Джозеф-Жан уставился в свой стакан.

– Ездил туда по делам Сен-Симона. Я сейчас занимаюсь вином твоего отца, потому что почувствовал, что должен как-то отблагодарить его. Он ведь оплатил мое образование… – Жо-Жан помолчал и добавил: – Герцог здоров, если тебе это интересно.

Андре с удивлением взглянул на Жо-Жана; тот нарушил их давний договор и упомянул про его отца.

– Мне это не интересно, – отрезал он.

– Сожалею, – пробормотал Жо-Жан. – Он, естественно, спрашивал про тебя. Я сказал, что дела у тебя, судя по всему, идут неплохо, хотя ты, возможно, страдаешь воспалением мозга.

Андре стиснул в руке стакан.

– Воспалением мозга? – переспросил он, почувствовав, что сейчас, наверное, разразится скандал.

– Да, именно так. Удивительно, но твой отец очень тебе сочувствует. Кажется, он решил, что ты выздоровеешь в конце концов.

С трудом сдержавшись, Андре не дал воли гневу.

– Меня не интересует его мнение, – заявил он. – И я буду тебе очень признателен, если ты оставишь эту тему. В чем дело, Жо-Жан? Ты как будто принес с собой зимний холод… Во всяком случае, от твоего присутствия не становится теплее.

– Прости меня, но Али как-то сказала: для такого умного человека, как ты, Андре, ты иногда бываешь удивительно глуп.

Андре поставил свой стакан на стол и, поднявшись, отошел к книжным полкам. Проведя пальцем по кожаным переплетам, он тихо проговорил:

– Когда я учился в Оксфорде, а ты в то же время – в Школе искусств в Париже, у меня никогда не возникало чувства, что нас разделяет огромное расстояние. Ты оставался единственным близким мне человеком и потом, во времена, которые мы вместе провели в Малой Азии. А сегодня я остро ощущаю твою отчужденность. – Он обернулся и посмотрел Джозеф-Жану в глаза. – Почему так?

– Неужели не понимаешь? – спросил Жо-Жан. – Что ж, похоже, ты иногда действительно бываешь ужасно туп. Но оставим это. Наверное, мне, наконец, надо сказать тебе следующее… Твои родители с одобрением отнеслись к твоей женитьбе.

Андре пожал плечами и со вздохом пробормотал:

– Ты ведь знаешь, что меня меньше всего интересует мнение моих родителей. Но могу предположить, что ты-то не одобряешь мою женитьбу. Только так можно объяснить твое… абсурдное поведение.

– С чего ты решил, что я не одобряю? – с удивлением спросил Джозеф-Жан.

«Потому что ты считаешь, что я предаю память Женевьевы! – мысленно прокричал Андре. – Потому что мои проклятые родители не приняли ее, но принимают Али, что возмущает тебя. И, конечно же, они согласились на этот брак. Али хоть и выросла среди юруков, но родословная у нее вполне приемлемая».

Стараясь сохранять спокойствие, герцог проговорил:

– Ведь люди думают, что этот брак вполне соответствует всем правилам приличий, но тебе-то известна правда.

В задумчивости, затянувшись сигарой, Джозеф-Жан вытянул перед собой ноги и, расстегнув сюртук, тихо сказал:

– Да, я знаю правду. И ты прекрасно знаешь, насколько я был привязан к Али.

– К Али – ребенку – да! К Али – дикому турчонку – да! Но к Али как к моей жене?.. Что-то мне не кажется, что ты воспримешь ее в этом качестве так же легко. В силу разных причин, понимаешь? – добавил Андре, явно намекая на Женевьеву.

И тут Жо-Жан, к величайшему удивлению, с усмешкой заявил:

– Конечно, я не виделся с Али несколько лет, так что мне не так-то просто представить, какой она стала теперь, но все же я уверен: у тебя имелись весьма веские причины жениться на ней.

– Как только ты ее увидишь, тебе многое станет понятно. Али совершенно изменилась, – сухо проговорил Андре.

– Неужели? Что ж, замечательно! – откликнулся Джозеф-Жан. – Разумеется, она должна была измениться. Скажу откровенно, мне ужасно интересно узнать, как именно это произошло. В твоем письме все описано… очень туманно. – Сделав глоток коньяка, Жо-Жан напрямую спросил: – Тебе потребовалось заявить на нее права? Или ты спасаешь ее от возникшей внезапно ситуации?

Андре запустил пальцы в волосы. Он сам не понимал ситуацию до конца – как ни старался разобраться в этом в течение последнего месяца. Да, он лишил Али невинности, и это являлось весомой причиной. Но, с другой стороны, ведь ему все равно нужна была жена…

Немного подумав, он пробормотал:

– Знаешь, если честно, то я даже не помышлял о женитьбе, когда снова встретил ее. Но… О господи, она ошеломила меня.

– Ошеломила? – с удивлением переспросил Жо-Жан.

– Да-да, именно так! Потому что она… очень изменилась. Выросла, знаешь ли… Только пойми меня правильно. Я вовсе не люблю ее, но она стала привлекательной. Даже красивой, – добавил Андре в некоторой растерянности.

Джозеф-Жан молчал, обдумывая слова друга. Наконец, кивнув, проговорил:

– Кажется, я понял. Значит, в какой-то момент ты решил, что Али может стать тебе подходящей женой?

– Нет, – ответил Андре со вздохом. Он распустил галстук и сделал глоток коньяка. – Просто получилось так, что у меня не оказалось выбора. – О боже, ему отчаянно требовалось, чтобы Жо-Жан понял: он не нарушил своей клятвы Женевьеве, а его влечение к Али было чисто физическим.

– Не оказалось выбора? – Джозеф-Жан пристально посмотрел на него. – То есть… как это? Ничего не получилось?

Андре невольно усмехнулся.

– Напротив, очень даже получилось. И если хочешь знать всю правду до конца… В общем, Али скомпрометировала меня.

Джозеф-Жан, не произнося ни слова, уставился на приятеля. Он очень старался не расхохотаться, и в какой-то степени ему это удалось – хотя плечи его тряслись так, что казалось, он вот-вот вывалится из кресла. Наконец, овладев собой, он спросил:

– Она… это сделала? В самом деле? О господи! Только Али на это способна! – И тут, не удержавшись, Джозеф-Жан все же расхохотался, откинувшись на спинку кресла.

Андре молча отошел к окну. Отошел с серьезнейшим выражением лица, чтобы хоть как-то замаскировать свое смущение – он чувствовал себя последним идиотом. Когда же обернулся, то увидел, что Джозеф-Жан задыхался, а по его щекам ручьями текли слезы. И тут до него наконец-то дошло, насколько абсурдно все это. Андре рухнул на пол – и тоже зашелся от смеха.

– Я… О, клянусь богом, именно так все и случилось, – задыхаясь, проговорил он. – Она скинула с себя все, чтобы доказать свою правоту. И я… Я просто не смог совладать с собой.

Джозеф-Жан еще громче захохотал.

– О, Андре!.. Надо же!..

– Может, я и удержался бы, если бы Али попросила остановиться, – но она все сделала наоборот… – пробормотал Андре, со смехом утирая слезы.

– О господи!.. – стонал Джозеф-Жан, хватаясь за бока. – О, мои ребра!..

Андре закашлялся, потом проговорил:

– Вот так все и произошло. И… помоги мне господи! Мне ведь на самом деле не на что жаловаться. И очень хорошо, что мы завтра поженимся. Клянусь, только так я смогу держаться подальше от нее.

– Ты не сможешь держаться подальше от Али, – заявил Джозеф-Жан, все еще держась за живот. – Ведь ты… Как бы это повежливее сказать?.. В Турции у тебя же не наблюдалось такого болезненного физического возбуждения, верно? Я имею в виду то время, когда вы вместе ночевали в палатке…

Андре широко улыбнулся.

– Конечно, нет. Ты думаешь, мне сразу открылась правда?

– Нет, я просто подумал, что об этом стоит спросить. – Ответная улыбка Жо-Жана была такой же широкой. – Но все-таки трудно такое представить, – добавил он.

– Да, трудно, – согласился Андре. – Однако клянусь, девчонка действительно зажгла мою кровь. Кто бы мог подумать?! Маленькая тощая Али…

И друзья предались воспоминаниям о долгом лете 1864 года, когда в их жизнь вошла Али.


Мягкий свет раннего утра проник в окно, и Али инстинктивно открыла глаза, всеми фибрами души ощущая важность сегодняшнего дня, который она ждала с того самого момента, как Бог привел ее на вершину горы, чтобы там на нее наткнулся Андре.

Она выбралась из постели и, накинув халат, подвязала волосы лентой. Потом на цыпочках вышла из комнаты, спустилась по лестнице на первый этаж и, шагая по мраморному полу, пересекла холл. У нее имелась вполне определенная цель.

По дороге ей встретилась лишь служанка, мывшая пол. Увидев Али, она вздрогнула и попыталась выпрямиться. Али улыбнулась ей и приложила палец к губам. Уже через минуту, никем не замеченная, она выскользнула из дома, быстро сбежала по ступенькам и пошла к часовне; эта часовня была построена еще в пятнадцатом веке, и Али уже знала: именно здесь через несколько часов состоится ее венчание.

Дверь тихо скрипнула, когда Али потянула ее на себя. Через мгновение ее глаза привыкли к царившему внутри полумраку. Часовню уже приготовили к церемонии. Алтарь украшали цветы. Такие же цветы стояли возле каждой скамьи. Али сразу прошла к алтарю и опустилась на колени перед ограждавшей его решеткой.

– Я хочу поблагодарить Тебя, Господи, – прошептала она. – Спасибо за то, что послал мне Андре. Я буду любить его всем сердцем и душой. Я стану ему хорошей женой и сделаю все, что в моих силах – только бы он был счастлив. – Али подняла глаза к распятию. – Пусть моя просьба не покажется Тебе чрезмерной, – но не мог бы Ты сделать так, чтобы Андре любил меня хоть немного? Это было бы прекрасно! И еще… не мог бы Ты помочь ему найти дорогу назад – чтобы он снова полюбил своих родителей?

Быстро прочитав «Аве Мария», Али выпрямилась и повернулась, собираясь уйти. Но тут вдруг из тени возле двери вышел какой-то мужчина.

– Еще один из твоих бесконечных разговоров с Аллахом? – спросил он, направляясь к ней.

Глаза Али широко распахнулись.

– Жо-Жан! – воскликнула она радостно. – О, Жо-Жан… Не могу поверить! Когда ты приехал?

Она бросилась к нему, а Джозеф-Жан подхватил ее и обнял. Потом чуть отступил, удерживая за плечи, и с улыбкой оглядел ее с головы до ног.