— Скверно, — бросил Караулов, подцепив на вилку кусок сёмги. — Однако Веры Николавны здесь нет, стало быть, волноваться не о чем.

— Но вы же понимаете, что он неспроста объявился здесь! — запаниковал Тоцкий. — Ежели он вас здесь увидит, то может и догадаться кое о чем.

Караулов пожал плечами:

— Ежели вы и дальше собираетесь ёрзать на месте и глазеть на него, то вы, несомненно, привлечёте его внимание, — раздражённо ответил он. — Потому сохраняйте спокойствие, Парфён Игнатьевич.

Тоцкий кивнул головой и потянулся за графином с водкой. Пальцы его так дрожали, что узкое горлышко сосуда выскользнуло из рук, и графин разбился вдребезги у ног Караулова.

Георгий Алексеевич обернулся на звон разбившегося стекла. Компаньон толстяка поднялся из-за стола и в сердцах швырнул на стол салфетку. Он повернулся всего лишь на мгновение, но даже этого хватило, чтобы узнать в нём племянника графини Уваровой. Память Бахметьева тотчас услужливо напомнила о встрече с Карауловым на набережной Фонтанки. Ежели тогда всё можно было объяснить случайным совпадением, то нынешняя встреча была неслучайной, и уверенность графа в том крепла с каждой минутой. Не понятно было только одно: что могло понадобиться Петру Родионовичу от бывшей гувернантки Уваровых?

Аппетит совершенно пропал. Расплатившись за почти нетронутый ужин, Бахметьев поспешил покинуть зал, стараясь не привлекать к себе внимания. Хотя, судя по поведению толстяка, его наверняка, уже заметили. То, что Караулов не торопился здороваться, свидетельствовало о том, что Пётр Родионович не желал обнаружить перед ним своё присутствие в Никольске.

Поднявшись к себе в комнату, Георгий Алексеевич устроился на единственном стуле, сложив ноги на низенький столик. Достав портсигар, граф вытащил из него последнюю сигарету и закурил. Пытаясь осмыслить череду событий, произошедших в его жизни за последнее время, он пришёл к выводу, что все они взаимосвязаны. Сначала покушались на него самого, в ту ночь, когда Вера стала его любовницей, затем пытались убить князя Уварова, и опять же на набережной Фонтанки у дома, где проживала mademoiselle Воробьёва, там же он видел Караулова, и вот ныне они снова встретились в Никольске, по всей вероятности, разыскивая одного и того же человека.

Бахметьев нахмурился. Вся эта история начинала походить на скверный детектив, а он оказался в роли одного из его персонажей. Как бы то ни было, все ниточки вели к Вере.

Глава 26

Метель, бушевавшая всю ночь на тихих улочках Никольска, под утро улеглась. Запорошила дороги и улицы, замела избы по самые ставни. Утро выдалось морозным, искристым. Снег хрустел под сапогами да валенками, переливался на солнце серебром. Несмотря на то, что морозец обжигал носы и щёки, дышалось легко, полной грудью.

Сигареты, взятые с собой из Петербурга, закончились, и потому Бахметьев вынужден был отправиться в местную лавчонку. Денщика своего посылать он не стал, потому, что малый был хоть и сообразительным, но в табаке совершенно не разбирался.

Шагнув на порог лавки, Георгий Алексеевич прищурился. После яркого солнечного утра, внутри помещения, имевшего всего три маленьких оконца, ему показалось мрачно и темно, что в склепе.

— Чем могу служить, сударь? — тотчас обратился к нему бойкий молодой приказчик в ярко-красной рубахе и чёрной жилетке.

— Мне бы сигареты, любезный, — отозвался Бахметьев, оглядывая выставленный товар.

— Не держим-с, — опечалился приказчик. — Но могу табачок предложить. На диво хорош, — оживился он.

Георгий Алексеевич вздохнул. За неимением лучшего приходилось соглашаться на табак. Придётся прикупить ещё кисет и трубку. За спиной скрипнула дверь, впуская в тесное помещение лавки ещё посетителей. Две старушки весьма преклонных голов остановились у прилавка, разглядывая товар.

— Слыхали новость, Аграфена Тихоновна? — поинтересовалась одна из них довольно громко.

— О какой новости вы говорите, Марья Филипповна? — отозвалась её спутница.

— Да о Верочке же, — понизила голос та, что звалась Марьей Филипповной.

Бахметьев напряг слух, стараясь расслышать, о чем сплетничают местные кумушки, нарочито медленно отсчитывая деньги, за отпущенный ему товар.

— Нет, давно о ней ничего не слыхала, — вздохнула Аграфена Тихоновна. — Ну, говорите же, не томите.

— Я давеча с Парфёном Игнатьевичем виделась, поинтересовалась как дела у Верочки.

— И что же? — поторопила её собеседница.

— Верочка пропала. Уехала в столицу от Уваровых и как в воду канула.

— Да что вы такое говорите, Марья Филипповна, — всплеснула руками старушка. — Какой ужас! Бедная девочка! Что же с нею сталось?

— Выбрали что-нибудь, сударыни? — поинтересовался приказчик, прерывая столь заинтересовавший Георгия Алексеевича разговор.

— Табачку нюхательного, голубчик, — отозвалась Марья Филипповна. — Того, что на прошлой седмице у вас брала.

Потеряв интерес к беседе пожилых дам, Бахметьев вышел на улицу. «Стало быть, искать Веру в Никольске занятие бесполезное, — вдохнул он морозный воздух. — Но можно попытаться выяснить, кто же таков этот Парфён Игнатьевич столь осведомлённый в делах mademoiselle Воробьёвой», — отправился он вновь в полицейский участок.

Пристав был на месте и визиту его сиятельства чрезвычайно обрадовался. Коротать дни в пыльной конторе, мечтая о громком деле или раскрытии громкого преступления, было скучно и утомительно. Визит же графа Бахметьева вносил хоть какое-нибудь разнообразие в череду унылых дней служителя правопорядка. Выяснив, что графа интересует личность Тоцкого, пристав охотно сообщил адрес конторы поверенного, но поинтересоваться причинами, побудившими его сиятельство искать встречи с Парфёном Игнатьевичем, не осмелился.

Дом поверенного Бахметьев, следуя полученным указаниям, разыскал довольно легко. Парфён Игнатьевич был в своей конторе, что располагалась на первом этаже дома, где он и проживал. В момент прихода Бахметьева у него был посетитель, о чём графу сообщил помощник адвоката и попросил обождать в своего рода приёмной, представлявшей собой узкое помещение, где располагалось несколько стульев довольно потрёпанного вида и стол секретаря. Ожидание затянулось, Бахметьеву даже подумалось о том, что он зря пришёл сюда и понапрасну теряет время, но, наконец, дверь кабинета поверенного открылась, и из комнаты вышла женщина в траурном одеянии, промокая покрасневшие от слез глаза.

— Этим вы ничего не добьётесь, сударыня, — прозвучал ей в спину визгливый голос адвоката. — Закон для всех одинаков.

Поднявшись со стула, Бахметьев ступил на порог кабинета. В человеке, привставшем из-за стола, и разразившемся гневной тирадой вслед посетительнице, Георгий Алексеевич с удивлением узнал вчерашнего толстяка с постоялого двора.

Едва только глянув на визитёра, Тоцкий побледнел и схватился рукой за галстук, пытаясь ослабить душивший узел.

— Ваше сиятельство… — едва слышно пробормотал он и как подкошенный рухнул в кресло.

— Мы знакомы? — удивлённо вздёрнул бровь Бахметьев.

— Нет! Конечно же, нет, — суетливо принялся оправлять лацканы сюртука поверенный. — Но городишко у нас маленький, — нервно усмехнулся он. — Слухи быстро распространяются.

— Присесть позволите? — иронично осведомился Бахметьев.

— Присаживайтесь, ваше сиятельство, — кивнул Тоцкий, достал из кармана платок и промокнул испарину, выступившую на лбу. — Чем могу служить? — поинтересовался он, вцепившись обеими руками в карандаш, дабы скрыть мелкое подрагивание толстых коротких пальцев.

— Мне стало известно, что вы какое-то время принимали участие в жизни одной девицы из вашего городка, — не отводя пристального взгляда от бегающих глаз адвоката, начал Бахметьев.

— Ну, знаете ли, девиц в нашем городе немало, — хохотнул Тоцкий.

— Меня интересует только одна: mademoiselle Воробьёва, — сухо отозвался Георгий Алексеевич, не приняв шутливого тона Тоцкого.

— Могу я спросить: с какой целью вы ею интересуетесь? — опустил глаза в стол Парфён Игнатьевич.

— Это сугубо личное дело, — откидываясь на спинку стула, ответил Бахметьев.

— Mademoiselle Воробьёва какое-то время была моей подопечной, — тихо забубнил Тоцкий. — После смерти её маменьки мне удалось найти место гувернантки, и она уехала из Никольска. Это все что мне известно, — засопел адвокат.

Поверенный явно лгал, его выдавал бегающий взгляд, нервно подрагивающие руки, но Бахметьеву было сложно уличить его в том, потому как сам он ничего толком не знал. Ничего у него не было кроме пересказанной одной старушкой сплетни.

— Что ж благодарю, — поднялся он со стула. — Скажите, Парфён Игнатьевич, как давно вы с Петром Родионовичем знакомы?

Тоцкий поперхнулся и, откашлявшись, взглянул на своего посетителя.

— Не имею чести знать сего господина, — выдавил он.

— Странно, мне показалось, что вчера вы ужинали вместе, — пожал плечами Бахметьев. — Но коли ошибся, прошу прощения.

— Ничего, ваше сиятельство, с кем не бывает, — выдохнул Тоцкий.

Едва граф ушёл из его конторы, Парфён Игнатьевич написал короткую записку Караулову с просьбой о встрече и отослал своего секретаря отнести её адресату. Георгий Алексеевич не стал задерживаться около конторы поверенного и поспешил на постоялый двор, где он остановился. Переодевшись в одежду своего денщика, граф Бахметьев вернулся к дому Тоцкого. Ему не пришлось долго томиться в ожидании. Не прошло и часа, как к крыльцу подкатили сани. Караулов выбрался из них, отряхнул снег с воротника шубы, огляделся и шагнул на крыльцо.

Более не было смысла оставаться на своём наблюдательном посту. Прямо спросить Караулова о знакомстве с Тоцким и причинах, побудивших того скрывать сей факт, Бахметьев не мог, оставалось вернуться в Петербург, и почтить своим визитом старуху Уварову. Может быть, тётка Караулова сумеет пролить свет на тёмные делишки своего племянника.