– Какая драма?
– Не скажешь никому? Точно? – Сава уже выпил слишком много, а потому не видел ничего предосудительного в том, чтобы выдать тайны своего лучшего друга. – У него была любовь сумасшедшая.
– Когда? Давно?
– Еще в ресторане «Танго», где мы с ним впервые встретились. Нет, не у нас с ним любовь была, что ты! – замахал руками Сава и чуть не опрокинул стакан. – Он тогда от той девушки совсем голову потерял. Но, по слухам, красавица! Как кинозвезда! И любила его тоже. Он ей столько песен посвятил – штук десять! И все отличные, все хиты стопроцентные. Я их потом и купил.
– Как купил? – вздрогнула Мишель. – Зачем?
– Так девушка пропала – по слухам, убили ее. Андрюха горевал так, что чуть не свихнулся. Но тут Настя появилась и быстро все провернула.
– Подожди, Сава, – Мишель неожиданно перешла на «ты». – Получается, что его любимую девушку убили, а он тут же продал песни, которые ей посвятил?
– Получается, что да, – кивнул Сава и с сожалением посмотрел на пустую бутылку. – Надо было две купить. Но ничего, сейчас пошарю в Настасьиных закромах.
– Сава! – прошептала Мишель. – Но это же ужасно. Это же мародерство.
– Почему? – изумился он. – Настька мне как сестра, ну, поругается немного, ничего, от меня не убудет.
– Да я не про бутылку! Я про песни! – Мишель даже покраснела от возмущения. – Как же так можно? Неужели он не понимал, как это мерзко? Или он не любил эту девушку?
– Любил, – кивнул Сава. – Он ее любил, потом еще кто-то ее любил, а потом – бах! – и неизвестно кто убил. Но скорее всего это Князь, так того бандита звали. Ох, времена были! Вот такая история. Страшно?
– Очень. Получается, что друг твой, Сава, страшный человек.
– Нормальный он, нормальный. Не хуже других. Вот тебе сколько лет, Матильда?
– Тридцать.
– А мне сорок пять, а ему – сорок.
– И что? Не поняла.
– А то, Матильда, что девяностые через нас не то чтобы прошли – они по нам прошагали.
– Сава, ты говоришь с таким пафосом, как будто война была, – не смогла сдержаться Мишель. – Но даже на войне такое нельзя оправдать – должно же быть хоть что-то святое.
– Не знаю, я на войне не был. А вот лозунг «без бумажки ты букашка» хорошо усвоил. А бумажка знаешь какая?
– Знаю, Сава, знаю. Деньги, – произнесла Мишель, абсолютно не напрягаясь, в отличие от Савы, который почему-то ужасно разнервничался. Но ей было легко рассуждать про деньги – она отлично помнила, что говорил на эту тему Александр Генрихович. – Меня мой папа учил: чтобы ни было, нельзя продавать душу. А он, как сейчас говорят, «в теме» – адвокат. И сколько всякой грязи видел, что ею город залить можно. Но мне он всегда говорил: каждый сам делает выбор, продаваться ему или сохранить себя.
– Ага, адвокаты, они наговорят! – начал злиться Сава то ли от выпитого, то ли, наоборот, от того, что не хватило, а может, Мишель затронула слишком больную для него тему. – А как выживать прикажешь, когда ни шагу не ступишь без денег? Скажи как? Ты знаешь, как тогда было? Отстреливали без всякого предупреждения. Так что мы все в те годы, считай, действительно тяжело ранены были – то есть те, кому повезло и кого не добили. Вот ты, хорошая дочка хорошего папы, сидишь тут, ковры выбираешь, жить меня учишь, Андрюху осуждаешь. А что ему было делать? Жить негде, денег ни копейки, а тут еще и Ляльку убили. Хорошо хоть он сам живой остался.
– Ее все-таки убили? – тихо спросила Мишель.
– Этого я точно не знаю. Думаю, Андрюха тоже. Да, мы все тогда превратились в мародеров. Он песни продал – я задешево купил. Ну и что? Зато как людей радовали. Мы с гастролей не вылезали – лет десять колесили по стране без остановки. Только совсем недавно немного притормозили.
– Почему?
– Так вышло. Устали, наверное. А может, завод кончился. Нет, так сказать, больше горючего. Страшно… – всхлипнул Сава.
Мишель испугалась, что он сейчас зарыдает, но не выдержала и задала следующий вопрос, рискуя добить и без того тяжелораненого Саву.
– А на что же вы живете? Ты больше не поешь, он ничего не сочиняет. Деньги откуда?
– Так на нас дети работают! – не смутился Сава.
– Кто?! – Мишель показалось, что она ослышалась. Настолько было мерзко то, что она услышала.
– Нет, – засмеялся Сава. – Это совсем другое. Просто мы продюсеры нескольких молодежных групп – такие, знаешь, дурацкие песни в жанре «ты ушла, и я надулся». Андрюха у начинающих композиторов песни за гроши покупает, а я аранжировки делаю.
– А как группы-то называются?
– Нет, – погрозил пальцем Сава. – Этого я тебе никогда не скажу. Это страшная тайна.
– То есть вы, получается, эдакие карабасы-барабасы? А я думала…
– А ты думала «сбитые летчики»? – захохотал Сава.– Так многие считают. Нет, врешь, старую гвардию так просто не убьешь. Мы еще ого-го-го! Но если честно, я бы тебе сказал названия этих группок, но ты нас с Андрюхой уважать перестанешь. Такая, прости господи, дребедень! Но денежки капают. А ты думаешь, на какие деньги сейчас окна ломаешь? Но вообще, Матильда, на эту тему поменьше думай – занимайся своим декором. Вот прекрасное занятие для женщины! Это же мечта! На чужие деньги создавать красоту вокруг! И все тебя уважают. А тут пашешь, пашешь. И вдруг приходит пигалица и заявляет, мол, вы неправильно живете, не так, как мой папа меня учил. Да твой папа, думаю, за свою жизнь столько бандитов из тюрьмы вытащил, что еще хорошенько подумать надо, кто из нас подлец, а кто душевный честный парень.
Мишель не осталось другого выхода, кроме как рассказать про отца. Вернее, про то, как десять лет назад известный адвокат Александр Генрихович Ардов выгнал ее из дома.
Про то, как она писала ему письма.
– Матильда, прочти мне хоть одно, умоляю! – почти прорыдал растроганный и уже очень пьяный Сава. Он все-таки умудрился, между делом, найти бутылку коньяку и почти прикончить ее за то время, пока Мишель рассказывала всю свою историю от начала и до конца. – Вот была бы у меня дочка, может, она бы мне тоже что-то накрапала.
– Нет, не могу, – покачала головой Мишель. – Я их порвала.
– Ой! Порвала! Бедная моя Матильда! – смахнул слезу Сава. – А хочешь я тебе песенку спою? Хочешь?
– Хочу, – кивнула Мишель, у которой в голове подозрительно сильно начало шуметь. Она не заметила, как после вина перешла на коньяк. – Только не называй меня, пожалуйста, Матильдой.
– Какие вопросы! – покорно согласился Сава и раздельно, по словам, как будто разговаривал совсем с маленькой девочкой, произнес: – А. Про. Андрюху. Забудь. Не нужен. Он. Тебе. Нет. У него. Никаких. Решений. Наверное. Никогда. Не будет.
И запел. Тихо-тихо. Какую-то старинную народную песню – Мишель ее не знала. Мелодия была грустной, слишком медленной, в ней слышались отдаленный шум прибоя, робкий голос маленькой серой птички, которая вдруг решила поведать миру о своих чувствах. Когда она начала рассказывать, то даже не надеялась на то, что хоть кто-то ее услышит. Но вся планета вдруг словно притихла, стараясь ни пропустить ни слова, ни вздоха.
Чем тише говоришь, тем больше людей тебя слышат.
Кто это сказал? Мишель не могла вспомнить. А может быть, она сама это придумала именно сейчас, сидя за барной стойкой и слушая, как выводит одну за другой музыкальные фразы ее случайный попутчик.Рано утром Мишель отправилась на пляж. Ей хотелось отсрочить встречу с Савой, потому что она чувствовала себя немного неловко – уж слишком сильно они вчера открылись друг перед другом. Но на море было холодно – дул ветер, моросил дождь, и Мишель очень быстро замерзла. Пришлось возвращаться. Открывая ворота, она по-прежнему не могла решить, какие первые слова сказать Саве? Может, сделать вид, что ничего такого особенного вчера не произошло?
– Значит, так, Матильда! – чуть не сбил ее с ног Сава, едва она подошла к ступенькам крыльца.
И откуда он только взялся? Прятался под кустами, что ли?
– У меня две новости, – зашептал Сава, пугливо оглядываясь по сторонам.
– Знаю, знаю, одна – хорошая, вторая – плохая.
– Не перебивай! – подпрыгнул Сава, который снова начал скакать, как резиновый мяч. – Обе нормальные. Во-первых, вечером приедет Джулия, и ты должна ее встретить. А сейчас наконец-то явилась Нина Ивановна.
– А кто такая Нина Ивановна?
– Конечно, кто такая Джулия, ты не спрашиваешь. Кто ж не знает эту безголосую куклу! – снова подпрыгнул Сава. – А между тем Нина Ивановна – уникальная женщина. Во-первых, она будет нас кормить. Ее Настя, дай ей бог здоровья, наняла еще перед отъездом. Но Нина Ивановна только сегодня смогла приехать. Наконец-то! Ведь с тобой с голоду помрешь!
– Понятно, это повариха, – кивнула Мишель.
– Какая повариха! – зашипел Сава. – Удивительная женщина! Представь, я ей говорю: «Ну что, Нинок, тряхнем стариной – вы прекрасны, я неотразим?» Так она, вместо того чтобы нахамить или послать меня куда подальше, смутилась! Ты можешь поверить, Матильда, что есть еще на свете женщины, которые способны смущаться? А я-то думал, что они повымерли все, к чертовой матери. Остались только такие, как ты. Им слово, они тебе сто в ответ. Удар держат, как бойцовые собаки.
– Спасибо, Сава, на добром слове, – улыбнулась Мишель, она не могла на него сердиться, несмотря ни на что. – Меня собакой, да еще бойцовой, никто не называл.
– Ну, знаешь, меня мародером тоже.
– Понятно, значит, мы в расчете.
Как выяснилось, Сава ничего не забыл – ни одного сказанного накануне слова. Впрочем, Мишель просто не знала главную особенность актерской памяти – «восторги помню, критику не прощаю».
– Слушай, Матильда, я тебя прошу, называй меня в присутствии Нины Ивановны только Савелием Яковлевичем. Запомнила?
– Хорошо, – кивнула Мишель. – А тебе я, так и быть, разрешаю называть меня Матильдой. А отчество сам придумай.
– Ой, Леопольдовна! Ну и злая ты! – засмеялся Сава и вдруг смутился: – Слушай, а может, мне переодеться? А то, правда, хожу, как бомж в этом костюме растянутом. А я, между прочим, народный артист. Так что ты пока с Ниной Ивановной познакомься, а я быстренько себя в порядок приведу. Уникальная женщина!
"Янтарные глаза одиночества" отзывы
Отзывы читателей о книге "Янтарные глаза одиночества". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Янтарные глаза одиночества" друзьям в соцсетях.