— Попейте, мой друг, — ласково проговорила она, — вам станет легче.

Мария-Терезия подозвала Шарлотту, прося помочь ей приподнять и поудобнее устроить больного, чтобы он смог напиться. Старик отхлебнул глоточек и пренебрежительно сморщился.

— Ну и пойло! Только собаки-испанцы пьют такую кислятину, а для меня, детка, найди чего-нибудь покрепче. Я старый солдат, воевал...

— При Рокруа, я уже запомнила, но вам станет лучше...

Новый приступ кашля стал выворачивать беднягу наизнанку, и его стошнило прямо на руки королеве. Монахиня, увидев это, чуть не упала от ужаса в обморок, но взяла себя в руки и поспешила на помощь.

— Иисус милосердный! Разве можно Вашему величеству приближаться к таким больным? Это же ужас, что он наделал!

— Ничего особенного, сестра. Хорошо бы хоть немного помыть этого несчастного. И вокруг него тоже. Принесите воду и тряпки, мы с вами вместе им займемся.

Вымыв руки, она принялась хлопотать вокруг больного, оттирая тюфяк и поудобнее устраивая старика. Тот слушался ее молча, не сводя с нее недоумевающих глаз.

— Господи! Да неужто вы и вправду... королева? Мария-Терезия снова ласково улыбнулась.

— Здесь я не королева, зато вы по-прежнему солдат короля и имеете право на мои заботы.

— Ну и дела! Значит, если мне повезет и я выцарапаюсь отсюда, то смогу всем рассказывать, что меня выхаживала королева Франции? А ведь король такого про себя сказать не может!

— Да... Не может... К сожалению...

В конце этого нелегкого дня королева похвалила Шарлотту, выделив ее среди остальных своих помощниц.

— Вы не отводите глаза, увидев нищету и грязь, и не боитесь испачкать руки.

— Мне было бы стыдно быть разборчивее и брезгливее вашего величества, — краснея, ответила Шарлотта. — А могу я узнать, что будет, когда королевский двор окончательно переселится в Версаль? Или, может быть, там тоже есть больница?

— Нет, городок пока только строится. Я буду продолжать ездить сюда. Не так уж это далеко.

— Но Ее величество рискует своим здоровьем. Король не возражает против ваших посещений больницы?

— Возражает. Когда я только начала ездить сюда, то брала с собой Пьеретту и еще одну фрейлину. Так эта дама не нашла ничего лучшего, как отправиться к королю и начать объяснять ему, что я подвергаю опасности собственную жизнь и здоровье всего королевского двора. Король запретил мне навещать больницы. Но я продолжаю ездить тайком, переодеваясь в самое неприметное платье, и больше не беру с собой своих придворных дам. Только Марии де Визе, которая безгранично предана мне, разрешено сопровождать меня. Теперь вот и вы ездите со мной... Надеюсь, вы согласитесь без большого недовольства сопровождать меня сюда по очереди с Марией?

— Для меня эти поездки будут радостью. Так я смогу отблагодарить королеву за то, что она меня спасла. А я так боялась, что ничем не смогу быть полезной Вашему величеству!

Мария-Терезия от души рассмеялась.

— Я и в самом деле читаю только молитвы, но вы забыли, что с вами я могу говорить на своем родном языке, а это для меня большой подарок.

С течением времени Шарлотта узнала, что милосердие Марии-Терезии изливалось не только на больницу для бедных в Сен-Жермене. Она основала еще и приют для золотушных[72], тех самых золотушных, которых короли Франции могли исцелять одним наложением рук, благодаря полученному при венчании на царство священному миропомазанию. Но не только болящих благодетельствовала она своей помощью, не забывала королева и неимущих: наделяла приданым бесприданниц, не отказывала ни одному бедняку в его просьбе, и всем помогала тайно, чтобы не задеть самолюбия тех, кто вынужден был принимать помощь. Но в те дни, когда она оказывалась в проигрыше, ее кошелек — увы! — не соответствовал ее щедрости. Наверное, пристрастие к карточной игре было единственным недостатком кроткой Марии-Терезии. Впрочем, нет, была и еще одна слабость — не меньше игры в карты она любила горячий шоколад. В дни проигрышей она обращалась за помощью к своему супругу, но тот пропускал ее просьбы мимо ушей — у него самого никогда не было денег, фантастические суммы уходили на любовниц, на праздники, на строительство... Но когда королева выигрывала, щедрость ее не знала границ!

В этот день они возвращались из больницы уже в сумерках и, как обычно, проезжали мимо особняка де Фонтенаков. Шарлотта, как всегда, откинулась на спинку сиденья, не желая, чтобы ее заметили. Она и сама не хотела видеть свой родной дом, где жила так спокойно и счастливо, пока не умер ее отец... Ей не хотелось ощущать себя несчастной, испытывать бесплодные сожаления. Но на этот раз она не только прильнула к окну, но и попросила разрешения выйти из кареты.

— Дворец совсем недалеко, — сказала она. — Я вернусь пешком.

— А вы не хотите, чтобы мы вас подождали?

— Большое спасибо, мадам, но в этом нет никакой необходимости. Ваше величество и так уже опаздывает, и вряд ли стоит испытывать терпение вашего августейшего супруга. А я хочу посмотреть, что происходит в доме моего отца, потому что там творится что-то необычное.

В самом деле, главные ворота были распахнуты, и Шарлотта могла увидеть весь двор, горсточку испуганных слуг и крепких молодцов, которые могли быть только полицейскими, потому что распоряжался ими стоявший в середине двора Альбан Делаланд. Все двери и окна дома, несмотря на холод, были открыты, и городские стражники отгоняли от ворот любопытных.

— Пожалуйста, не задерживайтесь здесь слишком долго, — посоветовала Мария-Терезия. — И имейте в виду, что я тоже хотела бы знать, что здесь происходит.

Получив разрешение, Шарлотта спрыгнула на мостовую, миновала ворота и побежала к Альбану. Один из стражников попытался преградить ей дорогу, но она гордо заявила ему:

— Это мой дом, и я знакома с месье Делаландом.

Месье Делаланд подошел к ней, взял за руку и увел в глубь двора.

— Ваш дар появляться в самое неподходящее время поистине удивителен, — со вздохом сказал он. — Что это за карета, в которой вы приехали?

— В этой карете находится Ее величество королева, — сообщила шепотом Шарлотта, — и вы сделаете доброе дело, если, не привлекая большого внимания, поможете ей.

Взглянув в сторону ворот, Альбан увидел толпу любопытных, которые, сгрудившись, не давали возможности лошадям тронуться с места. Он отдал приказ, и стражник с пикой быстро навел порядок, освободив проезжую часть улицы. Карета уехала, и Альбан вернулся к Шарлотте.

— В карете в самом деле была королева?

— У меня нет причины для лжи. Да, в этой карете — Ее величество королева! Мы возвращались из больницы, где Ее величество бывает каждый четверг. А теперь объясните мне, что вы делаете в доме... моего отца?

Шарлотте очень бы хотелось сказать «у меня в доме», но это было бы неправдой, и к тому же уже давным-давно Шарлотта не переступала порог этого дома. Альбан понял ее, улыбнулся, усадил на верхнюю ступеньку крыльца, а на нижнюю поставил ногу.

— Два дня тому назад я арестовал убийц графини де Брекур.

— Господи! Может ли такое быть? И как же это случилось?

— Спасибо Жакмену, моему помощнику. Он сидел в одной харчевне на острове Сите и заметил, как какой-то мужчина предлагает другому купить у него браслет. Жакмен присмотрелся и увидел в его руках украшение с камеями, а как раз такой браслет и был на вашей тетушке в день ее трагической гибели.

— А как вы узнали, какие драгоценности были на ней в тот день?

— Домоправительница замка Прюнуа, некая Маргарита, описала их все с мельчайшими подробностями. Жакмен, не будь дураком, мигом схватил негодяя и отправился с ним в Шатле, а уж там мы без особого труда вытянули из него имена сообщников. Их было четверо, и мне с моим другом Дегре не составило никакого труда найти их всех. Мы посадили шайку под замок, и месье де ла Рейни в тот же вечер выудил у них всю историю. Нанял их для этого недоброго дела ла Пивардьер.

— А... моя мать тоже причастна к этому недоброму делу?

— Они ничего не говорили о вашей матери. Что, впрочем, совершенно естественно: где это видано, чтобы женщина нанимала убийц? Но это отнюдь не служит основанием для того, чтобы думать, что она не причастна к убийству. Я очень хотел бы отыскать улики, которые подтвердили бы, что она отравила вашего отца.

— Господи, боже мой! — простонала Шарлотта. — Так значит, бедная моя тетя была права? И где же можно найти улики?

— Здесь, в вашем доме. К несчастью, у меня нет никаких показаний против нее, а значит, я не имею права искать и улики. К тому же она заперлась в той самой комнате, где спрятаны эти улики.

— Так моя мать здесь?

— Да. Я же только что сказал вам. Когда она поняла, что я приехал арестовать ла Пивардьера, она метала громы и молнии, а потом отправилась в кабинет вашего отца и заперлась там. Но перед этим заявила, что все наши поиски будут тщетными, потому что ла Пивардьера здесь нет. Так оно и оказалось. Мы уже все перевернули вверх дном, но его так и не нашли. Только в одной из спален, которую нам указал мажордом, нашли несколько его вещиц. Впрочем, эти вещи могут принадлежать кому угодно. Выходит, нам здесь больше делать нечего, и мы собираемся уезжать.

— Но если я правильно вас поняла, то главная улика находится в кабинете моего отца, где сейчас заперлась моя мать. А что, если именно там она прячет и ла Пивардьера?

— Кабинет я уже осмотрел. А почему вы так подумали? Из него есть тайный ход?

— Есть, но он находится не в кабинете. Он начинается под лестницей и ведет за городские стены, спускаясь к подошве холма...

— Так чего же мы ждем? Покажите, где эта лазейка! Теперь я понимаю, как удалось сбежать ла Пивардьеру!

Они вернулись в дом. Шарлотта попробовала привести в действие механизм потайного хода, как показывал ей когда-то отец, забавляя ее, но у нее ничего не вышло. Она пыталась еще и еще, и все так же безуспешно. Потайной ход не открывался.