Юлия Леонова - Я вам любви не обещаю

Между тем Татьяне Михайловне пришлось приложить немало усилий, дабы убедить дочь спуститься в гостиную. Олеся ничего и слышать не хотела о Вершинине, а уж узнав, что и Ланский пожаловал к ним вместе с Константином, так и вовсе наотрез отказалась выходить.

Истратив почти все свои аргументы, Татьяна Михайловна прибегла к угрозам, пообещав призвать на помощь лакеев и силой втащить упрямицу в гостиную. Только тогда Олеся соизволила поспешно согласиться, опасаясь того, что маменька и впрямь рискнёт исполнить то, чем пригрозила ей.

С самого начала Епифанов собирался поставить будущего зятя в известность о том, что не даст за дочерью ни гроша, но постеснявшись присутствия Ланского, промолчал. В комнате повисло тягостное молчание, и все трое облегчённо вздохнули, когда двери, наконец, открылись, и Олеся вместе с матерью ступила на порог.

Остановившись в дверях, девушка сначала смерила Вершинина высокомерным взглядом и перевела точно такой же на Ланского. Безумная надежда, что Серж мог прийти к ним из-за неё, испарилась, как только она встретилась с ледяным взглядом серых глаз его сиятельства. «Не быть вам графиней, Олеся Андревна», — усмехнулся Ланской и отвернулся.

— Олеся Андревна, вы позволите? — склонился над рукой девушки Вершинин.

Олеся выдернула свою кисть из его ладони и взглядом указала ему на двери, ведущие в бальную залу. Прошествовав впереди Константина, она остановилась на том самом месте, где три дня назад Бахметьев объявил ей о том, что разрывает помолвку.

— Я ненавижу вас, — обернулась она к Вершинину. — Вы мне всю жизнь исковеркали!

Константин Григорьевич даже не нашёлся сразу, что ответить, столь несправедливыми были упрёки генеральской дочери.

— Воля ваша, но граф Бахметьев был прав нынче поутру, когда говорил, что только в моих силах избавить вас от позора. Потому я ещё раз прошу вас стать моей женой, — процедил он, ощущая, как в крови закипает гнев и раздражение.

— Разве у меня есть выбор? — вздёрнула бровь Олеся. — Господи! Ну отчего вы оказались таким упрямым? Стоило вам ответить на моё письмо, и ничего бы этого не было!

Вершинин усмехнулся, глядя на свою невесту.

— Дуэль состоялась бы так или иначе, но думаю, из-за графини Бахметьевой мне бы прострелили голову, а не эполет, — холодно заметил он. — Потому я не собирался становиться вашим любовником, mademoiselle.

Олеся сердито сверкнула глазами:

— Я всего лишь хотела заставить Жоржа ревновать. Я не люблю вас и никогда не полюблю, — добавила она и, развернувшись, прошествовала обратно в гостиную с видом оскорблённой королевы.

Вершинин подавил тяжёлый вздох и вернулся вслед за ней. Предстояло ещё обсудить будущую свадьбу, с которой следовало поторопиться.

Четыре года минуло с тех самых пор, как княгиня Уварова привезла внучку в Пятигорск, дабы выдать замуж за Одинцова. Четыре долгих года. Многое изменилось с тех пор. Вот уж год, как не стало неугомонной Елизаветы Петровны, и супруг Веры князь Одинцов вступил в права наследования. Почтить своим присутствием Покровское Иван Павлович так и не сподобился потому, как его самого незадолго до получения столь желанного наследства скрутила подагра, от которой он так и не оправился по сей день.

В Покровском поговаривали, что смерть княгини вовсе не была естественной, потому как здоровьем она отличалась отменным, и, что не обошлось в этом деле без её племянника. Доктор объяснил кончину старухи Уваровой остановкой сердца во сне, но вся челядь была убеждена, что это Караулов задушил тётку подушкой, не смирившись с тем, что она переписала завещание, оставив его, по сути, совершенно нищим. Сам Пётр Родионович сразу после похорон княгини исчез из поместья. Никто не озаботился его поисками, потому как имелось заключение о смерти княгини, в котором черным по белому было написано, что Елизавета Петровна скончалась в результате сердечного приступа. Правда, существовали некоторые сомнения относительно честности доктора, позволившего себе вдруг траты, несовместимые с его доходами от частной практики.

Как бы Вере не хотелось поехать в Покровское, дабы сходить на могилу своей бабки, оставить супруга на попечение прислуги, она не смогла. Совесть не позволила. А в остальном её присутствия в усадьбе не требовалось. Управляющий княгини Уваровой педантичный немец по фамилии Майер, после оглашение завещания с тем же рвением, что и ранее, стал служить новым хозяевам. Прекрасно понимая, что истинной наследницей является княгиня Одинцова, Майер все дела, касающиеся усадьбы в Покровском, вёл исключительно с Верой Николавной посредством переписки. Через него же Вера получила предложение от одного богатого промышленника, пожелавшего поселиться в старинном дворянском гнезде, выкупить у неё усадьбу, но расстаться с Покровским она не торопилась. И пусть Пятигорск пришёлся ей по душе, несмотря на то, что поначалу произвёл на неё весьма унылое впечатление, княгиня Одинцова лелеяла в душе надежду однажды вернуться в Петербургскую губернию.

Дни в Пятигорске все ещё были по-летнему жаркими, но приближение осени уже ощущалось в прохладе ночей, в синеве безоблачного неба, в редких золотых сполохах в зелёных кронах парковых деревьев. И всё же, дивно хороша была эта пора в преддверии осени, и Вера успела полюбить ясные солнечные дни, наполненные ласковым теплом, ароматом яблочного варенья, что варили в усадьбе, запасаясь на зиму.

Склонившись над книгой, молодая княгиня Одинцова, пригревшись в ласковых лучах августовского солнца, задремала на балконе собственных апартаментов, подперев кулачком нежную щеку.

— Вера Николавна, — разбудил её встревоженный голос молоденькой горничной Катюши, — там Ивану Павловичу совсем худо сделалось, — широко распахнув свои карие очи, испуганно затараторила девушка.

Отложив книгу, Вера поднялась и стремительным шагом направилась на половину супруга.

— Иван Павлович? — обратилась она к Одинцову, восседавшему в кресле с закрытыми глазами.

Одинцов был белее, чем рубаха, надетая на нём под мягкий бархатный шлафрок тёмно-синего цвета. Губы князя, плотно сжатые, выдавали неподдельное страдание.

— Верочка, пришла, — открыл он глаза. — Худо мне, Верочка, — болит так, что мочи нет, — жалобно простонал он, пытаясь взять супругу за руку.

— Где болит, Иван Павлович? — ласково обратилась к нему Вера.

— Ох, ноги крутит, мочи нет. И в груди щемит, — пожаловался Одинцов.

— Я за доктором немедленно пошлю, — вздохнула Вера, осторожно высвободив свою ладонь из цепких пальцев мужа.

— За шарлатаном этим? — недовольно проворчал Одинцов.

— Чем вам Куницын не угодил? — пройдясь по комнате, остановилась Вера у туалетного столика и принялась перебирать пузырьки с настойками, пытаясь разыскать нужный.

Обнаружив то, что искала, она налила в стакан воды из графина и накапала ровно десять капель. Рука с флаконом замера над стаканом, стоит только встряхнуть, чуть-чуть, ну, совсем чуть-чуть, и… Вера поспешно поставила на стол пузырёк с Tinctura Belladonnae (настойка белладонны) и вернулась к супругу. Придержав ему голову, она помогла князю отпить из стакана, и вытерла несколько капель, что пролились на подбородок носовым платком. Иван Павлович откинулся на спинку кресла, вцепившись в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев, но уже спустя четверть часа, лицо его расслабилось и приняло умиротворённое выражение.

— Благодарю, ангел мой, — слабо улыбнулся Одинцов.

— Но за доктором я все же пошлю, — поднялась Вера со стула.

— Как пожелаешь, — покладисто согласился Иван Павлович, испытывая явное облегчение после приёма настойки.

В особняке Одинцовых доктор Куницын в последнее время стал довольно частым визитёром. Старый князь его недолюбливал, считая чересчур молодым и неопытным, а вот княгиня, напротив, относилась с доверием и довольно благожелательно, полагая его методы лечения более прогрессивными по сравнению с теми, чем пользовали больных старшие и умудрённые опытом коллеги Куницына. Вот и в этот раз Алексей Андреевич не заставил себя долго ждать, и едва за ним прибыла из усадьбы коляска, тотчас поспешил на вызов.

Доктор пробыл в покоях князя около получаса. Выслушав все жалобы Ивана Павловича и, сосчитав пульс, Куницын едва заметно покачал головой и поспешил заверить своего пациента, что дела его обстоят, не так скверно, как тому кажется. Спустившись в гостиную, где княгиня Одинцова велела накрыть стол к чаю, Алексей Андреевич не стал скрывать от молодой женщины своих опасений, вызванных состоянием князя.

— Вера Николавна, как часто стали повторяться приступы? — тихо, дабы не расслышала прислуга, поинтересовался он.

— Обыкновенно бывало один раз ночью, ближе к утру, — отозвалась Верочка, ощущая, как озабоченность доктора передалась и ей. — А вот нынче днём случилось.

— Вы все также даёте ему настойку? — поинтересовался Куницын.

— Да, всё как вы говорили, Алексей Андреевич, по десять капель. Я что-то не так сделала? — обеспокоилась она.

— Нет-нет, — улыбнулся Куницын, — вы всё правильно сделали. Как бы вам объяснить? — задумался он на некоторое время. — Понимаете, настойка его не лечит, лишь облегчает князю его страдания, но в то же время при приёме лекарства у него учащается сердцебиение, что в его возрасте может привести к сердечному приступу. Потому ни в коем случае нельзя превышать рекомендованную мною дозу. Вы меня понимаете?

— Да, конечно, — кивнула молодая княгиня.

Все это Куницын говорил ей не один раз, особенно упирая на то, что нельзя превышать указанную дозировку.

— Хотя, коли подобное случится, я сердечный приступ имею в виду, — пояснил он, — доказать, что он вызван именно приёмом чрезмерного количества настойки, спустя некоторое время будет совершенно невозможно, — тихо заметил доктор, пристально глядя в глаза madame Одинцовой.