На улице только начало светать. Редкие прохожие, в основном мастеровые люди да прислуга, спешащая по своим делам, с любопытством посматривали на господина в коляске. Обыкновенно господа не поднимались в такую рань, чаще они только возвращались в свои дома после ночных увеселений. Нетерпение грызло Уварова. Не в силах усидеть на месте, он выбрался из экипажа и принялся ходить по мостовой под окнами квартиры, где как ему стало известно, нынче проживала Верочка.

— Ваше благородие, господин хороший, не пожалейте копеечку, — гнусаво заголосил нищий, протягивая к нему руку ладонью кверху.

— Погоди, — зажав трость под мышкой, Уваров принялся рыться в карманах редингота в поисках монет.

Нищий приблизился к нему вплотную. В его руках блеснуло кривое лезвие ножа, и, бросившись вперёд, он ударил князя прямо в живот. Хватая ртом воздух, Уваров тяжело осел на мостовую.

— Убили! — кинулся к нему возница.

Выдернув нож, мнимый нищий бросился бежать. На крик слуги Уварова из парадного выскочил швейцар.

— Помоги, — прохрипел Уваров, цепляясь за плечо своего слуги.

Возница вместе со швейцаром дотащили Николая Васильевича до коляски и погрузили теряющего сознание князя в экипаж.

— К дому, — выдавил побелевшими губами Уваров. — Доктора…

Обезумевший от страха возница, что есть мочи погонял лошадей по улице, распугивая прохожих. Спрыгнув с козел, он забарабанил в двери особняка Уваровых.

— Князя убили! — выкрикнул он, когда сонный дворецкий открыл перед ним двери.

— Господи! — помертвело лицо дворецкого.

— Да что стоишь столбом?! — выкрикнул возница. — Подсоби!

Потерявшего сознание князя перенесли в спальню и послали за доктором. Экономка Уваровых, причитая, пыталась остановить кровь, сочившуюся из глубокой раны. Доктор, явившийся по вызову, отстранил женщину и принялся осматривать раненного.

— За полицией послали? — хмуро бросил он, закончив перевязку и полоская руки в тазу с тёплой водой.

— Сейчас пошлю, — торопливо закивал головой дворецкий, стоя на пороге комнаты.

Глава 22

Сгорбившись, Караулов сидел за столом в тёмном углу кабака самого низкого пошиба на окраине Петербурга в компании здоровенного детины, одетого в грязный потрёпанный плащ и низко надвинутую на глаза шапку.

— Ваше благородие, так, когда расплатитесь? — прогнусавил он. — Дело сделано. Всё как вы велели.

— Я велел проследить, — процедил Караулов. — А ты что натворил?!

— Так сказано было, чтобы князь с этой девкой не встречался, что ж мне делать оставалось? — пожал он широченными плечами.

— Тише! — шикнул на него Караулов, беспокойно оглядываясь по сторонам. — Поторопился ты. Ох, поторопился, — вздохнул Петр Родионович.

Вовсе не так он планировал избавиться от Уварова. Всё должно было быть тихо и походить на смерть от причин естественных. Конечно, князь был ещё довольно молод и полон жизненных сил, но бывало, что и жаловался на недомогания. Яд — вот самое надёжное и испытанное средство. Коли потихоньку травить свою жертву, никто не должен был ничего заподозрить.

К тому же прежде надобно было изыскать возможность встретиться и поговорить с Верой, убедить её, что замужество для неё — единственный шанс восстановить свою репутацию. Всё пошло прахом. Уваров ещё жив, а коли его кузен всё же отдаст Богу душу, так ни о какой женитьбе в ближайшие три месяца даже помышлять не приходится.

Сунув руку в карман, Караулов достал довольно внушительную пачку ассигнаций, перевязанную тонкой бечёвкой, и под столом протянул своему собеседнику.

— Убирайся из столицы, как можно дальше и в ближайшее время не показывайся тут. Коли князь выживет, твоё лицо он обязательно вспомнит.

— Это-то, конечно, — закивал детина, пряча деньги за полой плаща. — Не извольте беспокоиться. Коли я вам ещё понадоблюсь, разыщите меня через Яшку цыгана.

— Надеюсь, не понадобишься, — вздохнул Караулов. — Всё! Убирайся с глаз моих!

Взяв со стола наполненную водкой рюмку, Пётр Родионович залпом выпил содержимое и закрыл лицо трясущимися руками. Пусть не собственные руки в крови замарал, но на душе погано было. Как планировал все, так страху-то не было, а как свершилось, так и затряслись все поджилки.

— Ещё принеси! — подозвал он полового, кивая на пустую рюмку.

Надобно собраться с мыслями, ведь сейчас такая суета поднимется. Вон и старухе уж весточку послали, и Ольга из имения приехала сама не своя. И его, верно, ждут в доме на Литейном. Наверняка и Бахметьев уже у Уваровых, ведь он тоже на Литейном живёт. Подумав о молодом графе, Караулов стиснул зубы. Ненависть к светскому щёголю, столь легкомысленно разрушившему его тщательно выстроенный план, скрутила все внутри. Выпив вторую рюмку, Пётр Родионович поднялся на ноги и нетвёрдой походкой вышел на улицу. Вечерело. Остановив извозчика, Караулов забрался в пролётку.

— На Литейный! — скомандовал он, кутаясь в редингот.

Двери ему открыл дворецкий. Скорбное выражение лица прислуги свидетельствовало о том, что дела обстояли неважно. Всё семейство в ожидании вестей от доктора собралось в малой гостиной.

— Бог мой, какое несчастье, — вздохнул Караулов, целуя в щёку тётку и огорчённо качая головой. — Оленька, — обратился он к княгине, — что-нибудь известно уже о том, кто осмелился напасть на князя?

Ольга подняла голову и покачала головой, вытирая платком слёзы, струящиеся по лицу:

— Нет, ничего, Пётр Родионович. Полиция полагает, что нападение каким-то образом связано со службой Николя. Много недовольных нынче развелось, — всхлипнула она.

Графиня Бахметьева поднялась с кресла и налив в стакан воды из графина, подала его Ольге.

— Всё образуется, Ольга Михайловна. Николай Васильевич обязательно поправится, — принялась утешать она супругу князя.

Георгий Алексеевич, до того хмуро глядевший в окно, обернулся и только скептически качнул головой. С таким ранением шансов выжить у Уварова не было. Но не только эта мысль не давала ему покоя. На Уварова напали у дома Веры. Что делал Николай Васильевич в столь неурочный час на Фонтанке? Что ему понадобилось от Веры? И не его ли самого поджидал там наёмный убийца? Ведь это он мог сейчас лежать на смертном одре, отсчитывая последние мгновения своей жизни. Слишком много вопросов и ни единой зацепки.

Высокие двустворчатые двери распахнулись и доктор, весь день, не отходивший от князя, ступил на порог. Взгляды всех присутствующих обратились к нему.

— Николай Васильевич желал бы причаститься, — опустил голову врач.

— Я пошлю за батюшкой, — шагнул к двери Бахметьев.

— Елизавета Петровна, князь желает говорить с вами, — обратился доктор к княгине.

Бледная как полотно старуха Уварова встала и, шаркая, направилась в покои сына. Свет керосиновой лампы освещал бледное лицо князя.

— Николя, — присела на край постели Елизавета Петровна.

Найдя в складках одеяла его безвольную руку, пожилая дама, осторожно сжала длинные тонкие пальцы.

— Маменька, — открыл глаза Уваров.

— Господи, мальчик мой. За что так?

— На столе лежит шкатулка. Возьмите её, — с трудом выговорил князь.

Елизавета Петровна послушно поднялась и подошла к столу. Недоумевая, зачем сыну в столь трагичный час понадобилась эта безделица, она взяла её и вернулась к постели.

— Откройте, — чуть слышно прошептал Уваров.

Откинув крышку, княгиня едва не вскрикнула. Первым попался на глаза фамильный перстень Уваровых, который когда-то юный Николай надел на палец своей жены вопреки воле родителей. Трясущимися руками Елизавета Петровна принялась перебирать бумаги.

— Ты знаешь! — поражённо выдохнула она. — Откуда это у тебя?

— Это шкатулка Веры, той, что у нас гувернанткой была, — прохрипел Уваров.

— Верочка? — в ужасе прикрыла ладошкой рот княгиня. — Боже мой, Верочка. Она же…

— Правду, маменька. Только правду, — уставился на неё лихорадочно блестевшими глазами князь. — Видит Бог, моё время на исходе, так не лгите же мне нынче!

Княгиня закрыла глаза и перекрестилась дрожащей рукой.

— Николя, я только добра тебе желала.

— Рассказывайте, — нетерпеливо перебил её Уваров.

— Господи, прости мне грехи мои тяжкие, — вздохнула княгиня. — Моя вина. Ты уехал на Кавказ, оставив Анну на моё попечение. Она занемогла тогда. Долго болела, мне казалось, что Господь приберёт её, да не вышло. Поправляться стала, тогда я солгала ей, сказав, что брак ваш недействительный, и венчал вас человек, лишённый сана, что ты помолвлен с другой женщиной, а ей только воспользовался, потому как побоялся супротив воли отцовской пойти. Отец Силантий помог мне в том. Он ей книгу метрическую показал якобы из того прихода, где вы венчались, а записи о венчании там и не было. Запугала я её и убедила уехать подальше. Дала денег, достаточно для того, чтобы безбедно жить, а потом устроила её похороны, а всем в поместье сказала, что померла она. В гроб мешков с овсом положили да заколотили. Мол, княгиня молодая за время болезни совсем подурнела, негоже её людям в таком виде показывать. Отец Силантий и отпел её.

— Отец Силантий? — удивлённо воскликнул князь, сделав попытку подняться, но тотчас рухнул обратно на постель, застонав от невыносимой боли.

— Он мне многим обязан, Николя. Ему так хотелось получить свой собственный приход, я посодействовала тому, а потом попросила вернуть долги.

— Вы страшный человек, маменька, — выдохнул Уваров. — Вера — моя дочь. Моя и Анны.

— Я догадалась, — тихо всхлипнула пожилая дама. — Как только шкатулку эту проклятую открыла.

— Дайте мне слово, что позаботитесь о ней, коли не суждено мне будет подняться отсюда.