— Моя позиция — не поддерживать женщину, которая устроила аферу.

— Аферу нужно доказать.

— Которая обманула всех и выдала себя за мать чужого ребенка.

— Анонимное донорство. Она может утверждать, что ничего не скрывала. Что ее обманули и использовали материал анонимного донора. Это соответствует закону. Пойми, со стороны Юсуповых готовится адвокатская защита, как и с твоей.

— Аллах! — растираю лицо руками и перемещаюсь из угла в угол, как загнанный дверь. — Неужели нет выхода? А если лишить Диляру материнских прав?

— На основании…

— На основании жестокого обращения… Я не знаю.

— Она может выдвинуть встречный иск. Но есть ли доказательства?

— Мы нанимали психолога. Она намекала, что у Диляры признаки биполярного расстройства. Как вынудить ее пройти психологическое освидетельствование?

— Это дело добровольное. Принудить мы ее не имеем права, разве что она причинит вред ребенку. Можем ли мы получить сведения от психолога и ее показания, почему она поставила такой предварительный диагноз по наблюдениям?

— Думаю, что можем. Итак, Вадим, ты советуешь оставаться здесь, — констатирую факт, едва шевеля губами, настолько мне не хочется произносить эти слова. Но я обязан действовать разумно ради своих близких.

— Да, Арслан. Недаром же говорят, держи друзей близко, а врагов — еще ближе. Наблюдай, фиксируй, попытайся найти мирное урегулирование конфликта.

Прощаюсь с Шороховым и первым делом набираю номер Оксаны. Невыносимо хочется услышать ее голос, аж дышать больно. Но с той стороны слышу лишь механический голос робота. «Абонент недоступен». Набираю раз за разом номер, но результат не меняется. Тогда звоню матери, убеждая себя, что у Оксаны неполадки со связью.

— Мама, здравствуй. Где там Оксана? Как Лиза?

— Даже не спросишь, как твоя мать? — страдальческим голосом выдает она, вызывая раздражение.

— Я прекрасно понимаю, что ты волнуешься. Сейчас все на взводе. Скоро приедет отец, и мы со всем разберемся. Но сейчас я хочу знать, где Оксана. Ее телефон отключен.

— Я без понятия, где эта женщина. Она мне не докладывала, — цедит мама. — Общаться с ней и видеть нет никакого желания. Ты когда вернешься с моей внучкой?

— Придется задержаться. Ты скажи всё же Оксане, чтобы она мне позвонила. Это важно.

— Вот так всегда… — ворчит мать, но я уже не слушаю, сбрасывая вызов и начиная ждать звонка. Жду час, полчаса, пока, окончательно выйдя из себя, не звоню снова.

— Мама, ты передала Оксане мое сообщение?

— Твоя Оксана уехала, сын! Взяла и убралась из дома! Она похитила все мои драгоценности из шкатулки и деньги из кошелька!

Глава 41

— Расскажи подробно, мама, что она сказала? Не попрощалась с дочкой? Когда успела украсть у тебя деньги и драгоценности? Почему ты ее отпустила и не позвонила мне? — сыплю на мать град вопросов, едва успев влететь в дом. Не верю ей, не могла Оксана скоропалительно сбежать, оставив дочку, за место рядом с которой дралась, как тигрица.

— Ты мне не веришь?! — с пафосным видом вскрикивает мать, прикладывая руку к груди. Отдает театральщиной, глаза бегают. Врет, палец даю на отсечение. Гнев затмевает разум. Видя, что она не собирается отвечать на вопросы, решаю выяснить всё иным путем.

Быстро оказываюсь возле двустворчатого шкафа и бесцеремонно начинаю рыться в вещах матери, выбрасывая их на пол. Она беснуется рядом, возмущается, пока не замолкает, когда я нащупываю рукой кованую медную шкатулку с ее украшениями. Вытащив, демонстративно высыпаю цацки на ковер, и туда же летит шкатулка, жалобно звякнув при падении.

— Это те самые драгоценности, что якобы украла Оксана? — наступаю на мать, перешагнув через выпотрошенную шкатулку.

Она яростно мотает головой, лицо сморщенное, жалкое, просящий о пощаде взгляд вызывает лишь отвращение.

— Полагаю, деньги ты тоже где-то спрятала, мама? Если хочешь кого-то обмануть, нужно лучше прятать улики, — качаю головой, чувствуя пустоту в сердце и горечь на языке от предательства родной матери. — Тебе бы поучиться у Юсуповых. Молчишь? Зачем ты это сделала?

Под моим грозным взглядом мать будто бы скукоживается и падает в кресло, закрыв лицо руками, плечи беззвучно трясутся.

— Слезами ты меня не разжалобишь, — говорю ей жестко, отчего она вздрагивает и выпрямляется, смотрит на меня со страхом. — Говори правду, мама.

Она начинает бессвязно причитать, взывать к Аллаху, но я резко обрываю стенания, вытаскивая ее из кресла за плечи и крепко стискивая их.

— Мама… — давлю тяжелым взглядом. — Если ты будешь молчать, то я отлучу тебя от нашего дома. Я же ее найду, мы поженимся, и ты никогда не увидишь ни меня, ни внучек.

После столь категоричной угрозы мать наконец начинает сбивчиво бормотать:

— Она в самом деле сбежала! Сын! Я не знаю, что в голове у этой безумной! Не знаю, когда ушла, куда ушла, в доме ее нет!

Резко отпускаю мать из своего захвата, отшатываюсь и пытаюсь понять смысл сказанных ею слов.

— Почему ты уверена, что ее нет в доме? Сколько времени она отсутствует?

Думаю о том, что Оксана могла снова спрятаться на сеновале. Пусть эта мысль бредовая, но она хотя бы дает какую-то надежду.

— Я видела, как она уходила в сторону дороги! Удерживать не стала, уж прости меня, — говорит мама, а в глазах столько злости, что это меня пугает.

— И ты тут же воспользовалась случаем и решила обвинить ее во всех грехах? Чего ты хотела добиться? Неужели думала, что я поверю?

— Почему ты так веришь этой чужачке? Откуда столько веры? Ты же знаешь ее всего лишь несколько дней!

— Иногда не нужно много времени, мама, чтобы понять, что из себя представляет человек, а порой бывает недостаточно много лет, чтобы по-настоящему узнать кого-то. Оксана бы не ушла без дочери и не попрощавшись.

— Возможно, она еще вернется, — глаза матери вспыхивают озарением. — Точно, Арслан, она вернется, чтобы забрать своего ребенка. Нам нужно охранять девочку, не выпускать ее никуда.

— О чем ты говоришь, мама? Что с тобой? Придумываешь небылицы на ходу, лишь бы очернить Оксану. Не смей! Не смей, иначе пожалеешь.

— Угрожаешь? — выдыхает она, бледнея. — Родной матери угрожаешь? Побойся Аллаха, сын! Не думала я, что доживу до такого черного дня.

— Прекрати, мама. У меня нет на это времени, — морщусь от маминого дешевого спектакля. — Мне нужна от тебя информация: когда она ушла? Что взяла с собой? И не смей больше врать.

Нас прерывает стук в дверь маминой комнаты. Стучаться может только Гульназ, и это оказывается именно она, держащая за руку испуганную Лизу. Меня окатывает холодом, когда вижу дочку и представляю, что придется рассказать ей об исчезновении матери. Слишком много стрессов для такого маленького существа.

— Папа, а где мама? — спрашивает этот белокурый ангел, глядя исподлобья и не отпуская руку Гульназ. Не успеваю ответить, служанка спешит объясниться:

— Девочка проснулась, искала маму, потом услышала крики.

Присаживаюсь на одно колено и долго пытаюсь убедить дочь, что мама и сестра скоро вернутся, но она не верит, плачет без конца, ее слезы делают меня беспомощным. Мне нужно искать Оксану и одновременно успокаивать дочь. Пульсирующая боль начинает разрывать виски, организм хочет сдаться, но я не имею на это права.

К счастью, мать берет себя в руки и приходит на помощь. Каким-то чудом ей удается успокоить внучку, а я, посмотрев на нее с благодарностью, намереваюсь броситься на поиски Оксаны, но меня останавливает Гульназ, робким голосом подзывая к себе и показывая какую-то бумагу. Изображение на ней кажется мне знакомым. Это же Геннадий Вересов, муж Оксаны. С удивлением смотрю на служанку.

— Я прибиралась в вашем кабинете и увидела мигающий огонек на факсе, там кончилась бумага, и я заправила новую. И вдруг стали появляться какие-то снимки. Я не знаю, что это такое, но решила показать вам. Вдруг это важно.

— Это важно, очень важно, молодец, Гульназ. Помоги моей матери присмотреть за Лизой. Мне нужно будет снова уехать. Звоните мне, если что.

— Госпожа не могла уйти, я в это не верю, — тихо говорит служанка. — Она вышла подышать свежим воздухом, когда девочка уснула. Была в домашней одежде. Они вместе с Лизой приняли ванну, — продолжает докладывать, а я внимательно слушаю. — Мне кажется, что ее могли похитить.

Теперь я в этом не сомневаюсь. Осталось выяснить, кто похитил, люди Юсуповых или муж. Сминаю лист с изображением ненавистного лица и понимаю, что Вересов сел в машину и насмерть сбил свою жену, а потом скрылся с места преступления и изображал безутешного вдовца. Пытался подобраться поближе к Оксане, мерзавец. Подстроил, чтобы сестры встретились в детском лагере, предугадав мою реакцию. Гадкий паук раскинул свои сети на всё, до чего дотянулись его жадные лапы.

Интересно, какова его роль в исчезновении сестры? Скорее всего, он предупредил Валентину Вересову о нашем визите в перинатальный центр. Везде успел, везде подгадал.

Но почему Оксана уехала с ним? Куда смотрела охрана?

Спускаюсь вниз и вызываю старшего, устраивая ему выволочку и срывая на нем свой гнев. Заслужил. Но и я ощущаю неимоверный груз вины, который придавливает к земле. Не усмотрел, не обеспечил защиту, никого не смог уберечь. Хочется немедленно всех уволить, но разумом понимаю, что это ничего не спасет.

Она не знает, что Вересов — убийца, могла и добровольно пойти с ним. Не хочу в это верить, но усталость, нервы и страх диктуют различные версии.

Вдруг Оксана с самого начала имела какую-то определенную цель и шла к ней. Но что она могла хотеть?

По мере того как размышляю о случившемся, перемещаюсь в спальню, оглядываюсь в помещении.