— Пулевое ранение, — стараясь говорить ровным тоном, произнесла она. — Для начала надобно пулю извлечь. У вас инструменты имеются?

— Да, конечно, — поставил на стол саквояж, доктор.

— Принеси горячей воды, — обернулась она к замершей у дверей горничной. — Я могу вам помочь? — перевела она взгляд на доктора.

Казалось, тот уже справился с волнением и взял себя в руки.

— Не уходите далеко, — с жалостью посмотрел он на молодую женщину. — Может быть, понадобитесь.

Верочка отошла к окну и, скрестив руки на груди, уставилась в заснеженный парк за стеклом. Она вся обратилась в слух, улавливая каждый шорох со стороны кровати, но притом страшась обернуться.

— Вы не могли бы подержать лампу? — услышала она робкую просьбу доктора, — здесь слишком темно.

Княгиня зажгла керосиновую лампу и шагнула к постели. Закусив до крови губу, она смотрела, как неопытный земский врач пытается извлечь пулю. Пот выступил крупными каплями на лбу у молодого человека, руки ощутимо дрожали. «Господи! Да он же кровью истечёт, пока этот идиот возиться будет!» — в сердцах думала она, но вслух не произнесла ни слова. Лишь молча промокнула чело доктора платком, заработав благодарный взгляд.

— Я её нашёл! — ликующим шёпотом сообщил доктор, осторожно вынимая пинцетом пулю из раны.

Ресницы Бахметьева дрогнули и тёмные глаза распахнулись.

— Чёрт! Больно-то как, — прошептал он.

— Тише, ваше сиятельство, тише. Вам нельзя говорить. Сейчас я вас перевяжу.

Георгий откинулся на подушку:

— Мне в Петербург вернуться надобно, — со стоном выдавил он.

— Исключено, — возразил доктор. — Вам нельзя перемещаться.

В коридоре загрохотали чьи-то тяжёлые шаги, за дверью послышались громкие голоса. Поманив к себе горничную, княгиня отдала ей лампу, а сама поспешила выйти навстречу полиции.

— Госпожа княгиня, — склонился голову в лёгком поклоне урядник, — мне сказали, что в вашем доме стреляли.

Глаза полицейского задержались на перепачканных кровью тонких пальцах её сиятельства.

— Стреляли в графа Бахметьева, — отозвалась Вера.

— Кто стрелял? — осведомился урядник.

— Мой кузен, его в чулане заперли, — спокойно ответила Вера. — Идёмте, я вас провожу. Забыла сказать вам, его вся полиция Петербурга разыскивает, так что готовьтесь получить повышение по службе.

— А оружие, из которого стреляли? — поинтересовался урядник, воодушевлённый такой перспективой.

— Видимо, в кабинете осталось. Это по пути, — обернулась к нему Верочка.

— А что же граф? Жив?

— Доктор уже заканчивает перевязку, — судорожно вздохнула княгиня. — Надеюсь, его жизни ничто не угрожает.

Упирающегося Караулова вытащили из чулана двое полицейский стражников и препроводили в стоящий перед крыльцом служебный экипаж, представлявший собой довольно древнюю колымагу.

— Могу я увидеть господина графа? — проводив глазами изрыгающего проклятья арестанта, вновь спросил урядник.

Вера молча прошла к лестнице, сделав полицейскому знак следовать за ней.

За то время, пока Караулова сдали на руки полиции, земский доктор, чрезвычайно довольный собой, сумел окончить перевязку и помог своему пациенту, сесть, подложив тому под спину, все подушки, что нашёл в широкой постели. Горничная собрала окровавленные полотенца, простыни и одеяло, и о ранении напоминала только пропитавшаяся кровью повязка на груди его сиятельства.

— Ваше сиятельство, — расшаркался на пороге урядник, — позвольте полюбопытствовать, что заставило господина Караулова стрелять в вас?

— Господин Караулов собирался застрелить княгиню, — тихо отозвался Бахметьев, — а я ему помешал.

— Как вы себя чувствуете, — смутился полицейский, осознав, что, видимо, графу каждое слово даётся с неимоверным трудом.

— Скверно, — скривила губы Георгия ухмылка. — Ежели у вас все вопросы…

— Да, конечно. Поправляйтесь, — попятился к двери урядник.

Едва за ним закрылась дверь, Вера устремилась к раненному.

— Господи! Юра, я всем одни беды приношу, — присела она на кровать, не решаясь прикоснуться к нему.

— Ну, что ты, — переплёл её пальцы со своими Георгий. — Никогда бы себе не простил, коли бы не поспел.

Глава 57

Вечером, убедившись, что Георгий забылся тяжёлым болезненным сном, навеянным лауданумом, Вера спустилась в кабинет. Прислуга уже успела замыть пятна крови на паркете, и только потемневший край светлого обюсонского ковра напоминал о том, что произошло здесь сегодня. Устроившись за столом, Вера со вздохом подвинула к себе чернильницу, что решила исход дела. Обмакнув перо, она задумалась. Какими словами написать матери, что её единственный сын тяжело ранен, спасая жизнь недостойной, по мнению Лидии Илларионовны, женщины.

Тщательно подбирая слова, madame Одинцова просила графиню Бахметьеву, как можно скорее прибыть в Покровское и привезти с собой хорошего доктора. Молодой земский врач, хоть и справился со своими обязанностями, но доверия у Веры не вызвал. Окончив писать, княгиня отодвинула послание и, откинувшись на спинку кресла, невидящим взглядом уставилась на пламя огня в камине. Февральский ветер жалобно стенал в трубе, пламя то притухало, то вновь взметалось вверх, подхваченное его сильными порывами.

Караулов арестован, Тоцкий даст показания, казалось бы, ситуация, из которой не было выхода, разрешилась для неё самым благоприятным образом. «Но какой ценой!» — не удержалась Вера от тяжёлого вздоха. Отчего судьба её столь злосчастна? Отчего она приносит смерть, тем кто, так или иначе, связан с ней? Как жить с таким грузом на душе? Она холодела при мысли, что угодила бы пуля всего двумя дюймами ниже, и не было бы сейчас ни её, ни Георгия.

Вернувшись в свою спальню, княгиня коснулась прохладной ладонью пылающего лба Бахметьева. Началась лихорадка. Случилось то, чего она так боялась. Вспомнился госпиталь в Пятигорске, сердце сжималось от дурного предчувствия. Зачем ей жить, коли его не станет? Дитя шевельнулось в утробе, напомнив о том, что не весь смысл жизни потерян, что есть то, ради чего стоит, стиснув зубы, и далее отсчитывать день за днём.

Сменив дремавшую у постели графа горничную, Вера раскрыла Библию и погрузилась в чтение, пытаясь в строках Святого писания найти ответы на свои вопросы. Буквы поплыли перед глазами, отяжелевшие веки закрылись, и она провалилась в беспокойный, наполненный бессвязными видениями сон, сидя в кресле.

К вечеру следующего дня в Покровское пожаловали гости. Графиня Бахметьева, не проронив ни слова приветствия, прошла в комнату мимо хозяйки поместья, одарив молодую вдову взглядом полным презрения. Склонившись над кроватью, madame Бахметьева откинула взмокшие пряди со лба сына и прикоснулась губами к пылающему челу.

— Юрочка, мальчик мой, — тихо всхлипнула она, комкая в руке белоснежный платок.

— Maman? — открыл затуманенные лихорадкой глаза Георгий. — Где Вера? — попытался подняться он, но со стоном рухнул обратно на подушку.

Повязка на груди сбилась, и вновь открылось кровотечение.

— Ваше сиятельство, — вздохнул за спиной графини пожилой доктор, тот самый, с которым Вере уже довелось свести знакомство, — позвольте мне взглянуть?

Семейный врач Бахметьевых довольно ловко наложил бинты, что-то тихо приговаривая и успокаивая своего пациента до тех пор, пока тот вновь не впал в беспамятство.

Лидия Илларионовна отступила, уставившись на Верочку ненавидящим взглядом.

— Жаль, что вы не умерли тогда, — прошипела она, вспомнив затяжную болезнь гувернантки, из-за которой та вынуждена была оставаться в Бахметьево, а ей, графине, пришлось мириться с присутствием в усадьбе падшей женщины.

— Лиди, побойся Бога, — вступил в комнату Дашков, наблюдавший за madame Бахметьевой от порога.

Вера поёжилась под тяжёлым взглядом князя. Казалось, синие глаза его сиятельства пронзали её насквозь.

— Как всё случилось? — обратился он с вопросом к madame Одинцовой.

Верочка сглотнула ком в горле. Язык отказывался повиноваться.

— Простите, — откашлялась она. — Я не думала, что Георгий Алексеевич приедет сюда. Его не должно было здесь быть. Мой кузен попытался меня ограбить, а может и убить, но Жорж ему помешал.

— И сам нарвался на пулю, — вздохнул Дашков. — Вы, madame — во истину причина всех его несчастий, — укоризненно покачал он головой.

Вера впервые видела всемогущего Дашкова и сразу оробела в его присутствии. Она ни слова не сказала в свою защиту. Да и что было говорить, коли князь кругом прав.

— Ну что там, Павел Егорович? — поинтересовался он, когда доктор закончил осмотр.

— Рана жизни Георгия Алексеевича не угрожает, но вот лихорадка… — протёр очки эскулап.

— Его можно перевезти? — продолжил расспросы Дашков.

Вместо ответа Павел Егорович утвердительно кивнул.

— Лидия Илларионовна, голубушка, я распоряжусь, чтобы экипаж подготовили, — не глядя на белую словно мел княгиню Одинцову, вышел из спальни Алексей Николаевич.

— Вы забираете его? — чуть слышно спросила Вера.

Графиня едва сдерживалась. Бледные губы дрожали, глаза покраснели от пролитых слёз:

— Вы ждали, что я оставлю его здесь, с вами? Полно! Не настолько же вы глупы, в самом деле! Его увлечение вами переходит всякие границы и едва не стоило ему жизни. Надеюсь, он одумается и примет верное решение, когда поправится, а вы не смейте появляться в Бахметьево. Он мой единственный сын, — тихо продолжила она, — и я не позволю ему загубить свою жизнь ради какой-то потаскухи, что выбралась из грязи в князи.

— У нас будет ребёнок, — робко попыталась возразить Вера.