Пятигорский полк был сформирован относительно недавно, минуло всего три года и, конечно, имелись разного рода замечания и недочёты, но Вершинину не хотелось бы выставлять человека, отнёсшегося к нему столь благожелательно в невыгодном свете. Потому, просидев полдня над чистым листом бумаги, Константин Григорьевич изгрыз кончик не одного пера, но так и не написал ни слова. К тому же Вершинин был свято убеждён в том, что не стоит портить отношения с кем бы то ни было. В жизни может пригодиться любое знакомство, никогда не знаешь, каким образом судьба сведёт с людьми, что уже встречались на жизненном пути. Этому правилу Константин Григорьевич следовал всю свою сознательную жизнь и до сей поры ни разу не пожалел о том.

Будучи самым младшим из четверых сыновей мелкопоместного дворянина Григория Александровича Вершинина, маленький Костя рано усвоил, что ему вряд ли что-либо достанется от отцовского наследства. Но он был благодарен своему родителю уже за то, что, несмотря на стеснённость в средствах, тот изыскал возможность устроить сына в кадетский корпус, который Константин Григорьевич закончил блестяще. Он оказался в числе лучших выпускников. То, что не давалось ему в силу врождённых способностей и талантов Вершинин брал усидчивостью и измором, и, в конце концов, упорство в учёбе принесло свои плоды — по окончанию корпуса он получил назначение в Преображенский полк, что само по себе стало признанием его заслуг.

Его заметили, и вскоре последовало назначение в Главный штаб. Однако, на этом карьера, столь стремительно пошедшая в гору, застопорилась, и Вершинин надолго застрял в военной канцелярии, перебирая бумаги и донесения. Если бы не случай и не ходатайство графа Бахметьева, он бы и далее просиживал штаны в младших адъютантах штаба. Ему выпала возможность проявить себя, и он старался не ударить в грязь лицом.

День клонился к вечеру, а Константин Григорьевич по-прежнему сидел в своём кабинете, тяжело вздыхая над чистым листом бумаги. В двери настойчиво постучали.

— Entrez! — раздражённо откликнулся Вершинин.

— Бог в помощь, Константин Григорьевич, — насмешливо заметил, входя в помещение граф Бахметьев. — Слышал, вы вернулись, зашёл поинтересоваться, как поездка?

— Прекрасно, — саркастически отозвался Вершинин. — Доклад вот пишу.

— Позвольте взглянуть, — выдернул из-под его руки чистый лист Бахметьев. — Вижу, у вас затруднения возникли? — вздёрнул бровь Георгий Алексеевич.

Вершинин тяжело вздохнул:

— Вы же понимаете, что полк создан не так давно. Само собой, имеются недочёты, но Рукевич замечательный человек и толковый командир. Не хотелось бы выставить его в дурном свете.

— Отчего же не понять, — усмехнулся Бахметьев. — Прекрасно понимаю. Я читал ваш рапорт. Довольно толково написано. Рад, что не ошибся, рекомендуя вас вместо себя, — заметил он. — Вы позволите? — указал он глазами на рабочий стол Вершинина.

Константин Григорьевич тотчас поднялся со своего места, уступая его графу. Георгий Алексеевич, подумав некоторое время, обмакнул перо в чернила и принялся писать. Ровные строчки легко ложились на бумагу, Вершинин едва успевал следить за рукой Бахметьева.

— Мне довелось написать ни один подобный доклад, — как бы между прочим заметил Георгий Алексеевич, не отрываясь от своего занятия, — и хочу вам заметить, я, как и вы не желал никого выставлять в дурном свете. Беда в том, mon cher amie, что дела в армии обстоят везде примерно одинаково, и, покрывая недостатки, мы только усугубляем ситуацию.

— Я понимаю, — пробормотал Вершинин, — но бывают же исключения.

— Бывают, — поднял глаза Бахметьев. — Но в большинстве случаев это скорее закономерность. Повальное разгильдяйство, карьеризм, доносительство процветают пышным цветом. Впрочем, мне ли вам говорить о том. Вы и без того не хуже меня. Взгляните, — протянул он Вершинину два листа, исписанных аккуратным ровным почерком.

Быстро пробежав глазами доклад, Константин Григорьевич поразился тому, сколь хорошо удалось графу изложить всё: кратко и ёмко без ненужных отступлений и подробностей.

— Благодарю вас. Мне бы не удалось так описать все, — с оттенком лёгкой зависти отозвался Вершинин.

— Пустяки. Умение приходит с опытом, mon cher amie, — хлопнул его по плечу Бахметьев.

— Георгий Алексеевич, — остановил его уже в дверях своего кабинета Вершинин, — может быть, вы позволите пригласить вас нынче отужинать у Бореля?

— Благодарю, но не сегодня, — улыбнулся Бахметьев. — Нынче меня у Епифановых ждут.

— Позвольте вас поздравить. Слышал о вашей помолвке с mademoiselle Епифановой. Олеся Андревна — очаровательная барышня, — тихо заметил Вершинин.

Георгий Алексеевич окинул своего vis-a-vis пристальным взглядом. Вершинин замялся и отчаянно покраснел:

— Мне, право, неловко вас просить, но не могли бы вы меня представить, — едва слышно выдавил он. — Я слышал, что Наталья Андревна… Наталья Андревна в свет уже не выезжает, а мне бы очень хотелось свести знакомство, — вздохнул он.

— Bien, — согласился Бахметьев, — ожидаю вас в своём экипаже внизу через четверть часа.

Георгий Алексеевич прекрасно понимал, зачем Вершинину вздумалось свести знакомство. За Натальей генерал Епифанов давал довольно приличное приданое, а у поручика в последнее время дела шли совсем неважно. Впрочем, Бахметьев его не осуждал. Мало того, он поражался тому, с каким упорством Вершинин карабкался вверх по служебной лестнице, и ежели женитьба на генеральской дочери могла бы тому поспособствовать, то почему бы не оказать приятелю подобную услугу?

Друзьями они с Вершининым не были, скорее приятелями. Константин Григорьевич давно добивался расположения Бахметьева, а Георгий Алексеевич, не подпуская его слишком близко, поддерживал с ним довольно хорошие отношения. Наблюдая за поручиком, Бахметьев практически не находил у него недостатков за исключением одного: Константин Григорьевич был большим любителем азартных карточных игр.

Именно эта его страсть поспособствовала их сближению с Бахметьевым. За карточным столом Вершинин и Бахметьев встречались не раз. Играя как-то в клубе, Константин Григорьевич вошёл в азарт. Ставки все росли, а поручик и не думал сойти с дистанции, продолжая ставить деньги на кон, в надежде отыграться. Бахметьев заподозрил, что в ход пошли уже не только собственные сбережения Вершинина, но и казённые средства, поскольку у поручика таких денег отродясь не водилось. В последний кон, оставшись один на один за карточным столом с Вершининым, Георгий Алексеевич скинул выигрышную комбинацию, позволив поручику сорвать банк.

Быстро попрощавшись, Бахметьев поспешил оставить клуб, не желая, чтобы его обман раскрылся. Однако, Вершинин, всю игру наблюдая за ним, был уверен, что дело нечисто. Пока его шумно поздравляли и пили шампанское за счастливый выигрыш, Константин Григорьевич поднял сброшенные графом карты и побледнел. Догнал он Бахметьева уже на улице, когда тот, остановив пролётку, садился в коляску.

— Pourquoi? (Зачем?), — ухватил он его за рукав, когда граф уже поставил ногу на подножку.

— Это ведь не ваши деньги, — обернулся к нему Бахметьев. — Я мог бы выиграть, а вы бы поутру пустили себе пулю в лоб.

— Но тридцать тысяч… — прошептал Вершинин.

— Я могу себе это позволить.

Сказано то было с изрядной долей сарказма. Мол, нет денег — не садись играть по-крупному. Конечно, первое чувство, что нахлынуло, была обида, но она тотчас улеглась, стоило только Вершинину осознать, что, по сути, Бахметьев спас его от позора и бесчестья. С тех самых пор Константин Григорьевич никогда более не входил в азарт настолько, чтобы забыться. Он играл иногда, но всегда при том держал себя в руках. Эта история так и осталась между ними, она же и послужила тому, чтобы молодые люди сблизились.

Быстро завершив свои дела по службе и, передав доклад, написанный Бахметьевым дежурному адъютанту, Константин Григорьевич поспешил на улицу. Георгий Алексеевич ожидал его, сидя в экипаже, как и обещал. Забравшись внутрь, Вершинин устроился на сидении напротив графа. Карета тронулась. Молчание затянулось.

— Георгий Алексеевич, позвольте полюбопытствовать, — обратился к нему Вершинин. — Как вы находите Наталью Андревну?

— Умна, образована, довольна мила, — не задумываясь, отозвался Бахметьев. — Думаете посвататься? — усмехнулся граф.

— О сватовстве пока речи не идёт, — вздохнул Вершинин.

— Ваши дела столь плохи? Может, я могу помочь? — поинтересовался Бахметьев.

— Нет-нет. У меня все в полном порядке, — поспешил его заверить Константин Григорьевич. — Просто пора уже подумать о женитьбе…

— Почему бы и не на генеральской дочери, — насмешливо закончил за него Георгий Алексеевич.

Скулы Вершинина вспыхнули, что стало заметно даже в полумраке экипажа.

— Увы, нам не всем от рождения даны равные возможности, — саркастически отозвался он.

— Не кипятитесь, mon amie, — пожал плечами Бахметьев. — Я вовсе не желал вас оскорбить.

Вершинин не ответил. Было очевидно, что граф намеренно высказался и нисколько в том не раскаивался. Однако, ради того, чтобы быть введённым в дом к Епифановым, Вершинин готов был молча проглотить подобное унижение. В конце концов, цель оправдывает средства.

В доме Епифановых молодых людей встретили весьма радушно. Натали так и светилась улыбкой, когда Георгий Алексеевич представлял ей Вершинина. Высокий голубоглазый блондин произвёл неизгладимое впечатление на девушку. Собрались по обыкновению в малой гостиной, весьма уютной и самой любимой комнате в доме. Желая блеснуть перед гостем своими талантами, Наталья попросила лакея принести из музыкального салона гитару. Ведь она совсем недавно освоила довольно сложную мелодию: старинный цыганский романс, весьма мелодичный и печальный. Олеся также не сводила глаз с нового знакомца. Что и говорить. Вершинин был хорош собой, значит, вполне годился для задуманного ею.