Но Кубат вовсе не собирался дожидаться родов и не рассчитывал на будущего мальчика Айше. Это слишком долго, потому что никто не провозгласит новым султаном младенца, когда есть другой – взрослый и сильный. И это не Абдул-Хамид, а его племянник шехзаде Селим. По всем канонам Османской империи именно Селим должен стать претендентом на престол, если с его дядей вдруг что-то случится. И Селим готовился к будущей роли. Даже если поднять янычарский бунт и сбросить Абдул-Хамида, султаном станет именно сын Михришах Султан.

Это означало, что договариваться нужно все-таки с ним, вернее, с его валиде. Михришах Султан умна и властолюбива, ей очень хочется стать валиде султан. Женщина прекрасно понимает, что без помощи янычар не обойтись, разве что отравить нынешнего Повелителя, а это опасно. Но и тогда молодой султан может столкнуться с янычарским бунтом в первые же дни. Сейчас янычары выступают против Абдул-Хамида, но если Селим пойдет против их воли, могут перевернуть свои котлы и начать стучать ложками по днищам и против Селима.

С Михришах Султан у Кубата странные отношения, они словно танцевали смертельный танец, прекрасно понимая, что связаны одной нитью и что ошибка одного повлечет за собой гибель другого. При этом в интересах обоих эту связь упрочить, чтобы ни один не предал, не рассказал о заговоре Повелителю.

Но была и третья сторона.


Сначала, услышав предложение Михришах Султан привлечь к заговору садразема, ага янычар воспротивился:

– Э нет, султанша! Даже против Повелителя я с этим любителем французов договариваться не буду.

Михришах не стала объяснять аге, что Хамид-паша и нужен в противовес янычарам, что она попросту опасается после переворота оказаться в полной зависимости от янычар. Султанша сказала иначе (о, эта женская хитрость, неподвластная мужскому уму!):

– Потому великий визирь нам и необходим.

– Зачем? – почти возмутился Кубат.

– Кубат-ага, в руках садразема сосредоточена немалая сила французских военных и тех, кто у них учится. Кроме того, его любят многие в Стамбуле и в империи. Правда, не меньше тех, кто не любит, но они далеко. Если Хамид-паша будет на нашей стороне, мы сможем не бояться противостояния. Вам нужно противостояние с французами? А французы выступят за садразема.

– Но он предаст нас в первый же день.

– Кубат-ага считает меня глупой? Я найду подход к великому визирю, чтобы он оказался замешанным в заговоре раньше, чем поймет это.

– Садразем гордится своей честностью и может пойти каяться к Повелителю, даже поклявшись на Коране нам.

– Я все сделаю.


Никто так и не узнал, что же пообещала садразему султанша, чтобы тот стал заговорщиком против собственного благодетеля. Наверняка обещала от имени своего сына оставить Халила Хамида-пашу великим визирем и дать полную свободу действий. Хотя непонятно, чего же ему не хватало при Абдул-Хамиде?

Султанша умела убеждать…

Хамид-паша страшно переживал, но каяться к султану не пошел, видно, знала Михришах Султан о нем что-то такое, что заставило пашу быть покорным.

Но обнаружилась небольшая загвоздка. Французы не пожелали делать что-то без одобрения своего короля. Даже те, кто работал по приглашению Хамида-паши и был к нему весьма лоялен, хотели получить санкцию на поддержку будущего султана от имени Его Величества короля Людовика XVI. Они поступали верно, ведь, окажись втянутыми в заговор по собственной инициативе, сами и отвечали бы.

Без участия французских специалистов участие садразема становилось бессмысленным, а это ставило под угрозу и весь план. Конечно, можно бы все остановить, но заговорщики зашли уже слишком далеко и в своих действиях, и в надеждах на будущее. И все же они долго не могли решиться. Подтолкнуло известие о беременности любимой наложницы султана Айше Хатун.

Заручиться согласием французского короля можно было только с помощью личного обращения к нему шехзаде Селима. Это было смертельно опасно, но человек, переправлявший почту посольства, утверждал, что ее ни разу не проверяли. Попробовали просто отправить послание, в котором не было ни строчки о заговоре, просто переписка будущего правителя Османской империи с правителем Франции.

Король Людовик ответил, был любезен, заверял в искренней дружбе и поддержке всех начинаний. Ничего особенного, если бы и попались, обвинить не в чем.

Но никто не обвинил, обмен письмами прошел без малейшего замечания. И тогда после колебаний Михришах Султан убедила Селима в необходимости решающего шага. Шехзаде написал королю, сообщая о скорой смене власти и прося, чтобы французы поддержали Хамида-пашу.


Никто из заговорщиков не подозревал, что за человеком, который возил тайную дипломатическую почту, давно наблюдали люди главы султанской охраны Махмуд-бея. Они донесли, что гонец встречался с Михришах Султан, значит, снова повезет что-то во Францию. Не будь эта встреча тайной, вопросов не вызвала бы. Абдул-Хамид решил бы, что султанша тайно заказывает во Франции разные безделушки. Но именно таинственность, которой окружили отправление второго письма, заставила Махмуд-бея кое-что предпринять.

В порту была спровоцирована драка, в которой оказался замешан гонец. Он не был участником, но именно в него вцепился один из драчунов, в результате схватили и притащили в тюрьму всех. Во время всех этих событий письмо у гонца «пропало». Конечно, он искал, но сказать, что именно ищет, не смог.

Махмуд-бей, увидев печать шехзаде Селима, немедленно переправил послание султану. Текст привел Абдул-Хамида в негодование, но у него хватило разума успокоиться, прежде чем предпринимать какие-то шаги.

– Махмуд-бей, нужно узнать, кто из янычар стоит за этим. Шехзаде даже при поддержке Хамида-паши и французов без янычар ничего не сможет.

– Мне известно, Повелитель.

– Кто?

– Сам ага янычар Кубат. И кто его поддерживает, тоже знаю.

Султан не стал спрашивать откуда, знать все, что может угрожать безопасности Повелителя, – обязанность Махмуд-бея.

А сам бей не стал рассказывать, что одного из янычар не так давно поймали на игре в кости, причем играл он, делая крупные ставки. Люди бея позволили ему выиграть немного, потом подвели под страшный проигрыш и предложили выкупить себя, рассказав все, что знает о настроении в войске.

Наступила минута, когда янычар-предатель выдал все, что знал, и стал попросту не нужен, потому что на него косо поглядывали свои же. Главное – он назвал тех, кто участвовал в подготовке заговора вместе с Кубатом-агой. Понимая, что это смертный приговор и возвращаться в свою казарму ему нельзя, янычар потребовал большую сумму денег, чтобы бежать из Стамбула. Махмуд-бей, ненавидевший предателей, хотя и пользовавшийся их услугами, только кивнул.

Но вместо побега янычар-предатель угодил в яму. Понимая, что сейчас будет попросту засыпан живьем, он принялся кричать, призывая небеса в свидетели, что Махмуд-бей обманщик, обещал деньги, а сам расправляется с тем, кто ему помог. Бей подошел к краю ямы, спокойно пожал плечами:

– Я свои обещания всегда сдерживаю, держи свои деньги.

И бросил в яму большой кошель. Следом по знаку главы султанской охраны полетели комья земли. Янычар завыл-забился, стал бросаться на стены ямы, пытаясь выпрыгнуть или хотя бы зацепиться, умолял о пощаде, обещая вернуть все деньги и верно служить дальше… Его вопли и стоны долго доносились даже из-под земли, но потом стихли. Возле безымянной могилы до утра остались сидеть два стража, чтобы, упаси Аллах, никто не услышал криков предателя и не попытался откопать его.

На рассвете один из стражей не выдержал и шепотом предложил второму:

– Давай откопаем и заберем кошель с деньгами? Ему-то все равно уже, а нам пригодятся.

Сомневались долго, но потом взялись за заступы.

Предатель лежал, скрючившись, и вытащить кошель из его цепких мертвых пальцев оказалось не так-то просто. Пока это сделали, пока снова засыпали могилу, солнце давно поднялось в небо. Понимая, что их отсутствие вызовет ненужные вопросы, два стража наспех почистились и почти бегом отправились в казармы, решив поделить деньги позже. Кошель остался за пазухой одного из них.

И надо же было такому случиться, чтобы в неподходящий момент этот кошель выпал!

Через четверть часа преступники уже стояли на коленях перед Махмуд-беем. Выслушав объяснения, бей только поморщился:

– Туда же!

Ему некогда переживать из-за подлости этих двоих, погубивших себя из жадности.

– А деньги?

– Отдать нищим, больше толку будет.


Махмуд-бею действительно некогда – он занимался уже гонцом со странным письмом.

Началось расследование заговора, но в полной тайне, чтобы не спугнуть участников и не вызвать янычарский бунт раньше времени. Хитростью Махмуд-бея ага янычар Кубат был вызван во дворец, а его люди, которых назвал казненный предатель, почти все под благовидным предлогом собраны во дворе казармы. Двор, как молчаливые тени, окружили огромные дильсизы – личная охрана Повелителя. Считалось, что они немые, потому что никто не слышал от дильсизов ни звука, но так ли это, могли ответить два человека – Махмуд-бей и сам султан.

А дальше во дворе произошла расправа Абдул-Хамида над виновными янычарами.

Все это время Кубат-ага ждал в Тронном зале под неусыпным взором все тех же дильсизов, стоявших у дверей словно каменные изваяния. Агу янычар пригласили в Тронный зал и попросили подождать, мол, Повелитель сейчас будет. Поскольку ни Махмуд-бея, этого верного пса султана, ни кого-то другого в зале не было, Кубат-ага не стал беспокоиться.

Неужели султан что-то почувствовал и решил заключить с агой сделку? Для себя Кубат решил, что на сделку согласится, даже выдаст остальных участников, но только если Абдул-Хамид выполнит его условия. Конечно, эти требования касались особого положения янычарского войска и его, аги, тоже. А также щедрых даров и денежных выплат независимо от походов. Ну, и еще кое-что…