– Как вас зовут? – спросил он.

– Лаура.

– Хорошо.

Он кивнул и, нажав кнопку, открыл ей входную дверь внизу.

Затем он торопливо надел свой медицинский белый халат и маску. И дело не только в том, что благодаря маске он останется неузнанным клиенткой. Марлевая ткань скроет водочный перегар, учуяв который, девчонка может запросто завернуть обратно.

Он встал в прихожей и стал ждать. Во всем теле ощущалось напряжение. В животе что-то перекатывалось и булькало. Желчь. Он так и не успел с самого утра что-нибудь перекусить. Только кофе, «колеса», сигареты, да один секонал.

Через пару минут он услышал робкий стук в дверь. Он открыл ее и отступил в сторону, давая ей войти. На ней была недорогая шерстяная курточка. Впрочем, Валерия оказалась права: девочка и впрямь «чистенькая». У нее были короткие темные волосы, очень нежная кожа и большие черные глаза, которые с испугом смотрели на него.

– У вас есть деньги? – спросил он.

Он исказил свой голос, понизив тембр. К тому же его приглушила и маска. Он старался как можно меньше разговаривать со своими клиентками. Дан хорошо знал, что его габариты и тяжелые очки в роговой оправе, выглядывающие из-под маски, пугают их. Это его вполне устраивало.

Она вытащила из кармана несколько банкнот и пересчитала их на его глазах. Три двадцатки, две десятки и четыре пятерки. Дан взял их, сложил пополам и сунул их своими пожелтевшими от табака пальцами в карман. Затем он запер входную дверь и показал ей, как пройти в операционную.

– Повесьте вот сюда вашу куртку, – сказал он. – Пройдите туда, разденьтесь и ложитесь на стол.

Пока она раздевалась, он прошел на кухню. Чуть сместив маску, он плеснул в чашку из-под кофе еще немного водки и выпил залпом. Он уже чувствовал действие на организм принятого секонала. Ну что ж, по крайней мере сегодня у него не будут дрожать руки. Он ополоснул их в раковине и прошел в операционную.

Будучи обнаженной, она здорово смахивала на ребенка. Она была очень маленькая и выглядела испуганно. Впрочем, бросив взгляд на ее груди и изгибы бедер, он понял, что ей никак не меньше восемнадцати. Если честно, то это было просто очаровательное хрупкое тельце. Она, приподнявшись на локтях, смотрела ему в лицо своими большими, широко раскрытыми глазами.

– Вы мне… что-нибудь дадите? – спросила она еле слышно. Он отрицательно покачал головой.

– Это не обязательно. Ложитесь нормально и попытайтесь расслабиться.

Он никогда ничего не давал своим клиенткам. Ну, во-первых, наркоз стоил денег, а во-вторых, откуда он мог знать, на что у каждой из них аллергия? Он не хотел, чтобы девчонка загнулась у него на столе из-за какого-нибудь рядового анестетика. К тому же боль при абортах вполне терпима. В конце концов они сами виноваты. Знали, на что шли. Ничего, не умрет. Всего-то делов – поскрести чуть-чуть. А судороги быстро пройдут.

Она откинулась назад и устремила глаза в потолок. Он бросил еще раз взгляд на ее обнаженное тельце, затем укрепил скобы и, взяв ее ноги, одну за другой расставил их в этих скобах. Он накрыл ее простыней, взятой из металлического шкафа и почувствовал, как по всему ее телу пробежала сильная дрожь.

– Расслабься, – повторил он. – Через несколько минут все закончится.

Он и так сказал уже слишком много. Но ему было жаль бедняжку.

Дан повернулся к стерилизатору. Все свои инструменты, включая зеркальце, он тщательно стерилизовал. И дело тут было не только в профессиональной аккуратности, но и в осторожности. Эти девчонки не знали, кто он и где его найти, но если он занесет инфекцию грязным инструментом и девчонка заболеет, ее рассерженный дружок или папаша при желании могут доставить кучу неприятностей.

Натянув стерильные перчатки, он снова взглянул на девушку.

Она неподвижно лежала на столе, вытянув руки вдоль тела. По ее лицу разлилась бледность.

– Холодно, что ли? – спросил он. Она отрицательно покачала головой.

– Ну, хорошо, – сказал он. – Не шевелитесь до тех пор, пока я не скажу, что можно.

Он вытащил из стерилизатора зеркальце и ввел его между ее ног. При помощи марлевого тампона он смазал операционное поле антисептиком. Вдруг в глазах у него помутилось. Он остановился и помотал слегка головой, чтобы прийти в себя.

Преодолевая слабость в руках, он расширил шейку матки, ввел внутрь кювету и ловкими, но осторожными движениями руки стал соскребать. Он услышал легкий стон, который издала бедняжка. Смешанный стон боли и страха. Он оскалил зубы, боясь, что она в любую секунду может закатить истерику, примеров чего в его практике было хоть отбавляй.

Но нет. Девушка лежала молча и больше он не услышал от нее ни звука. Она стоически переносила операцию. Настоящий боец! Слава Богу!

Он продолжал операцию, проявляя максимум осторожности, так как помнил о своем похмелье. Одно неверное движение, и он может пропороть стенку матки, что вызовет острый перитонит. Однажды из-за этого у него уже были неприятности. Он не хотел их повторения.

Когда до окончания операции оставалось уже немного, он поднял глаза на девушку. Ее лицо было искажено болью, губы плотно сжаты. Молчаливые слезы катились по щекам. Но она делала все, как он сказал, и не шевелилась.

Закончив, он почистил операционное поле: смазал противовоспалительным и закупорил марлевым тампоном.

– Одевайтесь, – коротко бросил он. – Я буду в другой комнате.

Он вернулся в кухню и, постукивая пальцами по поверхности стола, сверился с часами. Через два часа он узнает, чем закончились скачки.

Наконец, девушка показалась из задней комнаты. Она неуверенно ступала на расставленных шире обычного ногах и выглядела очень бледненькой. Он оценил степень ее бледности и решил, что внутреннего кровотечения все-таки нет. Она взяла с вешалки свою куртку и стала надевать ее. Девушка выглядела такой слабой, что он сжалился над ней и помог надеть куртку.

Маску он до сих пор не снял.

– Идите домой и отдыхайте, – сказал он. – В течение двух ближайших суток как можно больше лежите. Спустя двадцать четыре часа уберите тампон. Затем используйте по необходимости менструальные тампоны. Если будут наблюдаться судороги, небольшое кровотечение – это нормально. Скоро пройдет. А теперь запомните! Вы здесь не были. Меня не видели и Валерию тоже. Ясно? Если вы вернетесь сюда или пошлете кого-нибудь, меня здесь не будет. Ясно?

Она взглянула на него и молча кивнула. Ее взгляд каким-то непостижимым образом проник в самую его душу.

– С вами все будет хорошо, – заверил он, сжалившись над ней.

Она ответила на это вымученной, тусклой улыбкой и открыла входную дверь.

– До свидания, – проговорил он.

Когда дверь за ней закрылась, он вернулся на кухню и наконец-то снял маску. Теперь у него заметно подрагивали руки. Он достал еще секонал и смыл его в пищевод еще одной порцией водки. Ему нужно было лечь отдохнуть и попытаться удержать себя в форме до окончания скачек.

Да, сегодня нервишки пошаливали что-то уж очень сильно. И дело не только в скачках. Еще в этой девочке. В ней было какое-то хрупкое, но несомненное благородство. А во взгляде сквозил все-таки не страх, как ему вначале показалось, а более глубокое чувство. Скорбь, что ли? Валерия сказала, что это «чистенькая» девочка.

«Не слишком ли она чистенькая?» – машинально подумал он.

С другой стороны, вид его услуг был таков, что среди его клиенток не могло быть абсолютно чистой девушки.

«Ничего, от нее неприятностей можно не ждать», – успокоил он себя.

Он почувствовал, что баланс принятых средств в крови начал нарушаться, и его потянуло в сон. Наконец-то он стал расслабляться. Налив оставшуюся водку в стакан с отколотым краем, он поднес его к губам. Помедлив, он поднял стакан и посмотрел сквозь водку на грязноватый и тусклый пейзаж, висевший на стене.

– Оливия Ойл! – с улыбкой проговорил он. – За тебя, подруга.

XVIII

Лу Бенедикт смотрел прямо в глаза Лиз Деймерон.

Так случилось, что он впервые видел их перед собой так близко. А, может, просто здесь непривычно падает свет? Или она смотрит на него не так, как смотрела раньше?

Голос отдавался эхом в его ушах, но он не прислушивался и не различал слов. Лиз загипнотизировала его. Он замкнулся полностью на ее глазах. Ярко-каштановые волосы со всех сторон обрамляли красивое лицо, которое он так хорошо изучил. Милое девичье лицо. Такое свежее, кремовое от загара. Только крохотные веснушки, выгоревшие на солнце и еле различимые, нарушали однотонность кожи.

Никогда еще она не выглядела столь очаровательной.

Что за глаза! Они были устремлены прямо на него, пристально изучали его. С интересом. Ее губы улыбались, но в выражении глаз не было ничего похожего на улыбку. Может, она и была, но заслонялась холодом изумрудных зрачков, цвет которых был настолько насыщен, что Лу тонул в них. Ее взгляд был глубок, как океан, удален, как звезды. В нем не было никакого человеческого чувства, никакого узнаваемого человеческого намерения, а вместо этого что-то гораздо более опасное.

Он чувствовал около себя присутствие нескольких приглашенных лиц и слышал монотонный неуместный голос прямо над ухом. Он знал, зачем здесь находится: чтобы наконец полностью отдаться этим зеленым глазам, понимая при этом, что они убивают его тело и душу.

Видимо, она почувствовала, о чем он думает, так как что-то неуловимо изменилось в выражении ее лица. Наверно, она просто изготовилась к тому, чтобы проглотить его окончательно.

Кто-то обратился к Лу. Наконец, он понял, о чем идет речь. Луис, берете ли вы в жены эту женщину, отказываясь от всех прочих, готовы ли разделять с нею радости и невзгоды, богатство и бедность, здравие и немочь, отныне и до самой смерти?

Он судорожно вздохнул. Вот как далеко он зашел!.. Все равно ничего уже не изменишь!.. Сворачивать в сторону поздно.