Как говорит мой наимудрейший папа, цитируя одну восточную присказку: «Делай все от тебя зависящее и не заботься о результатах своего труда». В переводе на язык любви это означает: люби искренне и честно, люби ради своей собственной любви, а не ради того, чтобы любили тебя. Люби столько, сколько сможешь, и так сильно, как получается. Не экономь свои чувства, если чувствуешь, что они нужны тому, кого ты любишь. И любовь обязательно ответит тебе взаимностью, даже если не сможет откликнуться на твои чувства тот, кто, как тебе кажется, вселил в тебя твою любовь.

«Ведь любовь не приходит извне, она живет в нас самих, ее рождает наше сердце, а не кто-то, случайно оказавшийся рядом…» – так успокаивала я не раз своих подруг, потерявших возлюбленных, но не потерявших свою любовь. Им помогало, и я радовалась, что могу помочь.

Но теплым ноябрьским вечером, встречая день своего тридцатитрехлетия рядом с любимым под мириадами звезд осеннего кипрского неба, мне казалось, что сдаваться наша с Филиппом любовь не хотела! Он вернулся ко мне спустя два года, может быть, выбрав нужный для продолжения любви момент… Это ли не доказательство реальности, силы, бессмертия наших чувств?

Мы шли по пирсу, пронзающему морскую глубь, и я наконец-то жила, никуда не торопясь и ничего не желая. Не вычеркивала минуты, по необходимости совершая монотонные шаги по своей судьбе, а жила! Каждым вздохом, каждой волшебной секундой этой ночи лелея наше уединение между морем и сушей, между небом и землей, между поэзией и прозой всей жизни.

…Где-то там, впереди нас, на камнях, уходящих в воду, зашевелилась, заволновалась серая тень, испуганно распалась на две живые части и замерла, отпрянув друг от друга. Какая мелочь, а мы смутились, как дети, не сговариваясь, повернули назад и весь путь до гостиницы молчали. О чем думал Филипп, я не знаю, но мои мысли влюбленная парочка, которую мы только что спугнули там, на пирсе, вернула из волшебной страны на грешную землю. Может, мы так наскучались по своей любви, что были в эту ночь выше всех ее земных проявлений?.. Или просто и так каждая клеточка нашего тела была пропитана духом любви?

Глупо мечтать о вечном счастье, если не знаешь, что случится через несколько минут, и я решилась спросить его, не сразу, а когда мы уже подходили к двери моего гостиничного номера на пятом этаже:

– Надолго ли к нам вернулась наша сказка, Филипп?.. Он опустил глаза, и его губы дрогнули.

– У сказки нет конца, пока она не сталкивается с жизнью…

– Нет. Не так, – перебила я, боясь продолжения. Я поняла, что, похоже, ошиблась. Да, любовь между нами осталась, но скоро она опять останется наедине сама с собой… Я чувствовала, что в горле неизвестно откуда появился огромный ком горечи, и попыталась разрушить его словами: – Я не боюсь конца, ведь конец – это самое счастливое место в сказке…

Филипп кивнул и попытался незаметно отвлечь меня:

– Хочешь поужинать? Может быть, закажем что-нибудь в номер? Или спустимся вниз?

Но разве нужна телу пища, когда плачет душа? Сквозь застилающие глаза слезы я пыталась разглядеть стрелки на циферблате часов у выхода. Кажется, только час ночи. А мы уже все решили.

– Когда твой самолет?

– В шесть утра…

– Тогда тебе уже пора, а то опоздаешь…

– Да, конечно… Может, мне и правда лучше поехать чуть пораньше… Вдруг что…

До аэропорта было ровно полчаса езды, но и он понимал, что если мы сейчас откроем эту дверь в комнату, то войдем назад в свое прошлое. Войдем, но, как ни ищи, в нем опять не найдется никакого намека на наше общее будущее. Нет для нашей любви подходящего момента – или мы просто никак не можем его отыскать?

– Спасибо за все… Я никогда не забуду этот вечер…

– Спасибо Алле. Это она проговорилась мне о твоем приезде. Почти случайно, – ухмыльнулся Филипп.

Я задержала дыхание, пытаясь сдержать непослушные слезы. Но все равно расплакалась. А он заботливо вытирал мои глаза и нервно гладил по голове, но даже ни разу не попытался сказать: «Не плачь, ты ведь все понимаешь. Ты же сильная…»

– Зачем ты вернулся?

– Наверное, я слишком слаб, чтобы долго жить без тебя, – прохрипел Филипп, и что-то предательски блеснуло между его ресниц.

– Наверное, я тоже, – шепнула я, провела карточкой по замку и вошла в пахнущий розами номер.

Нам нечего было больше сказать друг другу. Белая дверь тихонечко скрипнула и осторожно закрылась за мной. Хлоп! Что на языке всех дверей мира означает…

Конец.

Ведь когда завершается сказка, кто-то обязательно должен сказать это слово?..

* * *

Никто на свете не любит, когда заканчивается сказка. Маленькие дети обычно просят взрослых прочитать им все еще раз с самого начала или хотя бы пообещать, что завтра обязательно будет продолжение. В крайнем случае перед словом «КОНЕЦ» рекомендуется радостно произнести: «Они жили дальше долго и счастливо…» – чтобы детское сердечко успокоилось.

Во взрослых сказках эта последняя фраза «про долго и счастливо» почему-то никогда не приживается. И возвращаться в начало истории тоже до сих пор не удавалось никому…

Что ж, раз единственный способ встретиться со своей сказкой вновь – это самому написать ее продолжение, значит, будем писать… Писать так, как умеем…

…Я бросилась на кровать, била подушки, швырялась ими, скидывала лежащие на покрывале вещи на пол, злилась и плакала. Я не знала, как и кого наказать за себя, за него, за нас! За все, что случилось именно так, а не иначе!..

– Нет адреса, нет его парижских телефонов… Дура! Дура! Ну зачем ты его прогнала? Фили-и-и-ипп!

Я вскочила на ноги и яростно схватила в охапку букет огненно-красных роз.

Цветы, словно почувствовав неладное, сопротивлялись, впиваясь в руки острыми шипами.

Я выскочила на балкон и, не раздумывая, швырнула их за ограждение. «Вот вам! Еще ВЫ будете делать мне больно!» Я в первый раз в жизни наблюдала за летящим вниз букетом.

Знаете, розы, даже брошенные с балкона вниз, выглядят очень привлекательно: падают медленно так, изящно, не сгибаясь, лишь чуть заметно трепеща лепестками… Вот бы и мне, бросаясь в гущу любовных страстей, научиться так же стойко и изящно переносить потом свою брошенность, ведь падать с планеты Вечной Любви на родную Землю, к счастью, не самое страшное горе. Правда, в моменты расставаний так почему-то совсем не кажется.

Я вернулась назад в комнату, и по-прежнему моя беспомощность, невозможность что-либо изменить, перекроить по-своему выводили меня из себя. Я обняла осиротевшую хрустальную емкость, вышла с ней на балкон и с размаха плеснула водой вниз, в темноту. Ужас! Что бы сказала мама?

Прислушалась к шорохам ночи. Вроде внизу все тихо. Прислушалась к себе. Вроде и правда стало легче… Вернула вазу на место. Еще раз для верности – подушкой об стену, журналом «Космо» – в дверь. Отлично, кажется, и выход нашелся. Я схватилась за телефон и позвонила Алле.

– Привет, Савинова. Вставай. Это я.

– Наташка?.. Я сплю. Третий час ночи…

– Вставай, мне нужен телефон Филиппа.

– Завтра… завтра. Ты приедешь ко мне завтра…

Голос затих. Раздались гудки. Я тут же перезвонила и бешено закричала в трубку:

– Нет, ты не понимаешь, он уезжает!.. Ну пожалуйста, Аллочка! Ну скажи мне его телефон!

– Два года… никому ничего нужно не было, а теперь все с ума посходили: «Алла, скажи, в какой гостинице Натали?», «Аллочка, дай его телефончик, он уезжает!» – Савинова передразнивала нас и кряхтела обнадеживающе, куда-то перемещаясь. – Щас, влюбленные проклятые. Мирным людям ни днем ни ночью покоя не даете!.. Записывай…

– Аллочка, душечка. Спасибо!

Я набрала его номер и задохнулась от счастья: «Милый, родной, прости меня! Не уезжай! Пожалуйста! Где ты? Вернись!»

– Поставишь мои цветы назад в вазу?.. Тогда открывай! – услышала я и, не отрывая губ от мобильника, помчалась к двери, на ходу посылая через космос своему любимому сигналы «Да, да, да!».

Он стоял там, за дверью, мокрый и абсолютно счастливый, обнимал руками свой букет и продолжал разговаривать со мной по телефону.

– Я надеялся, что ты позвонишь, – доносилось из трубки прямо в мое левое ушко, а правым ухом и двумя радостно сияющими глазами я контролировала четкость работы мобильной связи, улавливая те же слова со слуха и считывая их прямо с его губ. – Я ждал внизу, но не мечтал дождаться, что ты бросишь к моим ногам такие прекрасные цветы, да еще заботливо польешь нас сверху, чтобы мы не завяли.

– Хорошо, что ты подарил мне цветы, а не вазу, негодник… – говорила я и стучала кулачком по его плечу. – Ты не оставил мне ни одного номера телефона…

– Если у тебя нет чего-то, найди кого-то, кто даст тебе это! – игриво увертываясь от моих ударов, советовал самый лучший француз на свете, медленно надвигаясь на меня, а я радостно пятилась до самой кровати…

…Как прекрасно заниматься любовью… В эту ночь я снова почувствовала огромную разницу между страстным желанием целиком принадлежать любимому, которое называется любовью, и умелой подгонкой двух тел друг под друга во имя достижения конкретных целей, для которой существует слово «секс».

Если бы до сих пор никто не ввел в оборот этот специальный термин, его надо было бы срочно придумать, ведь иначе чем занимаются по ночам взрослые и НЕ влюбленные пи в кого люди? Не могут же они просто спать, дожидаясь, пока к ним пожалует любовь?

Термин «секс» – это наше спасение! Секс – НЕ чувство, ура!!! Мы наконец придумали, придумали что-то приятное, за что не надо нести никакой ответственности. Секс отделен от романтических грез и дурацких обязательств, которые сопровождают слово «любовь», а значит, он может считаться комплексом физических упражнений, трудной, но приятной наукой, отличным развлечением, чем угодно… Может, не зря даже слово «секс» рифмуется со словом «кекс» – вкусным и сладким десертом с изюминками. Есть в этом какой-то смысл, если подумать. Кекс – приятное лакомство, но не основное блюдо… Секс – это очень здорово, но… ничего личного. То ли дело – любовь.