– Элла, ты меня слышишь? Ляля где? Я жду ее уже бог знает сколько времени, а она все не приходит и не приходит.

– Значит, не приходит. Скорее всего, вообще больше не придет, – наконец-то соизволила ответить девушка.

– Почему? – опешил Андрей. – Я ее чем-то обидел?

Андрей сел за стол напротив Эллы, даже не думая просить разрешения. Ему было плевать на все формальности и правила хорошего поведения. Он приготовился к допросу и был настроен очень решительно.

– А я откуда знаю? – протянула Элла и внимательно оглядела зал ресторана. Потом еще и еще раз. Она как будто ощупывала всех посетителей одного за другим неторопливо и очень тщательно. Вот за соседним столиком сидит пара – парень с крепкой, уже красной шеей и девушка с длинными, чересчур массивными для ее тонкого лица серьгами. Судя по букетам на столе, у нее день рождения. Чуть поодаль о чем-то горячо спорят мужчины и женщины средних лет. Видимо, у них идут какие-то нелегкие бизнес-переговоры – это если выражаться пафосно. А скорее всего, неожиданно сломалась такая надежная и успешная система «купи-продай», и ее нужно срочно подремонировать, чтобы продолжать и дальше ввозить на радость людям горы ненужного всему миру хлама. А кто это там в углу то ли плачет, то ли поет? А, это совсем молодые девчонки, которые решили первые заработанные деньги прокутить, «как в кино», в дорогом ресторане. Правда, не смогли рассчитать свои силы, слишком быстро выпили много крепкого алкоголя, а теперь никак не могут определиться – то ли им петь, то ли рыдать.

Мужчины, женщины, девушки, юноши. Не так и много их сегодня. Может быть, потому что будний день. А ходить каждый день в ресторан – эта мода пока еще у нас не прижилась. Поэтому ужин вне дома – это что-то особенное, из ряда вон выходящее. Элла еще раз обежала быстрым «проверочным» взглядом всех присутствуюших в зале ресторана «Танго» и вздохнула с облегчением. Никого потенциально опасного для себя с Железновым она на этом празднике жизни не заметила.

– Андрей! – Она наклонилась к нему так близко, что даже легла на стол необъятным бюстом, обтянутым трикотажем ярко-розового цвета, и тихонько приказала: – Ты иди в мужской туалет. Я минут через пять буду. Если нас кто-то и застукает там, то решит, что ты меня просто заказал на полчасика.

– Кто заказал? – не понял Андрей.

– Никто пока никого не заказал, – разозлилась Элла. – Если хочешь про Ляльку узнать, жди меня в туалете.

– Хорошо.

Он вошел в туалетную комнату и огляделся. Никого не было. Только тихо звучала музыка – администратор Пашка очень гордился своей идеей включать в туалете известные классические произведения. Ему казалось, что это придает ресторану особый шик. А может быть, все дело было лишь в том, что Пашка когда-то закончил консерваторию по классу скрипки.

Андрей взглянул на себя в зеркало и опешил. Обычно в отражении он видел красивого мужчину, так поражающего всех контрастным сочетанием молодых глаз темно-карего, почти черного цвета и седых волос. Но сегодня из забрызганного каплями воды зеркала с едва заметной трещиной в левом углу на него смотрел пожилой человек. И взгляд его, как из осколков, был собран из тоски, страха, отчаяния, злобы, ненависти, любви. Всего того, что он уже не первый день взбалтывал в себе, надеясь найти ответ на простой вопрос: куда же снова пропала Ляля? И что будет, когда она наконец-то придет? Иногда ему казалось, что если она не вернется, то он не сможет жить, подохнет от тоски. А иногда, наоборот, с ужасом представлял картину, как она входит в его дом, нагруженная своими вещами. И с этого момента всему приходит конец. Не будет больше его отчаянно одиноких, но таких прекрасных ночей. Не будет того, что и рождало всегда вдохновение – ожидания любви. Когда в голове звучали песни, он чувствовал себя сильным, даже могущественным, несмотря ни на что – ни на отчаянную бедность, ни на унизительное исполнение чужих шлягеров под стук вилок и ножей. Ведь только песни делали его самим собой – Андреем Железновым, талантливым композитором и музыкантом. И вообще, мужчиной, который обречен на то, чтобы вызывать восторг у окружающих. Особенно у женщин. С каждым годом их восхищенные взгляды будут нужны ему все больше и больше. Успех станет для него главным источником энергии, и он впадет от него в рабскую зависимость, незаметно утратив самое главное – Музыку.

Но пока Андрей Железнов ничего об этом не знал. Он стоял в туалетной комнате ресторана, смотрел на свое отражение в зеркале и думал, что он непременно вернется домой пораньше, пить ничего (или почти ничего) не будет, а сразу ляжет спать. А утром проснется как ни в чем не бывало – как будто и не было в его жизни никакой Ляли. Да и, собственно, кто она такая, эта Ляля? Избалованная дочка богатых родителей? Дорогая содержанка? Начинающая бизнес-вумен? Ни в одной из этих ролей она, если быть до конца откровенным, ему не подходила. А вот интересно, какая женщина ему подошла бы? Как она выглядит, его идеальная женщина?

– Господи! Что ты стоишь!

Элка вбежала, громко стуча по кафельному полу каблуками, схватила Андрея за рукав, насильно затащила в кабинку и быстро закрыла дверь на задвижку.

– Не видел? Там никого нет? – спросила она шепотом и повела глазами туда-сюда.

– Никого, – ответил он тоже шепотом. – А кого ты боишься-то?

– Всех. И тебе тоже советую.

– Почему? – громко произнес Андрей, оскорбленный даже предположением, что он может кого-то бояться.

То, что он действительно часто испытывал приступы унизительного, животного страха, было его личной тайной, которой он ни с кем не намерен был делиться. Особенно с девушкой, одетой в розовую блузку с огромным декольте. С чего это вдруг ей пришло в голову уличить его в трусости? Кстати, женщин Железнов никогда не боялся.

– Андрюша, слушай меня внимательно. Она не придет. Никогда.

– Она обиделась?

– Ты меня хорошо слышишь? Никогда – это значит никогда. Значит, нет ее больше. Она, она… – Глаза Эллы наполнились слезами, и вся она стала одного цвета со своей дешевой трикотажной кофтой.

– Она у-мер-ла, – раздельно, по слогам произнес Андрей, до конца пока не понимая смысла этих двух слов. Просто они вдруг высветились в его голове: «Она умерла». И он, как прилежный школьник, прочел их, правда, без всякого выражения.

– Наверное, умерла… – дала ему секундную надежду Элла, чтобы потом тут же отнять. – Говорят, что самоубийство. Ну, так в свидетельстве написали. У нее все руки порезаны. Говорят, что нашли в ванной. Представляешь, какой ужас – она лежала в кровавой пене, такая красивая, такая молодая. Бедная Лялечка. А я ее предупреждала…

– Помолчи, Элка, – попросил Андрей слишком спокойно.

И начал громко дышать. Один раз, второй, третий. Он точно знал, что лишь этот нехитрый прием поможет ему пережить первые, самые опасные мгновения, когда сердце живет только по своим законам и не слушает никаких указаний. Не выдержит – остановится. Сдюжит – будешь жить. И ты никак не можешь ему помочь, разве что подгонять побольше воздуха. Поэтому дыши, Железнов, дыши! Дыши, черт тебя побери! Даже если в горле спазм от картины, которую тебе тут же нарисовало твое богатое воображение. Твоя тонкая, слишком худая Ляля с растрепанными светлыми волосами лежит в пышной пене, по которой бежит кровь. Андрей никогда раньше не думал, что сочетание алого и золотистого может выглядеть так зловеще.

Прощай, девушка цвета шампанского…

Андрей почувствовал, что если он сейчас не начнет говорить, то спазм в горле никуда не исчезнет, и он умрет от удушья.

– Когда это случилось? – даже не прошептал, а проскрежетал он, потому что голосовые связки не смогли выполнять его команду: «Говорить!» Они внезапно заболели профессиональной певческой болезнью, причем самой сильной ее формой, и ни в какую не хотели смыкаться.

– Почти неделю назад. Но шло следствие – кто, как, почему? В свидетельстве написали, мол, самоубийство. А кто ж его знает, что там было на самом деле.

– Ты ходила на похороны? – выдавил он из себя с огромным трудом.

– А они только завтра будут. Но я не пойду – я что, сумасшедшая, что ли? Мне еще жить не надоело.

– Вы же подруги все-таки были, – чуть более разборчивее произнес Андрей. Все-таки недаром он столько лет голосом зарабатывал себе на жизнь. Голосовой аппарат начал немного его слушаться.

– Андрюша, ты совсем идиот? Ты что, не знаешь, чей подругой она была? Она же три года, считай, с семнадцати лет жила с Князем.

– С кем? – от неожиданности Андрей качнулся и с трудом устоял.

– С кем, с кем? Кличка у него такая – Князь. Хотя он любит, чтобы его Князем Серебряным называли. Вроде как борец за справедливость, – зашептала Элка, прижавшись к Андрею. Но не от желания его соблазнить, а от страха, который она испытывала, произнося эти два слова – Князь Серебряный.

– А на самом деле кто он?

– Бандит. Страшный человек. Но Ляльку любил. Даже жениться на ней хотел. Так она мне говорила. Но он безжалостный очень. И еще у него идея-фикс – кто его предал, тот должен умереть. Мол, он сам никого не предает, и его тоже не должны. Знаешь, сколько он пацанов на тот свет отправил? Мне всегда казалось, что он псих. Я его до смерти боялась. А Лялька – нет. Она говорила, что он, если надо, ей луну с неба достанет.

– Подожди, Элла, а как же все это время… Ну, когда она ко мне приходила, где он был, этот Князь?

– На разборки, наверное, уезжал, – пожала плечами Элла. – Или в Германию. После того как его прошлым летом подстрелили, у него были серьезные проблемы со спиной. А еще дом где-то очень далеко от Москвы начал строить. Зачем ему дом? По нему тюрьма плачет.

– А он молодой? – перебил Железнов.

– Немного тебя старше. Может, лет тридцать. Нет, так-то он парень хороший. Даже мне давал деньги в долг на машину.

Хороший парень. Луна с неба. Князь Серебряный. Танцующая Ляля. Его пронзительные песни. Сгоревшие гренки. Господи, все было близко, рядом и, самое главное, одновременно. А он даже не догадывался об этом, даже не задумывался. Ну, может быть, лишь иногда случались болезненные уколы внезапной ревности. Но что значит эта локальная боль по сравнению с той, которая сейчас буквально сковала его с головы до ног? У Железнова болело все – глаза, руки, спина, живот, колени. Все-все! Его буквально скручивало от невыносимых физических мук. Если бы в кабинке было чуть больше места, то он лег бы на пол. Ведь холодный кафель – отличная анастезия. Но кабинка была такой тесной, что он мог позволить себе только привалиться к стене, которая – какая удача! – оказалась ледяной. Как назло, именно в этот момент в туалете зарыдали, почти завыли скрипки – наверное, администратор Пашка сменил кассету в магнитофоне. У Андрея резко сжало виски, но тут же отпустило. Полились слезы.