У Джулии вообще не было никакого багажа – только черная бархатная, вышитая золотыми нитями сумочка. Скорее всего, вечерняя.

– О! Я давно не вожу с собой ничего! – воскликнула певица. – Зачем? Ведь все можно купить на месте. Тем более в Берлине. Там все такое красивое, такое модное. Конечно, в Париже вещи изысканнее, но мой гастрольный тур начинается на этот раз в Берлине. Но может, это и к лучшему, ведь меня там ждут мои самые преданные поклонники. А я должна уважать их, потому что…

– Потому что так говорил Андрей, – прервала ее Мишель, понимая, что если Джулию не остановить, то они до утра будут стоять в зале прилета и слушать про «армию поклонников». – Я думаю, нам пора ехать, а то скоро стемнеет.

Джулия молча взяла Глеба под руку и направилась к выходу.

«Обиделась», – подумала Мишель, идя следом и глядя в их спины. Но певица вдруг обернулась и произнесла почти величественно:

– Да, вы правы. Лучше все-таки найти минутку и слетать в Париж. Там вещи действительно красивее.

«Господи! Она вообще не слышит того, что ей говорят», – подумала Мишель.

Но может, это и к лучшему?

Впрочем, Мишель была безразлична и сама Джулия, и ее полная изолированность от реального мира. А вот смотреть, как Джулия и Глеб вместе выходят на улицу, – неприятно. Но она не могла не признать, что вместе они смотрятся отлично – хрупкая девушка с распущенными по плечам кудрявыми волосами и крепкий мужчина в кожаной куртке. Да, это было банальное соединение – мужского и женского, сильного и слабого. Но Мишель вдруг подумала, что, может быть, именно в этом союзе и заключен главный секрет спасения? Может, именно так и нужно? Стать кудрявой блондинкой, найти себе сильного мужчину в кожаной куртке и крепко в него вцепиться, чтобы не упасть? Мишель не сомневалась, что без поддержки Глеба певичка Джулия тут же поскользнется на бетонном полу и упадет под аплодисменты пассажиров. Разве можно не заметить падение своего бывшего кумира?

Мишель взглянула на электронное табло вылета. Ей показалось, что там отчетливо написано яркими светящимися буквами: «Я адвокат, я знаю, как легко ломаются люди». Господи! Неужели безумие так заразно? Мишель потрясла головой – совсем как Джулия, как будто у нее тоже были роскошные светлые кудри, а не отливающие цветом горького шоколада прямые пряди волос.

Надпись на табло исчезла. Впрочем, Мишель не сомневалась, ее там никогда и не было. «Надо бы поменьше за компьютером сидеть, а то еще не такое привидится».

Но кто это сказал? «Я адвокат. Я знаю, как легко ломаются люди». Отец? Наверное. Она не знала другого адвоката, кроме Александра Генриховича. Но не могла вспомнить, когда и в какой ситуации слышала эту фразу от того, кого долгие годы считала своим отцом. «А вдруг он такого не говорил? – вдруг осенило Мишель. – Вдруг я это сама придумала, но по привычке приписала авторство отцу? Или все-таки это его фраза? Как бы узнать?» Она взглянула на пол и увидела, что кое-где бетон пошел глубокими трещинами. «Нарушена технология залива», – сказал бы Кирилл Высоковский. Но Мишель знала, что дело не в этом. Вернее, не только в этом. Все гораздо проще. Ломаются не только люди. Ломается даже бетон.

Они на удивление быстро доехали до дома. Джулия бесконечно что-то ворковала. Глеб молча вел машину. Мишель смотрела в окно и любовалась тем, как живописно смотрятся на фоне темнеющего осеннего неба почти черные силуэты деревьев. Из-за приезда Джулии все пошло не по плану. И она, к сожалению, не успела поучаствовать в торгах, призом в которых должна была стать шуба такого же темно-коричневого цвета, как и стволы прибалтийских лип, посаженных вдоль дороги еще до войны. Но почему-то Мишель это совсем не расстроило. И дело даже не в том, что подобная шуба уже была в ее коллекции. Просто сегодня, судя по всему, был не совсем подходящий день для того, чтобы выходить на охоту.

Ночью Мишель проснулась от воя. Как будто под покровом ночи в дом пробралось раненое животное. У Мишель от ужаса тут же заледенили руки и ноги, но, набравшись смелости, она встала, набросила халат и вышла из своей комнаты.

На первом этаже горел свет. Возле стеклянного стола стоял Сава и что-то сосредоточенно искал в большой коробке.

Раненое животное, спрятавшись под крышу, уже не выло, а громко всхлипывало.

Мишель неслышно спустилась по лестнице и подошла к Саве.

– Что-то случилось? Могу помочь?

– Можешь, – не оборачиваясь, ответил Сава. – Не мешай пока. Но не уходи. Вдруг еще пригодишься.

Голос Савы звучал непривычно жестко и властно. Он что-то долго искал в коробке, но, видимо, не нашел, потому что громко выругался. Раньше он никогда не матерился в присутствии Мишель. Значит, в доме происходило действительно что-то ужасное. Но рядом с Савой стало как-то спокойнее. Из человека, прыгающего, как мяч, и рассыпающего шутки направо и налево, он моментально превратился в того самого тигра, о котором совсем недавно рассказывал поварихе. И пусть на весь дом выло и захлебывалось в рыданиях раненое животное, Мишель почувствовала, что на этот раз у них с Ниной Ивановной есть надежный защитник. «Сбитый летчик». Кумир прошлых лет. Сильный и смешной человек, без которого они сейчас бы умерли от страха.

Мишель заметила в углу дивана испуганную тень, которая еле слышно что-то шептала. Что именно – можно было лишь догадываться. Наверное, «Господи, спаси и сохрани!». А о чем еще могла молить Нина Ивановна? Но Мишель понимала, что просить даже Господа бога сейчас не время. Она должна помочь Саве. Известному артисту, который когда-то способен был покорять миллионы слушателей, а сейчас его задача – победить чудовище.

– Говорил я Настьке, – почти рычал Савва, – не надо было Джулию сюда привозить. Но они все боятся.

– Чего? – удивилась Мишель. – Разве есть что-то страшнее этого ночного кошмара?

– Чего-чего! Правды! Что все узнают, что Джулька совсем безнадежна, что без таблеток и шагу сделать не может. А они что-то мудрили, путали следы, выбрали не прямой рейс, чтобы папарацци ее не настигли. Какие папарацци? Кому она нужна? Да она на куски скоро развалится, как фарфоровая кукла!

– А говорила, что в Германию едет, на гастроли, – прошептала Мишель, пораженная открытием, что Джулия, оказывается, наркоманка. Она, конечно, знала, что этот страшный мир существует, но никогда не сталкивалась с ним так близко.

– Какие гастроли! – воскликнул Сава. – Она лечиться едет. Но, поверь мне, она оттуда не вернется. Ее там закроют на всю оставшуюся жизнь.

– Теперь понятно, почему у нее с собой была только вечерняя сумочка, – пробормотала Мишель.

– Вот черт! – ударил Сава по столу так сильно, что стекло задрожало, но устояло. – Значит, у нее что-то было с собой. Но тогда почему она воет?

– Сава, не стучите так сильно по столу. Вы рискуете его разбить на миллионы мелких осколков. Не поранитесь, конечно, но бедная Нина Ивановна будет стекло неделю выметать. А воет от чего? Так от тоски, наверное. От чего люди начинают выть и звереть? Может, ей все-таки дать какое-то успокоительное? Я в этом плохо разбираюсь, но, может, ей коньяку выпить?

– Слушай, а я ведь совсем забыл. Настька сказала, что у нее в спальне есть какие-то таблетки – на случай, если что-то с Джулией будет не то.

В этот момент наверху раздался страшный грохот – как будто камни посыпались с горы. Мишель на секунду показалось, что сейчас булыжники упадут в гостиную и всех их придавят.

– Мишель, иди быстро к Настьке в спальню, поищи в тумбочке – они там должны лежать на видном месте, – громко произнес Сава и стремительно взлетел по лестнице на последний этаж, где выло раненое животное.

Спальня оказалась такой же, как и весь дом – огромной, полупустой, выкрашенной в стальной цвет. Только на широкой кровати лежало ярко-розовое покрывало с рюшами. «Какая пошлость», – поморщилась Мишель. – Наверное, Настя купила. Кто же еще?» А потом без всякой брезгливости открыла тумбочку, быстро перерыла все содержимое – какие-то бумажки, счета, тюбики с кремами, помадой – и нашла то, что искала: плотно набитую таблетками запечатанную упаковку. Сама Настя, по всей видимости, в таких успокаивающих средствах не нуждалась.

Мишель постучала в комнату Джулии. Дверь распахнулась. Сава быстро вырвал из рук Мишель таблетки и грубо закрыл перед ее носом дверь. Но она все равно успела кое-что заметить. Кровь и осколки стекла смешались на белом ковролине и напоминали желе из клубники с кусочками фруктов. Джулия лежала на кровати в плаще, а ее перепутанные, цвета потертого золота кудри были больше похожи на парик, чем на волосы живого человека.

«Господи, спаси и сохрани, – неожиданно для себя прошептала Мишель. – Кто бы это ни сказал, но он был прав. Действительно, как легко ломаются люди! Но в какой же момент это случилось с бедной Джулией? И кто ей в этом помог?»

У Мишель не хватило сил даже мысленно произнести имя человека, о котором она подумала. Ведь еще совсем недавно ей казалось, что она любит его так, как никогда и никого не любила в своей жизни. Но может быть, ее чувство тоже было частью какого-то потрясающего по замыслу проекта? Может быть, она тоже рано или поздно станет новой фарфоровой куклой для великого и ужасного Андрея Железнова?

Не дождется!

На рассвете Сава отвез Джулию в аэропорт. И больше никто в доме о ней не вспоминал, словно и не было той ужасной ночи.

Сава изо всех сил кокетничал с Ниной Ивановной. Мишель несколько раз встречалась с Глебом. Как-то он пригласил ее вечером поужинать в только что открывшийся ресторан. Они договорились встретиться на набережной в половине седьмого вечера.

Это произошло именно в тот день, когда в доме заканчивали выламывать окна.

Глава 9

– Иван Сергеич, я сто раз повторяла! Старые рамы нужно немедленно вывезти!

В ярко-красной бандане Мишель была похожа на комсомолку-активистку – именно такими их когда-то изображали на агитплакатах.

– Мишель Александровна, дорогая! Ну дайте еще хоть денек! Завтра кум заедет на машине, и мы все вывезем! Это же для моей дачи – находка, а не окна! – умолял худой паренек, весь усыпанный веснушками.