Ольга Цыпаева - Янтарная бусина: крестьянка

В стороне стоял Григорий, одетый по-городскому — в нарядной рубашке, в галифе и модной косоворотке. Из кармана выглядывал цветок. Дружки окружили Гришку.

пели они под гармошку.

— Ну, входите, раз пришли. Есть у нас ярка. Черна, красива, молода, — впускал отец гостей в горницу.

Катенька была заперта в темном чулане (так положено было — сиди, пока не позовут), плакала и думала: «Как овцу на базаре покупают… может, передумают, уйдут сейчас, может, случится что-нибудь… Нет, говорят все, не уходят».

— А приданое есть ли у вашей дочки?

— И приданое есть: и кровать, и перины, сундук с постельным и посуда — все как положено, — слышала сквозь свой рев Катенька.

Потом все было как во сне. Катя вытерла слезы. Ее вывели к гостям. Все причмокивали и говорили:

— Хороша, хороша, нам нравится. Берем мы вашу ярку.

Все ждала Катенька, когда кончится этот кошмар. Когда ночь наступит, чтоб выплакаться.

По рукам ударили сваты.

— Ну все, теперь вы жених и невеста, а уж завтра муж и жена. Поздравляю тебя, Гришенька! — радовалась Ульяна. — А ты чего, Катерина, пригорюнилась? Приезжать будешь к мамке-то. Не навек в город едешь! Завтра свадьба у тебя, а ты слезы льешь. Ну, поплачь, поплачь, положено девке перед венцом слезы лить.

— Свадьба завтра в городе будет. Я решил, что все по-городскому надо, — приосанился Григорий и обнял Катю. — И венчаться там будем, там и церковь красивее, не то что у вас в соседней деревне — не храм, а сарай какой-то. — Гришка брезгливо сморщил нос. — Дай я тебя поцелую, невеста моя.

— Завтра и поцелуешь на свадьбе, — отстранила его Катенька.

Григорий не обиделся, знал, что Катенька строгая девушка, не принято, наверно, в деревне до свадьбы целоваться.

А на дворе уж пела и плясала молодежь. Все ждали, когда выйдут невеста с женихом, чтоб славить их. Но жених вышел один — невеста приболела. До позднего вечера веселились парни и девчата. Не было среди них только Саньки Цыпаева.

С песнями и прибаутками Катины подруги ходили к жениху рубаху отдавать, оттуда вернулись с веником и невесту повели в баню.

Расплели ей косу, и Катенька отдала ленточку из своей косы Нюрке, чтоб та следом за ней замуж вышла. А слезы все не проходили.

— Плачь, Катенька, плачь. Перед свадьбой все плачут, — неловко успокаивали невесту подружки, сами понимали, что не так плачут перед венцом.

— Повезло тебе, Катя, — заревела Нюрка вместе с Катенькой. — Такой жених достался — и умный, и богатый, и краси-и-ивый, — уже голосила Нюрка. — Если бы мне да такое счастье, я бы нисколечко не ревела, я б веселилась и пела от счастья-а-а…

— Радоваться надо, — хлестали Катю веником девчата. — И платье отец тебе справил самое красивое, и свадьба в городе, и нас Гриша пригласил — с тобой будем. Ну, будет реветь-то, не за сто верст едешь!

К полуночи проводили подружки Катеньку до дому, приготовили платье подвенечное, вуаль. Легла Катя в клети, чтоб не будить никого. Ушли подружки, и мама ушла, лишь покачала головой, глядя на Катеньку.

— Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий… Что же я наделала-то! Господи! — вместо вечерней молитвы шептала Катя в слезах. — Господи, прости меня, грешную! Помилуй меня, Господи… Не гневайся на меня, помоги мне, неразумной рабе твоей, Боже… — Катенька без сил упала на пол да так и заснула.

Беспокойно барабанили в ее окно. Вскочила Катенька — Нюра, наверно, забыла ленту свою. Что было поближе, то и надела на себя в темно те, побежала к двери — сейчас весь дом перебудит.

Низко опустив голову, у двери стоял Санька Цыпаев.

— Кать, выходи за меня. Нет никого у меня милее тебя. Только одну тебя и люблю.

Ноги подкосились у Катеньки, прислонилась к косяку, чтоб не упасть. Сердце выпрыгивало из груди. Дрожало и рвалось все от счастья и радости. Хотелось обнять и расцеловать этого разгильдяя, такого любимого, такого желанного. Хотелось уткнуться в его могучую грудь и так вот простоять всю жизнь. Но!..

— Ишь ты, пришел, опомнился. Что, Груша, что ли, прогнала? — сама удивилась своим словам Катенька. — Меня уж просватали. Венчаемся завтра.

— Да знаю я и по тебе вижу. — Санька кивнул на Катино платье.

Катя стояла в свадебном платье (надо же было надеть именно его впотьмах!).

— Выходи за меня, Катенька! Не прощу себе, коль откажешь, не идешь ты у меня из головы!

— И я не прощу Грушу Курочкину! И не забуду, как ты с танцев ее уводил.

— Прости меня, Катенька. Если не пойдешь со мной, все село перебужу! — Санька стал колотить в окно дома.

— Не пойду, — упрямо сказала Катя.

Вышла мама, на ходу застегивая кофту.

— Чего пришел-то среди ночи, аль дня было мало? Хватит орать на все село, в дом зайдите.

— Тетя Сань, отдайте за меня Катеньку! — Санька упал посреди избы перед мамой на колени. — Беречь ее буду, любить буду всю жизнь! Нет у меня, кроме ней, никого. Теть Сань, никого нет!

Вышел отец, за ним волочился сонный Борька. Ничего себе! Санька Цыпаев на коленях! Такого еще никто не видел! Вот-то будет чего завтра друзьям рассказать!

— Ну, и что ты стоишь тут как истукан, сказано тебе, просватали девку! Или, скажешь, не знал? — Иван садился на порог и скручивал цигарку.

— Нынче узнал. Дядь Вань… Отдай за меня Катерину. — Санька все еще стоял на коленях.

— Я-то что? У нее проси, — хитро пробормотал Иван.

— Ну прости ты меня, дурака, Катенька! — пополз к ней Санька.

Катя стояла не шелохнувшись и уж боялась говорить. Так хотелось скорее простить и забыть о завтрашней свадьбе, о Гришке, обо всем на свете. Но гордость взяла верх. Катя в ответ упрямо покачала головой.

Санька встал и выбежал из дома. Послышался скрип телеги и топот копыт.

— Маменька, тятенька, что ж я наделала! Я же дышать не могу без него! Я же не вижу больше никого, кроме него! — заголосила неприступная Катя.

— Дуры вы, бабы. Сами разбирайтесь. Спать пойду. Вернется он, не голоси, — хлопнул дверью Иван.

— Как же я завтра венчаться-то поеду с этим Гришкой — глаза б мои его не видели! Он ведь меня целовать завтра будет!

— Конечно, будет, — подлила Саня масла в огонь. — А ты зубы сожмешь и терпеть будешь всю жизнь — сама говорила, что так все живут.

— Зачем ты со мной так, мам? И без того плохо…

— Думать надо! Это видано ли такое! Любит мужика, он у ней в ногах валяется, ан нет, коза гордая, — нос воротит! Не прощу!.. А ты спать иди, не стой тут, без тебя тошно, прикрикнула Саня на Борьку.

Тот забрался на печь и высунул нос из-под занавески. Нет уж! Этого он пропустить не может! У любимой сестры жизнь решается, а его спать отправляют. Притих Борька, чтоб про него забыли. Жалко было сестру. Она как-то беспомощно лежала на полу и содрогалась от рыданий.

В дверь постучали. Катю как ветром сдуло с пола — она уж сидела на лавке, вытирая остатки слез рукавом.

Зашел Санька, за ним его мать. Санька опять бросился на колени. Заговорила мать:

— Прости его, Катенька, и ты, Саня, прости, дурак он был. Как медведь в клетке нынче по дому ходил. Не даст он мне покою. Больная я, помру скоро. Сделайте мне подарок перед смертью. Хоть покойна буду за сына, что с Катенькой он. С ней не пропадет. Ты-то не против?

— Я не против, ей замуж идти, пусть сама и решит, — отрезала Саня.

— Прости меня, Катенька. Ни на кого больше за всю жизнь не посмотрю. Пойдем со мной. Попа разбудим, он нас обвенчает, если ты хочешь. А завтра в сельсовете распишемся. — Санька целовал ей руки. — Всю жизнь на руках носить буду, никому не отдам…

— Ни на кого за всю жизнь не взглянешь? — приподняла бровь Катя. — Всю жизнь любить будешь? И в церкву венчаться пойдешь?

— Как скажешь, так и сделаю. Все буду делать, как ты скажешь…

— Иди с ним, Катенька, он за тебя горы свернет, никому в обиду не даст. Будешь моей доченькой любимой, — умоляла девчонку Екатерина.

— Ну гляди, Санька, обидишь кровиночку мою — сама ноги повыдергиваю, и не только ноги. — Саня погрозила пальцем у самого Санькиного носа.

— Не обижу, теть Сань. Не для того на коленях стою перед вами.

— Ну что, согласна ты, Катенька? — обернулась к дочери Саня. — Пойдешь за Саньку замуж?

— Мам, а вы-то как же? Позор ведь это какой. Как людям в глаза смотреть будете? Что Гришке сегодня скажете?

— Ты про себя думай, а не про нас — мы-то переживем как-нибудь.

— Согласна я. — Катенька светилась от счастья. — Благословите нас, — чуть слышно произнесла она и встала на колени рядом с Санькой.

— Иван, поди сюда! — Из задней вышел Иван, который и не думал спать, чуть заметно он улыбался, но, сдвинув брови, обратился к Саньке: — Ну что, обещаешь беречь всю жизнь?

— Обещаю, дядь Вань, обещаю. Богом клянусь.

Иван взял икону, приготовленную к свадьбе, трижды обошли родители молодых. Потом благословила Катерина.

— Совет вам да любовь. Живите дружно, в любви и согласии. А теперь идите, ищите священника. Да до вечера в доме не появляйся, слышишь, Катя? — говорила мать растерянной дочери.

— Слышу. Спасибо, маменька, спасибо, тятенька. — Катя целовала родителям руки. — Простите меня, дуру, за Гришку. Простите ради Христа…

— Пойдем скорей, светает! — Санька обнял Катеньку и повел к выходу.

Санькина мать осталась у Ванечкиных, чтоб помочь дать отпор утренним гостям.

Лошадь молодые оставили у дома и побежали в ночь…

Бежали они через лес — все чулки изорвались на Катеньке, все подвенечное платье было мокрым от росы, липло к ногам. Но казалось ей, что не бежит она, а летит на крыльях навстречу своему счастью… Нашли они в поле стог и стали дожидаться рассвета, чтоб в церковь пойти. Как целовал ее Санька! Какие слова говорил! По лугу разносился запах скошенного сена и пьянил, как крепкое вино. Обнимала Катенька своего любимого и думала о том, что не было счастливее никого на свете этой ночью! «Спасибо тебе, Господи, спасибо за то, что услышал молитвы! Сашенька… самый любимый, самый дорогой, единственный! Спасибо, что я живу, спасибо, что я есть на свете».