Но почему люди для уже нелюбимого дома решили выбрать именно такую решетку – вычурную и слишком декоративную? Как насмешку? Как последнее «прости»? А потом Мишель осенило. Ограда – не финальный аккорд, а точка отсчета. Его сделали в самом начале строительства, когда до краев еще были полны восторга, эйфории, надежд и планов – всего того, чего всегда так много в самом начале взаимной любви. «Бедный дом», – вздохнула Мишель и посмотрела на дорожку. Под ногами у нее были даже не знаки остывшей любви – она шагала по следам мародерства. Темно-серые, почти черные прямоугольные камни чуть поблескивали то ли от влажности, щедро разлитой в воздухе, то ли от того, что их тщательно вымыли водой из шланга. А может быть, камни роняли слезы – скупо, не на показ. Именно так обычно плачут сильные мужчины.

Мишель ясно представила себе, как эти старые камни варварски выкорчевывали из земли, в которую они буквально вросли за долгие годы, а потому яростно сопротивлялись, не желая с нею расставаться. Некоторые даже разваливались на куски, но не от старости или изношенности, а от нежелания менять свое предназначение. Затем уцелевшие камни были кое-как очищены, погружены в грузовики и доставлены на новое место жительства. Есть ли у камней память? Кто знает. Наверное, есть. Недаром же камни и песок – самый надежный материал для фундамента. Что же вспоминали эти сизые камни, пока тряслись по ухабам современных дорог, наспех закатанные в асфальт, который очень быстро, как метастазами, покрылся ямами? Может быть, они вспоминали, как в далекие по человеческим, но не по «каменным» меркам плыли на барже по неспокойному Балтийскому морю? А до этого в шведской каменоломне уставшие люди с почерневшими лицами грузили их в вагонетки и отправляли наверх – к солнцу, к свету, к теплу. Не может быть, чтобы серые камни все это забыли.

Впрочем, Мишель не могла не признать, что новые хозяева проявили к камням милосердие. Судя по ровности укладки, сделали хорошее двухслойное основание, но булыжники все равно «расползались». Ведь камни не любят перемен.

«Надо сказать садовнику, чтобы вызвал специалистов и они подсыпали песку», – подумала Мишель. А потом решила, что ничего никому говорить не будет. Какое ей дело до сизых камней?

А вот мрачному особняку Мишель искренне сочувствовала. Она всегда дома´ жалела больше, чем людей, и никогда не хотела быть архитектором. Построить дом, а потом с ним расстаться – это было выше ее сил. И уж тем более она никогда не смогла бы что-то перестраивать – как хирург, отрезать одно, пришивать другое. Именно поэтому Мишель занималась исключительно декором.

Она еще раз окинула взглядом пейзаж. «Мрачный дом» был не единственным гигантом. Со всех сторон его обступали такие же великаны – только более нарядные. Особняки так поражали своей мощью и размерами, что Мишель сразу даже не заметила робко притаившиеся в их тени небольшие, побледневшие от времени и бесконечных дождей старые немецкие домики. При взгляде на них невольно приходило сравнение с пожилой актрисой провинциального театра, которая решила принарядиться по случаю юбилея. Она гордо выходит на сцену в лисьем боа и сама себе кажется очень эффектной и молодой. А вот публика видит пожилую женщину в поношенных мехах. И когда после празднования юбилея старая актриса покинет театр, то все тут же забудут о ней. Никто не вспомнит, что когда-то она была молода и прелестна. Такая же участь, скорее всего, ждала и потемневшие от сырости дома с высокими крышами, черепица на которых давно уже начала крошиться. Мишель отлично знала, что реконструкция стоит очень дорого.

Гораздо дешевле сломать «хребет» дому, «срезать» его под корень, а потом уничтожить старый фундамент. И начать строить заново. Мишель застыла от поразившей ее догадки. Она все перепутала, все поняла не так. Сосны не пришлось вырубать, чтобы построить серое чудовище. На этом месте всегда жили люди. А потом они продали пришедший в негодность старый дом, который тут же был снесен новыми владельцами.

Что случилось? Почему именно сегодня Мишель совершала одну ошибку за другой? Сначала она не смогла сжечь письма, о чем сейчас очень сильно жалела.

Второй ее ошибкой было то, что она так и не заехала в отель, чтобы привести себя в порядок. Поэтому сейчас шла на встречу с важными заказчиками с волосами, полными песка, и от этого чувствовала себя неловко.

Потом она ошиблась с «серым чудовищем», приняв его сначала за жертву. Оказывается, он захватчик.

Но все равно Мишель сочувствовала дому.

А вот слегка полноватая женщина в белом, которая стояла на его крыльце, сразу вызвала неприязнь. «Опять придется сражаться с монстром под названием “жена хозяина”, – с тоской подумала Мишель и, не сдержавшись, довольно громко произнесла: – Какой кошмар!»

Но погода стремительно портилась, налетел ветер, и благодаря тревожному шуму сосен женщина на крыльце ничего не услышала.

– Добрый день! – воскликнула она и продолжила, не позволяя Мишель вставить ни слова: – Вы, конечно, Мишель? Наш дизайнер? Андрея пока нет. Но он вот-вот будет. Он поехал в аэропорт встречать Саву. И зачем его только черт принес?

«Вы хотите сказать, что НАШЕГО Андрея пока нет, коль уж я – ВАШ дизайнер», – захотелось ответить Мишель. Но она лишь вежливо и немного отстраненно улыбнулась. Потому что давно уже пришла к выводу, что, вторгаясь на личную территорию человека, надо с первой минуты установить с ним максимально широкую дистанцию. И ни в коем случае не играть со скучающей женой хозяина дома в игру «мы – лучшие подружки». Надо заметить, что обычно женщины обижались, видя, что предложение дружить встречает молчаливое, но упорное сопротивление декоратора. Потом привыкали и смирялись. А когда работа над оформлением интерьера подходила к концу, то были даже благодарны за предложенный тип отношений. Потому что именно под занавес возникали проблемы и конфликты, которые все равно бы разрушили молниеносно возникшую, а потому некрепкую женскую дружбу. В самом деле, как можно с подругой обсуждать срыв сроков окончания работ и непременное, как снег зимой, увеличение бюджета?

Но эта женщина не планировала с ней дружить. Она деловито протянула руку и, словно опомнившись, представилась:

– Анастасия Леонидовна.

– Мишель.

– Знаю. Такое имя трудно не запомнить. Вы как-то приходили к нам с Высоковским. Он, конечно, мастер экстра-класса. Но Андрей предпочел обратиться к вам. А я не спорю с мужем, – сказала женщина и посмотрела на Мишель так, словно подчеркнула свое к ней презрение и тем самым сразу поставила на место. Мол, будь моя воля, тебя бы здесь никогда не было. Но коль Андрей с тобой уже договорился, то делать нечего. Да и за свою работу ты попросила, откровенно говоря, смешные деньги. А экономия, особенно в кризис, не пустое слово.

Мишель действительно назвала цену, которую обычно платят дизайнеру без имени. Когда Андрей в Москве по телефону спросил ее о цене, то она назвала такую сумму, что на другом конце провода зависла минутная, показавшаяся Мишель бесконечной пауза. А потом Железнов подробно продиктовал адрес и попросил прислать номер банковского счета, чтобы его помощник мог перевести аванс.

– Пятьдесят процентов хватит? – спросил он чуть дрогнувшим голосом.

– Вполне, – ответила Мишель, пытаясь не выдать охватившего ее восторга. – Только закажите мне электронный билет на самолет. Я терпеть не могу заниматься всеми этими организационными вопросами. А мой помощник улетел на Бали вместе с Кириллом.

Андрей не понял, при чем здесь Бали, но пообещал, что его люди все сделают.

И вот сейчас, спустя всего несколько дней, Мишель стоит на крыльце дома и беседует с его женой Анастасией Леонидовной. Вернее, отвечает на ее вопросы.

– Мишель, а вы где остановились?

– В «Фальке». Там очень тихо и отличный бассейн.

– И очень красиво, и дико дорого, – высокомерно улыбнулась Настя. – Но ничего страшного. Ведь вы попросили за свою работу…

«Черт побери, если она еще раз скажет цену, то я ночью во что бы то ни стало заберусь в постель ее мужа, даже если после этого утром меня вышвырнут с крыльца и я упаду лицом на сизые камни!» – разозлилась Мишель. Она пришла в такое бешенство, что даже побледнела. Но Анастасия Леонидовна ничего не заметила и продолжала задавать вопросы:

– Андрей уже говорил вам, чего бы он хотел?

– Нет, – пожала плечами Мишель.– У нас был короткий разговор. Он сказал, что мы все решим на месте.

– Хорошо, – кивнула Настя. – Хочу дать вам только один совет. Не спорьте с ним, что бы ни случилось. Если он попросит все выкрасить черной краской, а на окна повесить дерюжки, кивайте в знак согласия. Только подождите до утра. Вдруг на рассвете он попросит сделать стены розовыми. Тоже соглашайтесь. Но упаси вас бог что-то начать делать. Дождитесь его третьего решения. Вот оно-то, скорее всего, будет окончательным. По крайней мере, он все сделает для того, чтобы довести его до конца. Даже если именно это третье решение будет самым идиотским на свете.

– Спасибо.

Мишель удивилась, зачем Насте понадобилось сразу выдавать секретный ключ к своему мужу? Почему она не боится рассказывать чужой молодой женщине почти интимные вещи о нем? О его неуравновешенности, о его слабости, в конце концов? Неужели эта ухоженная, но некрасивая женщина так уверена в себе? Неужели она думает, что ей ничего не угрожает? Сколько ей лет? На вид немного за тридцать. Но Мишель заметила под глазами морщинки той степени глубины, которая появляется только после сорока. И слишком хорошо «нарисованную» скальпелем линию подбородка. Да, волосы Насти были мастерски выкрашены в нежный персиковый цвет, который подсвечивал кожу и придавал ей сияние. И даже легкая полнота была правильно обыграна отлично скроенным комбинезоном из беленого льна. Но все равно, это были лишь женские ухищрения, отчаянная попытка во что бы то ни стало удержать стремительно утекающую, как песок между пальцами, молодость. Мишель поймала себя на мысли, что сочувствует Насте. Как жаль, что им, видимо, придется делить одного мужчину. И поровну – никак не получится.