Кермит ждал под голым деревом, ветки которого были осыпаны снегом. Он не стал спрашивать, почему она так быстро справилась, только бросил:

— Все в порядке?

Нелл кивнула. Ею овладело странное оцепенение, все чувства словно отдалились и побледнели, как в забытье, у нее будто не осталось ни ума, ни сердца. Под снежным покровом зимы все вокруг наводило уныние, внушало печаль. Да и сама Нелл выглядела не лучше: бледное лицо, глубокие тени под глазами.

— Можешь меня не провожать, — сказала она, не глядя на бывшего жениха, — я дойду сама. Прощай.

Кермит пожал плечами. Похоже, он жаждал поскорее расстаться с нею, забыть обо всем, что их связывало.

На следующий день Нелл переехала в дешевый пансион, думая о том, что рядом со счастьем всегда таится горе, терпеливо поджидавшее случая, чтобы поймать человека в свои сети.

У нее не осталось подруг, с которыми бы она могла поделиться своими мыслями и настроением. Хлоя непременно напомнила бы ей о своих предостережениях, а Сиена наверняка сказала бы, что решив оставить ребенка, Нелл поступила глупо.

Зато зайдя в выходной день за Аннели, старшая сестра решила сообщить младшей, что летом у нее, возможно, появится племянник или племянница.

— Я очень надеюсь, что к тому времени мы сможем поселиться все вместе.

— С Кермитом?

— Кермита с нами не будет.

— Почему? Он же твой жених.

— Уже нет.

— А как же ребенок? — девочка смотрела на старшую сестру большими серьезными глазами.

— Он ему не нужен, и я тоже не нужна, — ответила Нелл и коротко рассказала, как было дело.

— Разве можно разлюбить кого-то так быстро? — удивилась Аннели.

— Вероятно, он никогда меня не любил.

Да, не любил, а просто использовал для удовлетворения, так сказать, естественных потребностей. Она подвернулась ему под руку, как могла бы подвернуться любая другая девушка, и Кермит оставался с ней, пока…

Нелл задумалась. Что было центром его мира? Военная служба. А в личной жизни? Миранда Фишер; во всяком случае, так утверждали подруги Нелл. Девушка, судя по всему, разбившая не одно сердце, которую она видела лишь однажды, да и то мельком. Мог ли Кермит, встретив Миранду, мгновенно переметнуться к ней, отказавшись от прежних отношений? Почему нет, если он ее любил, если ему в руки внезапно упала сверкающая звезда, достать которую он мечтал всю свою жизнь!

В то время как Нелл ломала голову над причиной ухода возлюбленного, Кермит и Миранда сочетались браком в мэрии. Жених держался прямо и гордо, а невеста слегка нервничала, сжимая в руках скромный букетик. Они решили пока что оставить это событие в тайне, потому свидетелями были случайные люди. Миранда не стала сообщать о своем замужестве даже родителям. А зачем? Главное, что она станет миссис Далтон, женой офицера, и даже если ее мужа убьют, будет получать за него пенсию.

Глава одиннадцатая

Наступило 6 декабря 1917 года, день, события которого навсегда разделили жизнь Галифакса и его обитателей на две половины, который решил судьбы очень многих людей.

Стояла на редкость ясная погода, видимость в гавани была отличной. Подмораживало, резкий утренний ветер освежал и бодрил. Борта кораблей серебрились, а вода искрилась от солнца.

Дилан не собирался выходить на улицу (если он и делал это, то только по вечерам, в темноте), но ранним утром миссис Тауб постучала в его дверь и, извинившись, сказала, что у нее инфлюэнца, а потому она не сможет принести ему продукты.

Как назло, у него проснулся аппетит, а в доме не было ни крошки еды. Потому Дилан нехотя натянул пальто и, привычно замаскировавшись, вышел за дверь.

В булочной стоял приятный, теплый, свежий запах. Внутри тесного помещения толпился народ, но никто не обратил внимания на внешность Дилана; во всяком случае, не таращился и не ахал. Увидев караваи хлеба с коричневой коркой, посыпанные сахаром сдобные булочки с пылу и жару, пироги с яблоками и пирожные с ванильным кремом, он почувствовал ностальгию. Он знал, что фабрика работает в прежнем ритме, но ему было стыдно оттого, что он взял и бросил дело, которому его отец посвятил всю свою жизнь, по исключительно личным причинам.

Выйдя из булочной, Дилан поднял голову, и солнце осветило его лицо. Не все ли равно, как он выглядит? После любых потерянных лет человек может предпринять попытку начать свою жизнь заново.

Заслышав какой-то звук, он опустил глаза и увидел крохотного котенка: тот сидел на обочине проезжей части и мяукал, открывая рот так широко, что были видны все его мелкие острые зубки. Он был серым с рыжеватыми и темными полосками, мягкими лапками и тощей шеей. Едва ли он потерялся, скорее, чьи-то безжалостные руки просто вышвырнули его на улицу.

Прохожие не обращали на несчастное животное никакого внимания, и только Дилан, нагнувшись, взял котенка и посадил к себе за пазуху. Тот так вцепился в одежду, что, казалось, его невозможно оторвать никакими силами.

Дилан посвятил своему горю целых два года. Пора было позаботиться о ком-то другом, и он подумал, что можно начать с этого малыша.

У Макдаффов не держали животных, хотя Дилан всегда мечтал иметь кошку или собаку. Однако тетушки считали, что домашние питомцы разносят всяческую заразу.

Купив молока, он вернулся в свою комнату, спустил котенка на пол и налил молоко в чайное блюдце. Малыш принялся жадно пить, урча от удовольствия и притоптывая всеми четырьмя лапами. Дилан постучал к миссис Тауб и, тоже извинившись, спросил, нет ли у нее какой-нибудь коробки.

Женщина внимательно посмотрела на постояльца. Она жалела этого молодого человека. Всегда один, ни работы, ни развлечений, ни друзей, ни женщин, ни капли выпивки. Миссис Тауб не знала, кто он (Дилан назвался вымышленным именем), на какие средства живет (возможно, на пенсию?), но догадывалась, что здесь имеет место какая-то глубоко личная трагедия. Наверное, его не дождалась девушка, а то и вовсе бросила, увидев, каким он стал.

— У меня нет, но в подвале полно хлама. Вы наверняка что-то найдете, — сказала она, вручая ему ключи.

Поблагодарив хозяйку, Дилан заметил, что часы на противоположной стене показывают без десяти минут девять.

Войдя к себе, он увидел, что котенок опять мяукает. Он был сыт, но страшился одиночества. Вновь надев пальто (в подвале наверняка было холодно) и взяв с собой котенка, Дилан собрался идти в подвал и тут заметил папку со своими рисунками. Отчего-то она валялась на видном месте, хотя было совершенно ясно, что он больше никогда не возьмет в руки кисть.

Дилан решил убрать ее с глаз долой, отнести в подвал и оставить на куче хлама. Лучше не думать и не вспоминать о прошлом.

С папкой под мышкой, свечой и спичками в кармане и с котенком за пазухой он спустился вниз и отворил железную дверь.

В подвале царила кромешная тьма; он словно угодил в преисподнюю. Дилан зажег свечу. Некрашеные цементные стены в неровностях и царапинах, ящики и какие-то громоздкие предметы, покрытые слоем пыли, поверх которых он небрежно положил папку с рисунками.

Выудив из горы хлама небольшую коробку, Дилан вытряхнул из нее какие-то ветхие и ненужные вещи и уже собирался направиться к выходу, как вдруг стены подвала содрогнулись и все вокруг словно покачнулось и накренилось.

От неожиданности Дилан выронил свечу, и в помещении снова стало темно, как в могиле.

А потом он услышал рокот взрыва, чудовищный гул, звук разрушения, отдавшийся в его теле. Снаружи что-то звенело, грохотало, падало, сотрясалось и сыпалось.

Что это, землетрясение? В Галифаксе?! Едва ли. Артиллерийский обстрел? Снаряды, бомбы? Значит, в город каким-то чудом проникли немцы? Как это могло случиться, ведь всего лишь минуту назад вокруг было тихо и мирно!

Рядом с его сердцем билось крохотное сердце котенка. Дрожащими руками Дилан зажег свечу. Надо попытаться выбраться отсюда, если только вход не завален. Что-то подсказывало ему, что от дома остались одни руины.

Какое-то странное чувство заставило его взять папку с рисунками. Наверное, он понимал, что отныне ничто и никогда не будет таким, как раньше, что любое, тем более вещное напоминание о прошлом станет бесценным. Эти акварели были частью его души, и он не мог оставить их здесь, под землей.

Возле выхода громоздились кирпичи, мусор, обломки штукатурки. Дилан принялся методично разбирать завал, а пока он это делал, вода в заливе забурлила, вскипая, словно в гигантском котле, после чего обрушилась на берег огромной волной, и можно было увидеть то, чего еще никто и никогда не видел: обнажившееся океанское дно. На несколько минут улицы города превратились в бурные реки. Возвращаясь в бухту, потоки воды несли за собой сотни изувеченных тел погибших от взрыва людей.

Нелл шла на работу. До девяти оставалось не так уж много времени, и она спешила изо всех сил: все работники фабрики пробивали карточки на контрольных часах. Но сегодня после завтрака ее одолела тошнота, и она много времени провела в уборной.

Она так и не сообщила о своей беременности никому, кроме Аннели, а внешне пока это было совсем незаметно. Нелл решила работать на фабрике до последнего (если ее не уволят раньше) и старалась понемногу откладывать деньги, что ей не очень удавалось. В отчаянии Нелл думала, что накануне родов можно обратиться за помощью в какую-нибудь благотворительную организацию, если там ее не осудят за то, что она собирается родить ребенка без мужа.

На набережной толпился народ: люди на что-то глазели и что-то громко обсуждали. Кто-то залез на фонарный столб, многие выглядывали из окон, иные даже взобрались на крыши. Нелл поняла, что загорелся какой-то корабль, но пожары в гавани не были новостью: скажем, не так давно огонь уничтожил огромную баржу.

Похоже, сейчас в самом деле происходило нечто необычное: судно, напоминавшее гигантский факел, медленно плыло к пирсам Ричмонда, волоча за собой огромный дымовой шлейф. На его борту то и дело слышались хлопки — там что-то взрывалось, вверх взлетали округлые предметы, напоминающие бочки.