Я в раздумье посмотрела на контейнер с едой. Есть хотелось, но еще больше хотелось когда-нибудь все-таки влезть во все эти облегающие маечки-брючки, скопившиеся за последние пару лет дома на антресолях в пухлом чемоданчике с раздутыми боками. Оставив еду нетронутой, я положила руку на глянцевую обложку женского святого писания под глобальным названием «Космополитен» и еще раз торжественно поклялась сама себе, что наконец-то начну новую жизнь, не буду переживать из-за своей личной жизни, научусь любить себя и, конечно… похудею. Не грустите, брючки, не скучайте, маечки, скоро-скоро мы встретимся вновь…

В который раз за последние сутки я вновь прощупала в рюкзаке, лежащем под моим креслом, каждый из трех бумажных пакетов: два бежевых – гладкий и почти плоский, другой – шершавый на ощупь и очень пухлый, и третий – голубой, этот был размером поменьше.

Я не знала, что внутри аккуратно запечатанных конвертов, я просто везла их на Кипр. Кому предназначался голубой, на нем указано не было, может быть, и мне, ведь я должна была открыть его завтра, вдень моего рождения.

Два бежевых надо было передать не вскрывая. Один – какому-то Костасу Касулидису из Лимасола, номер его телефона был написан в правом верхнем углу. Меня просили, чтобы «из рук в руки».

Другой конверт был для какой-то Анастасии. По имени греческого происхождения нельзя было определить национальность его хозяйки, которая, судя по телефонному коду, проживала где-то в районе городка Айа-Напа, за сто с лишним километров от места моей предполагаемой дислокации. Но я сделаю все как надо, я обязательно выполню его поручение!.. Хотя и лечу отдохнуть от всего и всех… И от него тоже.

«Эх… – вздохнула я. – Только решила на край света… И, как это бывает в жизни, в одно мгновение все переворачивается, все планы рушатся, и снова тебе приходится делать не то, что хочешь, а то, что надо, или не то, что надо бы по уму, а то, что приходится делать в силу сложившихся обстоятельств!» …Тяжелые что-то пошли деньки в последнее время. Устала я страшно… Вот и вчерашний понедельник выдался суматошный. С утра, вся никакая, я примчалась на работу пораньше и упала в ножки любимому шефу, умоляя отпустить на недельку. А потом покупала билеты на славный остров в лазурном Средиземноморье. Еле удалось, ведь начинались осенние каникулы, и все, кто мог, старались вывезти своих отпрысков отдохнуть и взглянуть на солнце, может быть, в последний раз перед серой московской зимой, каждый год длиной в целую жизнь.

Я тоже должна была уехать, хотя и вышла из нежного детского возраста, когда на каждые три рабочих месяца полагается по недельке каникул. Я должна была уехать – срочно, немедленно, пока чувствовала в себе силы выпрыгнуть из своей жизни, как перед сном из штанишек… Я залезла в долги и перебаламутила родных внезапным решением, я даже не заехала к ним на дачу и ничего не объяснила, просто собрала чемодан и улетела, сама не веря в происходящее… Правда, перед этим пришлось совершить невероятное, переделав все, что запланировала на предстоящую неделю, за один день.

…В министерстве в понедельнике утра было сонно, и нужные телефоны молчали, как я ни уговаривала их соединить меня с кем-то позарез необходимым. Что ж тогда винить их величества и высочества Важные Бумажки, которые тоже вредничали, наверное, по случаю наступивших будней и не желали ускорять естественный процесс их неторопливого перемещения из приемной в приемную и далее по назначению. Как я ни пыталась приделывать им всяческие ноги, свои ноги, как всегда, оказались надежнее.

Поудобнее примостив под мышкой стопку разноцветных папочек, я сама понеслась по длинным коридорам с неприличной для этого почтенного места скоростью и громко стуча каблучками.

Все сразу начало складываться. Я удачно перелетела – где «мухой», а где «стрекозой» – из нужного кабинета на шестом этаже до последней двери в конце третьего этажа слева, а потом по стеклянному переходу в другой подъезд на второй этаж… и скорее назад на рабочее место, чтобы в последний раз распечататься, а потом еще размножиться, в смысле отксериться, то есть сделать нужные копии, и наконец, успокоившись, подытожить, все ли удалось сделать из намеченного и не забыла ли чего.

…Мои соседи по самолету увлеченно принимали пищу, ни на секунду не прерывая общения друг с другом. Меня никто не отвлекал, и я снова отправилась в путь по коридорам памяти. Надувшаяся под челкой шишка на лбу болезненно заныла, напомнив о себе и о том, кому она была обязана своим рождением.

…Говорил мне любимый шеф, что по длинным коридорам надо не бегать, не ходить, а носить себя медленно и степенно. А я в очередной раз на космической скорости вырулила к очередной лестнице. И вот результат… Буме… Искры – из глаз, а папки с бумагами – на пол. Кто-то, так же как я, весьма энергично перемещавшийся в пространстве, кубарем свалился на меня с лестницы, чуть не сбив с ног.

– Извините, вы не ушиблись? – спросил он, пружинисто отскакивая, чтобы спасти разлетевшиеся бумаги и совсем не обращая внимания на растущую над его бровью шишку.

«Вот… звездолет, тоже мне!» Я терла лоб, морщилась от боли и пыталась вспомнить, когда же в последний раз я получала подобную милую детскую травму.

Незнакомец, бегающий по министерству быстрее меня, подобрал с пола последний листок и протянул мне, а я вместо «спасибо» криво улыбнулась и произнесла слово «пятнадцать».

– Извините? – переспросил он и прищурил хитрые глаза, чувствуя подвох. Боже! Опять из семейства голубоглазых! Правда, брюнет, и это придало мне силы.

– Целых пятнадцать лет мне никто не ставил шишек, – нахмурилась я.

– Значит, я могу считать себя первым? – сострил незнакомец и подмигнул. – Ну, за давностью лет…

– Вы можете стать первым и даже попасть в Книгу рекордов Гиннесса, если повесите себе на грудь табличку «Возвращаю в детство одним ударом»… – оскорбилась я и дернула свои бумаги из рук этого приличного с виду человека в костюме и галстуке. – Отдайте! Это мое!

– Нисколько не сомневаюсь! – согласился он и улыбнулся мне щедро и обворожительно. – Да, кстати! Не могли бы вы одолжить мне пару чистых бланков? Пожалуйста… Очень надо.

– Это зачем еще? – спросила я, с интересом поглядывая на него.

– У меня все горит!

– Интересно, где же? – пошутила я, оглядывая его со всех сторон.

Он засмеялся. Как-то от души и очень по-хорошему, а я почему-то стояла и злилась: «Вот прищепка! И чего прицепился?»

Мимо прошла сотрудница предпенсионного возраста и осуждающе зыркнула в нашу сторону.

– Держите. – Я отсчитала ему несколько пустых министерских бланков и засеменила вверх по лестнице, старательно перебирая ногами. – Тушите ваш пожар, раз вы пожарная команда. Только в следующий раз, когда мчитесь на вызов, сирену включайте погромче…

Он снова рассмеялся и, глядя мне вслед, прокричал:

– С меня чай!.. С аппетитными пончиками!

«Кто ж это такой? Почему я его раньше никогда не видела?» – думала я и постаралась быстрее исчезнуть из виду, на ходу стряхивая со своих плеч слишком приятное впечатление, которое произвел на меня этот человек…

Теряясь в догадках, я распахнула дверь своего кабинета. В моем кресле на колесиках, откинувшись назад и бесцеремонно пристроив босые ноги на стуле для посетителей, сидела взъерошенная Аришка и рассерженно стучала по столу длинными пластмассовыми расписными коготками.

– Ну… И где ж мы ходим?

– Отгадай загадку! – хватаясь за чайник, выпалила я. – Так пить хочется… Высокий. Мужчина. Спортивного телосложения. Возраст – чуть за сорок… Улыбка на миллион.

– Манекен. Из ГУМа. Старый, времен хрущевской оттепели… – Ариша скривилась для пущей убедительности.

– Язва, – продолжила я, наполняя стакан простой водой. – Темные волосы. Глаза синие. Галантен. Умен.

– У него – язва? Зачем он тебе тогда? Рыжеволосая бестия двадцати лет от роду подозрительно вглядывалась в меня, даже пальчиками постукивать перестала.

– Ты язва! А у него – острый язычок. Балагур он такой, знаешь? И вот еще… Бегает по нашим лестницам быстрее меня.

– Таких не бывает. Разве что Бэтмен залетел, куда только охрана смотрит?

– Ну хватит, Риша, ты всех у нас знаешь! Кто это?

– Ладно. Так и быть, если тебя это обрадует. Голубоглазый брюнет с вьющимися волосами. Сорок четыре года. Три высших образования. Двое детей. Одна жена. Шансов – НОЛЬ. Федор Викторович. Фамилия Стриж. Годится?

Я отрицательно покачала головой, поставила полный стакан на столик и потерла все еще растущую шишку.

– А с виду коршун, а не стриж. Налетел на меня. Интересно, почему я никогда его раньше не видела?

– Совет друга: когда бегаешь с бумажками, по сторонам иногда посматривай. Знакомых будет больше, а шишек меньше! Он, между прочим, начальник.

…Стюардесса снова наклонилась надо мной:

– Можно забрать?

Я легонько кивнула, по-прежнему не открывая глаз. Стюардесса, засомневалась, что правильно поняла меня, и добавила:

– Что же вы не поели?

Я покачала головой, поясняя, что не хочу ни есть, ни разговаривать.

– Дэвушка, давайтэ я вам помогу! Вас как зовут?

Нет, ну заставили все-таки проснуться!.. Мне пришлось приподняться и протянуть толстяку грузину свой нетронутый контейнер с пищей со словами: «КонЭшно, помогите!», что вызвало у него и девчушки, сидящей между нами, целую бурю восторгов.

– Какой замечательный повод для знакомства – отобрать у прекрасной девушки ее скромный обед! – подтрунивал надо мной весельчак, теперь уже любезно отказываясь принять мой дар. Я искренне удивилась, а он в ответ изобразил свое удивление, мастерски кривляясь: – Нэт! Ну я что, бандЫт? Да? Я на бандЫта пАхож? Кушай, дорогая! Я просто пАзнакомиться хАчу!.. Гиви! – представился мужчина и церемонно поцеловал мою ручку, возвращая контейнер.

И пока я все же глотала холодную рыбу, само собой выяснилось, что грузин был настоящим, из Тбилиси, он владел какой-то сетью супермаркетов, плантациями цитрусовых и небольшим банком. А наша соседка Машенька, несмотря на юный возраст и неуемное желание веселиться, работала юристом в одном из крупнейших гостиничных комплексов российской столицы.