилась к ней вплотную и Диана ощутила, как к ее бедрам прижались бедра подруги. Соски грудей обеих девушек, прикрытые тонкими тканями блузок, ласково терлись друг о друга. Это вызвало у Дианы новый прилив возбуждения, который прокатился по всему ее телу от головы к животу, спустился ниже и, пройдя между ног, вышел к позвоночнику. Это было похоже на сильный электрический разряд.

У них всегда это начиналось таким образом. Сначала дискомфорт и неудовлетворенность от свидания, озлобление и раздражение на весь вечер, а потом… взаимные объятия и ласки. Когда у них не было «спаренных» свиданий, они встречались вечером в библиотеке, которая примыкала к солярию, и вместе поднимались к себе. Порой Диана задерживалась и приходила домой очень поздно. Но Линда никогда не засыпала без подруги. Она терпеливо ждала ее, лежа в своей кровати в пижаме и с книгой в руках. Диана поворачивалась к двери, чтобы повесить на нее свою куртку – там была прибита вешалка – и с истомой ждала того момента, когда раздастся шорох простыней и она ощутит прикосновение к своей талии теплых рук.

За ужином, который проходил внизу, сидя за столом с другими девчонками, Диана вдруг иногда вся замирала, когда чувствовала, как ее ноги под столом нежно касается другая, чужая нога в тонком чулке. Затаив дыхание, Диана прислушивалась к пробуждающимся внутри нее чувствам по мере того, как эта нога в чулке нежно ласкала ее, подбираясь все выше и выше и наконец прикасаясь к самому чувствительному у Дианы месту под коленками. Она не смела оглядываться на Линду, сидевшую рядом с ней, но знала, что та, как ни в чем не бывало, болтает с кем-то о пустяках и даже, казалось бы, не замечает своей подруги и ее состояния. Диана дрожала от страха и смущения, но в то же время чувствовала, как по ее телу разливается сладкая истома, ибо понимала, что эта тайная ласка говорит о том, что она желанна и что нужно скорей покинуть это шумное место и уединиться в комнате.

Поначалу Диана пребывала в полнейшем шоке от того, чем они занимались с Линдой. Подобные действия были немыслимы для порядочной девушки, тем более для девушки такого происхождения. Встревоженная Диана мучилась вопросами, на которые у нее не было ответа. Уж не лесбиянка ли она? Не сошла ли она с ума? Не влюбилась ли она в Линду?

Она пыталась объяснить себе это неудовлетворенностью, которая переполняла ее всякий раз по окончании очередного свидания с парнями. Штормовые волны желания, умело пробуждаемые в ней мужчинами, утолялись осторожными и нежными руками Линды, ищущими губами и ловким язычком. В общем это было еще не самое ужасное для девушки, для которой исключались всякие половые сношения с противоположным полом в силу данного ей самой себе торжественного обета.

Но Диана понимала также, что то, чем она занимается с Линдой, содержит в себе нечто большее. Она нуждалась в Линде не только физически. С возрастом одиночество, в котором пребывала Диана, становилось все более несносным. Ее попытки оценить то, чего от нее ждали родители, Хэл, то, чего требовало от нее будущее, – все это было слишком тяжким бременем для ее хрупких плеч.

Она заранее знала, что подведет всех и вся. Разочарует. Она считала, что как женщина и как человек она отнюдь не подарок. Заглядывая глубоко в себя, она полагала, что видит там лишь манерность и убожество. И все это несмотря на ее неоспоримую внешнюю красоту и безупречное воспитание.

Она была в конце концов обычным человеком. Хотела любви. Что в этом плохого? Она хотела, чтобы ее любили и принимали такой, какая она есть. Не из-за ее фамилии или состоятельности семьи, не в силу родовой предопределенности.

И поэтому она считала Линду Престон своим ангелом-хранителем, благодатью Божьей. Господь сжалился над ее страданиями и подарил ей Линду. Соседка по комнате, ближайшая подруга и… любовница плевала на жизненные условности и сложности, на несправедливость реагировала бесстрастным пожиманием плеч, принуждала себя бегать на ежедневные тренировки на корты и изматывала себя играми в том виде спорта, который ненавидела. Линда желала ее. Диана была глубоко благодарна ей за это. В ее обществе Диана наконец-то могла почувствовать себя женщиной.

Поэтому, стоя на середине комнаты в объятиях своей подруги в тот вечер, Диана испытывала только положительные эмоции: возбуждение, облегчение, сладкое ожидание и гигантскую признательность. Она чувствовала теплые руки Линды, которые скользили по ее трепетавшему телу, чувствовала прикосновение сосков ее грудей к себе, восторгалась ее юрким язычком, который, раздвинув ее губы, проникал к ней в рот и чувствовал себя там хозяином.

Ласки подруги были неторопливы, последовательны и с каждой минутой они все больше и больше зажигали Диану.

Они были тихими любовницами. В такие моменты они не говорили друг другу ни слова и никогда потом не вспоминали об этом удовольствии, не смаковали его в разговорах, а только… повторяли снова. У них был негласный уговор: во время каникул не расставаться надолго и не уезжать домой на уикенды, не договорившись предварительно о времени и месте следующей встречи.

Они были уверены друг в друге. Диана знала, что Линда не подведет ее, а Линда знала, что Диана ее не разочарует. Они не давали друг другу обещаний, ничего друг от друга не требовали, кроме одного: уверенности в том, что после краткой разлуки они снова встретятся в этой комнате и еще раз познают любовь.

Они продолжали целоваться, замерев в темноте. С неторопливым изяществом, таким характерным для Линды и абсолютно не свойственным неистовым и агрессивным мужчинам, она ласкала Диану своими руками, проводя ими по всем нежным изгибам девичьего тела, целовала ее в шею, в щеки, откидывала ее волосы со лба и закрывала ей глаза мягким пальчиком.

Она продолжала ласкать стройное и нежное тело Дианы, замеревшей в предвкушении экстаза. И вот чудо! Чего бы ни касались руки Линды, эта часть одежды тут же раскрывалась и падала на пол. Диана совершенно не чувствовала, что ее раздевают, она только видела это и изумлялась ловкости пальцев подруги. Сначала блузка Дианы сползла с ее плеч, к ногам упала юбка, соскользнул вниз расстегнутый бюстгальтер. Груди Дианы, поблескивая в лунном мягком свете, обнажились и тут же стали объектом ласк и поцелуев Линды. Ее губы и энергичный язычок скользили по нежной коже грудей и Диану словно пронзало током.

Она вся трепетала, когда почувствовала, что на пол упало последнее: чулки, нижняя юбка и трусики. Теперь она была полностью обнаженной, а Линда стояла перед ней совершенно одетая.

И это также была важная составная часть той игры, в которую они играли. И если говорить по правде, то Диана особенно высоко ценила именно подобные моменты. Не было ничего приятнее стоять полностью нагой в куче одежды, забытой и погруженной в темноту, видеть перед собой одетую подругу, которая нежно касалась ее тела, отыскивая чувствительные точки – уже хорошо ей известные – и ощущать сладостную истому, прокатывавшуюся по всем ее нервам. Мягкие ладошки Линды скользили по ее грудям, спускались к впалому животу. А в это же время нежные губы покрывали все лицо Дианы поцелуями. Осторожный пальчик проникал между бедер девушки и погружался в припухшее от возбуждения лоно. В такие секунды Диана чувствовала неожиданную слабость в коленях.

Линда неторопливо и мягко продолжала в том же духе до тех пор, пока не появлялись очевидные знаки того, что Диана уже давно готова к любви и больше уже не в силах ждать. Тогда Линда помогала подруге добраться до постели и начинала раздеваться сама.

Диана, затаив дыхание и широко раскрыв глаза, наблюдала за тем, как из-под темных покровов выступают белые прямые плечи, округлые груди, как серебрятся в лунном свете бедра, накачанные многолетними теннисными тренировками и оттого крепкие и широкие. Линда обнажала и свою улыбку, которая отражала неземной свет за окном. Диана, прерывисто дышала, жадно вглядываясь в обнаженные контуры фигуры подруги.

Затем Линда подходила к кровати и ложилась верхом на Диану, клала руки на трепетавшие груди подруги и ласково смотрела на нее, горящую от желания, сверху вниз.

Линда с самого начала знала, что Диана любит быть цветком, находиться в зависимом, беззащитном положении, видеть активность красивого тела подруги, чувствовать себя загнанной в угол жертвой Линды, улыбчивой искусительницы; любит, чтобы с ней играли, как с игрушкой, как с ребенком, любит наслаждаться своей подчиненностью.

Поэтому Линда всегда была наверху. Она видела, как Диана, находившаяся под ней, выгибает от наслаждения спину дугой, приподнимает голову, чтобы осыпать тело подруги жаркими поцелуями. Линда тоже не отставала, поддразнивая Диану своим ловким язычком до тех гор, пока та уже не могла дольше терпеть пытку лаской. Тогда Линда становилась более активной, падала в объятия Дианы, которая с нетерпением ждала ее, и через пару минут обе девушки уже кончали, не забывая при этом глушить свои стоны наслаждения, чтобы их не слышали.

После этого они еще долго оставались в объятиях друг друга. Линда клала голову на руку Диане, игралась с ее вьющимися волосами, скользила пальчиком в ложбинке меж грудей, вниз, к пупку. При этом она продолжала ласково улыбаться своей подруге и молчала.

Вскоре на них нападало сонливое состояние, ибо вокруг них уже сгущалась ночная тьма. Они расставались очень неохотно, но расставались, ибо не хотели рисковать: что скажет любопытная горничная, которая заглянет к ним утром без стука, открыв дверь своим ключом? Диана ложилась к себе в постель и тут же отдавалась снам, все еще продолжая чувствовать на своем теле ласковые прикосновения подруги, вспоминая ее поцелуи и ласки в самых укромных уголках.