Линн Дорн - Я вижу тебя

— Ложись, старый ворчун. Еще рано, и в комнате слишком холодно. Я даже могу представить, что мы обнимаемся.

— Тебе это нравится? — Олдридж уступил и улегся под одеяло.

— Обниматься? — Мигель задумался. — Иногда. Особенно, когда холодно. Или был плохой день. Это не так плохо, — Олдридж, как труп, неподвижно и тихо лежал рядом, видимо не разделяя любовь Мигеля к объятиям. — Похоже, тебе это не нравится. Ничего страшного.

Олдридж хмыкнул.

— И видимо Тиму тоже, да? — интересно, когда Олдридж попросит Мигеля не лезть не в свое дело.

— Тиму нравилось личное пространство. Как и мне. Он переехал сюда, когда закончилась аренда в его прежней квартире, а он итак проводил практически все время здесь, занимаясь ремонтом. Тим словно был соседом. А потом, чуть позже, мы сохранили эту договоренность, потому что, думаю, так было всем проще. Мы пробовали спать вместе. Но я плохо сплю. Беспокойно и, если меня трогают, часто просыпаюсь. Тим постоянно ворочался во сне. Он всегла пинал и толкал меня ногами и руками. Поэтому спать раздельно — самое удачное для нас решение.

— Я спал, как убитый, пока не разбудил гром. Я мешал тебе? Толкал, пинал? Хотя, наверное, подушки помогли в этом случае. Надеюсь.

Олдридж слегка улыбнулся.

— Нет, ты не мешал, и, думаю, это связано с нашей «Линией Мажино».

— С нашим чем? А, ты про подушки! — Мигель расхохотался. — Я хочу быть Германией. А ты очень смахиваешь на Францию.

— Почему?

— Потому что Германия захватила Францию, чувак. «Линия Мажино» оказалась бесполезной.

Олдридж фыркнул.

— Надеешься пробить брешь в моей обороне?

«Боже, да. Во всех смыслах».

— Хм. Я передумал. Ты — Германия. Захвати мои границы, детка.

— Не понял? — Олдридж произнес это оскорбленно, но в голосе был слышен смех, поэтому Мигель продолжил.

Он с улыбкой повернулся на бок и уставился через барьер из подушек на Олдриджа.

— Разграбь мои города. Проникни в меня. Поглоти мою инфраструктуру. Бери меня грубо.

Брови Олдриджа сошлись на переносице.

— Дурак.

Мигель откинулся на спину.

— Un poquito. Estoy un poco cachondo.

— Что это значит?

— Я согласился, что немного дурак и немного возбужден.

— Кто бы сомневался, — фыркнул Олдридж, но, похоже, эта новость его не расстроила.

Еще одна вспышка молнии осветила комнату, а следом бахнул гром. В ярком свете Олдридж казался еще красивее, кожа бледнее, а сам он весь хрупкий, как одна из фарфоровых статуэток abuela.

— Тебе не нравится утренний секс, док?

Олдридж закрыл глаза.

— У меня никогда его не было.

— Но... — Мигель постарался представить, как можно, дожив почти до сорока лет, ни разу не воспользоваться своим утренним стояком. Ужас. — Вообще никогда? Черт, — парень вспомнил каждый утренний минет, всех девушек, скакавших на его члене, о сержанте, который тайком пробирался в его постель для взаимного утреннего минета, и о том удовольствии, когда просыпался от чужой руки на ноющем стояке. — Хочешь это исправить?

— Что?

Мигель слегка сдвинул подушку, которая в свою очередь уперлась в Олдриджа.

— Ты, я и неэффективная линия обороны. Я могу пасть под твоим могучим немецким натиском.

— Угу, — это должно было прозвучать снисходительно — на что видимо и рассчитывал Олдридж — но в итоге вышло заинтересованно.

«Попался».

— Ага, — Мигель сорвал с себя футболку и вылез из пижамных штанов. Он приласкал свой твердый член, гадая, возбудился ли док тоже. Мигель очень на это рассчитывал. — Я весь твой. Обнаженный и беззащитный. Жду, когда меня завоюют. Но сначала нужно избавиться от этого досадного барьера.

Олдридж фыркнул.

— Озабоченный паршивец.

— Молодой человек со здоровым сексуальным аппетитом.

— М-х-м, — неясно промычал док.

Мигель попробовал еще раз.

— И еще я молодой человек, обманом пробравшийся в постель своего преподавателя. Профессор, кажется, мне нужно преподать урок.

Олдридж повернулся на бок.

— В каком смысле?

Мигель пошире распахнул глаза.

— Я плохой. Очень плохой студент. И только вы можете наставить меня на путь истинный, — Мигель еще пару раз провел кулаком по члену и выгнул спину от удовольствия.

— Руки убрал, — низким голосом потребовал Олдридж.

«Ох, блять, наконец-то».

— Да, Профессор, — Мигель закинул руки за голову. — Я очень виноват. Как я могу искупить свою вину?

— Лежи неподвижно, — произнес Олдридж. — и прими все, что заслужил.

— Принять что?

— Все.

Мигель лежал на спине, сцепив руки за головой и слушая грохот пульса в ушах, и ждал. Олдридж практически сразу разрушил укрепление из подушек. Он без разбора раскидывал их во все стороны. А потом восхитительно обнаженный оказался на Мигеле, как немецкие войска, наступавшие на территорию Франции. Олдридж словно всерьез воспринял слова Мигеля и принялся по-настоящему завоевывать его тело.

Мужчина прикусывал и вылизывал Мигеля повсюду, безжалостно оставляя метки на его теле и вынуждая того, сначала всхлипывать, затем вскрикивать и в конечном итоге закричать. Одновременно с этим Олдридж гладил тело парня, избегая единственную часть, которая больше всего нуждалась в ласке: член Мигеля.

Док быстро натянул презерватив, но много времени на подготовку Мигеля не тратил, лишь смазал обоих и подхватил одну ногу парня, отводя ее в сторону. Все тело Мигеля болело, но он все равно хотел и был готов к горячему проникновению профессорского члена.

— Блять, — процедил Мигель, чувствуя себя до предела заполненным.

— Все еще плохой мальчик? — Олдридж бесконечно медленно подавался назад, и с той же черепашьей скоростью двинулся обратно.

— Боже. Да. Да, Профессор, — Мигель в отчаянии вцепился в собственные волосы. Ему до боли хотелось коснуться Олдриджа, но он обещал.

— Тебе нужно преподать урок? Твоя задница хочет наказания?

— Да!

— Да, кто? — Олдридж прикусил тугой сосок и согнул ногу Мигеля под немыслимым углом. Болезненно, но при этом волшебно.

— Да, Профессор!

— Отлично, — док наконец коснулся изнывающей плоти Мигеля, но только для того чтобы крепко сжать.

Агония и блаженство одновременно уничтожили остатки самообладания Мигеля. Он закричал.

— Будешь вести себя хорошо? — Олдридж ускорился, но кулак на члене Мигеля едва расслабил.

«Если наказание будет таким же, то вряд ли».

— Да, Профессор.

— Чувствуешь вину за свое поведение?

«Даже близко нет».

— Да, Профессор.

Олдридж еще немного ослабил хватку на члене и начал его медленно поглаживать.

— Кончишь для меня?

«Постараюсь». Мигель был уже на грани. Он чувствовал, как пытался прорваться наружу оргазм и разорвать Мигеля на части. Олдридж накрыл поцелуем его рот, жадно прикусывая губы и язык. Совершенно, безупречно, прекрасно.

— Кончай. Хорошие мальчики кончают по первому требованию.

— Да, Профессор, — Мигель кончал жестко, сердце словно взорвалось от радости, разливаясь по руке Олдриджа и животу Мигеля. Несколько минут спустя мужчина присоединился.

— Больно? Слишком грубо? — Олдридж невесомо смахнул волосы Мигеля. — Я не хотел причинить тебе боль.

— Я знаю. Да и нет. В заднице словно Битва при Вердене развернулась. Но я сам этого хотел. Мне понравилось.

Олдридж вышел из Мигеля.

— Серьезно?

— Да. Я хотел тебя чувствовать. Как можно дольше. Я хочу сдавать экзамены и вспоминать тебя. Преподавателя, отымевшего меня до боли в заднице, но об этом знаю только я. И ты. Это наш секрет. Наша общая тайна.

Олдридж выглядел слегка встревоженным.

— Опасный секрет. Ты же помнишь?

Мигель фыркнул.

— Угу. Ну правда. Дай мне насладиться послевкусием. Учитывая, что объятия не для тебя.

Поднявшись и избавившись от презерватива, Олдридж вернулся в постель и лег рядом с Мигелем.

— Мне жаль, — проговорил док, накрыв грудь Мигеля ладонью. Прямо поверх сердца.

Возможно, это максимальная близость, на которую Олдридж был способен, но уже прогресс. Настроение улучшилось настолько, что даже ноющая задница стоила каждой болезненной вспышки. Мигель накрыл пальцы Олдриджа своими, надеясь, что тот не отпрянет, и ужасно обрадовался, когда этого не произошло.

— А мне нет, — ответил Мигель. — Ни капельки. 

Четверг, 19 декабря.

Дом Олдриджа.

Эванстон, штат Иллинойс.

Последняя учебная неделя всегда была суматошной не только для преподавателей, но и для студентов. Каждый семестр Олдридж читал четыре лекции и проводил две лабораторные работы. И сейчас ему предстояло проверить и оценить несколько десятков работ и экзаменационных тестов, потом свести это все в единую таблицу и сдать итоговые оценки в деканат. Олдриджу едва хватало времени на еду и сон, что уж говорить о какой-то вне учебной деятельности.

Он виделся с Мигелем каждый вечер, но только через окно. Молодой человек сидел за столом и усердно учился. Они продолжали переписываться, но уже недолго, и Мигель каждую ночь желал Олдриджу хорошего сна, и на удивление профессор удачно с этим справлялся, свернувшись рядом с тремя подушками, разделявшими пополам его кровать.

Мигель написал, что хочет прийти в четверг, как сдаст последний экзамен, и Олдридж ухватился за возможность с ним увидеться, несмотря на то, что следующим утром у него самого был последний зачет. Олдридж дождался, когда сдаст свои ответы последняя мученица, собрал на проверку все работы и покинул аудиторию, торопясь домой к мальчику, по которому, хотя совсем не должен был, но соскучился. Немножко. Ладно, чуть больше, чем немножко. Наверное, даже больше того, чем готов был признать.