Майю стал бить озноб, когда она услышала, что ей предстоит получить престижную награду, которая в этом году будет вручаться в октябре. Частично это возбуждение спало, когда она узнала, что вручать ее будет Корал.

Донна Брукс, между тем, больше била в барабаны, чтобы обеспечить себе рекламу и очаровать всех, кого только можно, на своей инаугурации в качестве нового главного редактора «Дивайн». После того, как Корал положила начало этой традиции, вечер присуждения награды «Дивайн» превратился в самое важное торжество года для всего мира моды — то был их Оскар. В этом году Ллойд Брукс решил использовать его, чтобы собрать самых больших знаменитостей. Объявив, что все пожертвования в ходе церемонии пойдут на благотворительные цели, организаторы завлекли представителей многих групп общества и мира моды. Некоторые специально прилетели из Европы. Обещали появиться такие звезды, как Лайза Минелли, Лорен Баколл и Катрин Денев. «УУД» и «Лейблз» планировали посвятить этому событию очередные номера полностью.

— Это должно стать самым выдающимся событием года в мире моды! — счастливо посулил Колину Уэйленд. — После Корал работать с Донной Брукс одно удовольствие. По большинству вопросов мы понимаем друг друга с полувзгляда. И она превосходно влияет на своего мужа. Что Корал наденет?

— Она выбрала длинное черное облегающее платье с блестками.

— От Баленсиаги?

— Конечно, она говорит, он единственный дизайнер…

— Тогда она просто бросает вызов индустрии моды — он больше не занимается дизайном!

Уэйленд ухмыльнулся. Колин с раздражением наблюдал за ним. Они сидели в их любимом ресторане «Дивертименти» в один из свободных от общения с Корал вечеров. До празднества оставалось всего два дня, и оба были уже совершенно измотаны работой.

— Как она будет выглядеть? — спросил Уэйленд, наматывая на вилку тонкие, как волос, спагетти, — я вызвал Элизабет Арден, чтобы она привела ее в форму. Я нанял мастера-парикмахера и Пабло, чтобы сделать специальный макияж. Ты знаешь, он особенно умело восстанавливает потрепанные лица.

Колин мрачно кивнул.

— Я думаю, она будет о\'кей. Корал обещала мне, что перестанет колоться, и я верю ей. Нужно доверять ей, я полагаю. Она говорит, что отдыхает перед событием.

— Она нашла работу? — спросил Уэйленд. Колин сделал гримасу.

— Никто не хочет идти на риск и нанимать ее. Должно быть, боятся, что могут проснуться с соляной кислотой на волосах, но разве можно их осуждать за это? Если я проведу ее благополучно через церемонию вручения награды, то настою, чтобы она поехала со мной недельки на две в Прованс — просто для отдыха в уединении. Неприятность еще и в том, что она слишком много тратит на свои наркотики, я думаю, что она может не наскрести даже на проезд.

Уэйленд доел спагетти, вздохнул и сказал:

— Я заплачу за эту поездку, Колин. Я обязан ей столь многим. К тому же мне просто жаль ее.

— Нужно заставлять ее есть, — жаловался Колин. — Я приношу ей все деликатесы, которые она раньше любила, но сейчас она только пьет. Если она будет и дальше так разрушать себя, то скоро станет выглядеть так же плохо, как я. Может быть, тогда я соберусь с духом, чтобы предложить ей выйти за меня замуж.

— Ты шутишь! — Уэйленд сделал большие глаза, как раз когда официант поставил перед ними блюдо с птифурами.

— Нет, я абсолютно серьезен, — сказал Колин. — И я могу спасти ей жизнь.

Уэйленд подал знак официанту.

— Принесите нам кофе-эспрессо и счет.

Он поднял свой стакан и провозгласил тост.

— За то, чтоб ты спас жизнь Корал, а пока, чтобы она не спала с лица к вручению награды!

— Я не понимаю, почему я должна присутствовать при вручении награды, если мне ее не присудили… — мрачно сказала Маккензи по телефону.

— Ты хочешь выиграть ее в будущем году? — спросил Эд.

— Конечно. Ты думаешь, что я хочу остаться единственным дизайнером из нас троих — Дэвида, Майи и меня, не удостоенным ее?

— Тогда ты должна пойти туда на следующей неделе. И никаких «если» и «но».

— Эдди! — восхитилась она. Элистер никогда не пытался так излагать ей правила игры. — Ладно, — сказала она, делая вид, что уступает. — Но я не хочу сидеть возле Майи. Ты лучше позвони Уэйленду Гэррити или Донне Брукс, чтобы мне поменяли место. Скажи, что звонишь от моего имени.

Маккензи повесила трубку и набрала номер нового бухгалтера «Голд!» Джима Леопольда, который продемонстрировал полную неосведомленность об условиях на калифорнийских фабриках.

— Но вы, конечно, знаете, какова почасовая оплата у наших швей? — настаивала она.

— Я думаю, вам лучше спросить мистера Реджи или мистера Макса, миссис… э, леди Брайерли, — промямлил он.

— У них я спрошу в последнюю очередь, — отрезала она и повесила трубку.

Она пригласила мать на ленч, думая, что сможет у нее выяснить что-нибудь. Эстер Голдштайн последнее время держалась в отдалении — злилась, что Маккензи не спешит выйти замуж за Эда. На следующий день, когда она увидела в дверях свою мать в сопровождении Реджи, сердце у нее упало.

— Здравствуй, дорогая! — Эстер нежно поцеловала ее и вручила, как всегда, цветы и конфеты.

— Реджи, привет, — поздоровалась Маккензи с братом.

На нем был синий вытертый до блеска костюм, что напомнило ей одежду отца. К этому он добавил широкий засаленный галстук и — невозможно поверить! — болтающийся на шее медальон с символами Любви и Мира.

— Какой приятный сюрприз! — с сарказмом добавила Маккензи. — Чем обязана такой чести?

Она попыталась улыбнуться ему, но его присутствие нервировало ее: Реджи, приплясывая, вошел в гостиную. У него была привычка все бесцеремонно разглядывать с критической гримасой.

— Джордан скоро вернется из сада, — сказала она. — Садись, мама. — Потом обернулась к брату. — Твой визит как-то связан с моим вчерашним телефонным звонком Джиму Леопольду?

— Я думаю, это очень мило, что он захотел увидеться со своим племянником, — принялась болтать Эстер. Потом, не в силах остановиться, добавила: — Пожалуйста, не создавай трудностей, Маккензи. Оставь деловые проблемы своим братьям.

Маккензи почувствовала, что ее лицо вспыхнуло.

— Какого именно рода трудности я создаю? — спросила она.

— У нас нет никаких секретов, — с раздражением сказал Реджи. — Но сколько мы платим нашим швеям в Лос-Анджелесе, не имеет к тебе никакого отношения. Твое дело — заниматься дизайном.

Маккензи пристально смотрела на брата, она ненавидела его снисходительную манеру разговаривать.

— Черт побери, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к эксплуатации работниц! — выпалила она.

Он, разгневанный, повернулся к ней:

— Разве не по-твоему располагали магазины, оформляли интерьеры, подбирали ассортимент?

— Да, по-моему, потому что это бизнес!

— Производство — это тоже бизнес! Твои идеи и куриного дерьма не стоили бы, если бы мы не обеспечивали, чтобы все шло гладко.

— Реджи! Маккензи! Пожалуйста, не повышайте голос! — забеспокоилась Эстер. — Почему вы не можете разговаривать спокойно, как следует?

— Мы никогда не разговаривали друг с другом мило, — заметила Маккензи. — Мы всегда были вынуждены терпеть друг друга, но они никогда не уважали меня — ни раньше, ни сейчас.

Реджи зло посмотрел на нее.

— Только не поднимай волну! — предостерег он. — Тогда я буду уважать тебя.

Маккензи, не сводя с него глаз, опустилась на кушетку.

— Значит, это правда? — спокойно спросила она. — Это должно быть правдой, иначе бы ты так не разозлился.

— Что это значит, Реджи? — спросила Эстер. — О чем она говорит?

Реджи покачал головой.

— Я не верю ей, мама, — ответил он. — Подняли шумиху в газетах о ее фальшивом радикализме. Я знаю, это называется «по совести обращаться с рабочими». Но разве, Мак, ты не наслаждаешься, живя здесь в башне из слоновой кости? Разве ты не любишь, когда к тебе обращаются «леди Брайерли»? Люди, подобные тебе, могут себе позволить быть радикалами…

Маккензи встала и положила руки на плечи Реджи. Она пыталась найти в его лице хоть какие-то признаки эмоций, на которые она могла бы отозваться.

— Реджи, если мы наживаемся, обрекая на нищенское существование наших работниц, то я готова все бросить и поселиться в убогой квартире в Виллидж. Я так жила раньше и не могу сказать, что не была счастлива.

— Никто не наживается! — вскричал Реджи, сбрасывая ее руки. — Мы получаем прибыль — разве не для этого люди занимаются бизнесом? Мы не совершаем ничего такого, чего бы не совершали дюжины других фирм…

— Ты ублюдок! — Маккензи вцепилась в его пиджак, но он без усилий отбросил ее.

— Реджи! Маккензи! — Эстер кинулась к ним, схватившись за сердце. — Вы доведете меня до сердечного приступа!

— Ты видел эти мастерские? — спросила Маккензи, сверкнув глазами. — Там потогонная система? На что они похожи?

Реджи ухмыльнулся.

— Калифорния — это штат с жарким климатом. Что еще я могу тебе сказать? Ты думаешь, что мы приглашаем портних из Франции и устраиваем офисы с кондиционерами в Беверли-Хиллз? Мы должны считаться с накладными расходами.

— Я поеду туда и посмотрю сама! — Маккензи отвернулась от него и взяла мать за руку. — Я могу поступать только так, — констатировала она.

— Ты никуда не поедешь, Мак! — закричал Реджи.

— Почему? Что ты собираешься сделать? — рассмеялась Маккензи. — Посадить меня под домашний арест? Ты думаешь, что можешь ограничить мои передвижения? — Она подняла трубку телефона и набрала номер справочного бюро. — Пожалуйста, как позвонить в «Американ Эйрлайнз»?.. — Набирая следующий номер, она смотрела на мать и брата. — Я хочу заказать билеты в оба конца в Лос-Анджелес, один взрослый и один детский, первый класс, на пятницу…