Коляска графа остановилась и парадного, и Бахметьев выбрался на мостовую. Оглядевшись, граф шагнул в гостеприимно распахнутые швейцаром двери.

— Думаю, мне лучше будет вернуться в Никольск, дабы не вызвать подозрений, — проводив его глазами, заметил Тоцкий.

— Струсили? — иронично усмехнулся его vis-à-vis.

— Нет! — излишне запальчиво возразил Парфён Игнатьевич, — но вы должны понимать, что после поднимется шум, а коли я окажусь в Петербурге, то окажусь в числе подозреваемых.

— Поезжайте, — милостиво согласился его собеседник, — но не в Никольск, а в Москву. Очень скоро вы мне понадобитесь.

— Как скажете, — проворчал Парфён Игнатьевич и выбрался из пролётки. — Буду ждать весточки от вас, — приподнял он шляпу над головой и заспешил в сторону Дворцовой площади, постукивая тросточкой по мостовой.

Бахметьев застал Веру в будуаре, где она разбирала вещи, которые привезли из поместья Уваровых, сразу после его отъезда.

— Ничего не понимаю, — пробормотала девушка, заглядывая в сундук. — Её здесь нет, — вздохнула она.

— Что потеряла, душа моя? — остановившись на пороге, поинтересовался Бахметьев.

— Жорж, ты вернулся! — озарилось радостью её лицо.

Уронив обратно в сундук ворох из белья и прочих мелочей, Верочка устремилась в раскрытые объятья. Георгий коснулся губами её лба и крепко прижал к себе.

— Вера, мне надобно поговорить с тобой, — выдохнул он.

— Разве это не может обождать? — настороженно поинтересовалась она, по тону его голоса понимая, что речь пойдёт, скорее всего, о вещах для неё весьма неприятных.

— Нет, — покачал он головой. — Я не могу и далее молчать.

— Что ж, говори, — вывернулась Вера из его рук и, отступив на несколько шагов, сложила руки на груди.

Георгий прикусил губу, шагнул к ней, хотел взять за руку, но она не позволила, попятилась от него до тех, пока не упёрлась спиной в бюро у окна.

— Я помолвлен с mademoiselle Епифановой, — выдохнул он.

Вера побледнела, покачала головой, отрицая услышанное.

— Верочка, — рухнул перед ней на колени Бахметьев, — ангел мой, это ничего не меняет. Я тебя одну люблю, и всегда буду любить.

Вера отвернулась. Глаза заволокло пеленою слёз. Во рту появился привкус крови из прокушенной губы.

— Уходите, Георгий Алексеевич. Оставьте меня, — прошептала, не глядя на него, стараясь удержать слёзы.

— Вера, да послушай же меня, — поднялся он с колен и шагнул к ней, намереваясь заключить в объятья.

Звук пощёчины, казалось, был невероятно громким. Бахметьев схватился за щёку.

— Все верно. Я заслужил, — потёр он место, куда пришёлся удар её руки. — Но позволь все же я договорю.

Девушка рванулась из комнаты, прочь от него. Она попыталась запереть дверь спальни, но не успела. Дверь с грохотом отлетела к стене и, ударившись об неё, закачалась на одной петле.

— Я не желаю вас более видеть! Никогда! Слышите, ваше сиятельство!

— Вера, в тебе сейчас говорят гнев и обида, — прошёлся он по комнате, потирая ушибленное плечо.

Верочка покосилась на дверь, потом вновь перевела взгляд на графа. «Силища-то какая», — поёжилась она под его пристальным взглядом.

— Я могу уйти, как ты того желаешь, — продолжил Георгий, выровняв дыхание и стараясь говорить спокойно. — Что с тобой станется? Как ты жить собираешься?

— Отчего вас это не заботило, когда вы предлагали мне стать вашей содержанкой? — язвительно поинтересовалась она.

Георгий поморщился. Упрёк был справедливым, но ведь и он её силой в постель не укладывал. Оба умолкли. Бушевавший в первые минуты гнев, улёгся. Вера присела на постель, обхватив себя руками за плечи. Мысли её метались в поисках решения. Георгий прав, коли он оставит её, в будущем ей одна дорога либо в монастырь, либо в дом терпимости. От подобной перспективы девушка вздрогнула.

— Я в тягости, — чуть слышно сорвалось с языка.

— Ты что? — опускаясь перед ней на колени и хватая её за руку, едва не поперхнулся Бахметьев.

— У меня будет ребёнок, — пряча от него глаза, повторила Вера.

Бахметьев поднялся на ноги и в волнении заходил по комнате кругами.

— Я был осторожен. Видит Бог, я того вовсе не желал, — говорил он сам себе не в силах поверить, что Господь мог сыграть с ним подобную шутку.

Хотя какие уж тут шутки. Вера ждёт ребёнка, его ребёнка. Он станет отцом.

— Я должен подумать, — остановился он перед ней. — Наверное, будет и в самом деле лучше, коли я сейчас уйду. Нам обоим нужно остыть.

Вера не ответила, ужасаясь сама себе. Как только могла придумать такую чудовищную ложь?! Как язык повернулся сказать подобное?! Она не шелохнулась, когда граф вышел из комнаты, и лишь только тогда, когда хлопнула входная дверь, очнулась от морока, что нашёл на неё. Вспомнив, чем занималась до прихода Георгия, Верочка поднялась и неверной походкой вышла в будуар. Сундук стоял посреди комнаты. Пнув, его ногой, Вера поморщилась: на кой ей сдалась эта шкатулка, коли вся жизнь теперь лежит в руинах. Верно, она просто потеряла её, пока добиралась до Уваровых из Никольска. Сколько не силилась, она не могла вспомнить, когда видела её в последний раз. Остался только ключ, что она носила на цепочке в медальоне, который снимала только на ночь. Однако ныне он был совершенно бесполезен. Что было в ней, Вера так и не узнала, поскольку никогда не открывала её.

* * *

Ольге не спалось. Ворочаясь с боку на бок, княгиня тяжело вздыхала. Сегодня, отправляя вещи гувернантки в Петербург, она вспомнила о шкатулке, что так и лежала в ящике туалетного столика в её будуаре. Надобно было вернуть вещицу владелице, но в шкатулке было заперто её собственное жемчужное ожерелье. Расставаться с подарком супруга, княгиня не пожелала, да и у Веры, наверняка бы, возникли вопросы о том, каким образом сие ожерелье попало в шкатулку. Времени было мало. Варвара уже собрала вещи бывшей гувернантки, и вот-вот лакей должен был снести вниз поклажу. Ольга Михайловна попыталась сама открыть замочек, также как то делал брат Варвары, но видать той ловкостью, что Митька она не обладала. Шкатулку-то ей открыть удалось, да только замочек оказался безнадёжно испорчен. Как было возвращать вещь в таком состоянии? Ольга испугалась, что на этот раз Вера сможет обвинить её в краже.

Поднявшись с постели, княгиня зажгла лампу, и присев за бобик, вновь достала злополучную шкатулку. Открыв её, она принялась перебирать содержимое. Письма, старинный перстень, по-видимому, с рубином, страница, вырванная из какой-то книги. Присмотревшись, Ольга поняла, что держит листок из семейной библии Уваровых. Но откуда он мог взяться у гувернантки? Не иначе Верочка всё же воровка! В двери тихо постучали:

— Chérie, tu ne dors pas? (Дорогая, ты не спишь), — послышался за дверью голос её супруга.

— Entrez, — откликнулась Ольга, торопливо запихивая бумаги обратно в шкатулку.

— Что тебе не спится, душа моя, — улыбнулся Уваров. — Я собирался к себе, смотрю, у тебя свет не погашен.

— Бессонница, — пряча за спиной шкатулку, которую не успела запихать обратно в ящик, отозвалась Ольга.

— Так может доктора к тебе вызвать? — озабоченно поинтересовался Николай Васильевич.

— Не стоит, — улыбнулась Ольга дрожащими губами.

Шкатулка за её спиной открылась, и содержимое посыпалось на пол.

— Что это? — шагнул к ней Уваров.

— Ничего, — кинулась подбирать рассыпавшиеся вещи княгиня.

Внимание князя привлёк перстень с рубином, блеснувший в неярком свете лампы. Нагнувшись, Николай Васильевич поднял кольцо и поднёс к глазам.

— Откуда это у тебя? — взволновано спросил он.

— Николя, я давно хотела тебе сказать, — пряча бегающий взгляд, торопливо заговорила Ольга. — Помнишь, я говорила тебе, что у меня ожерелье жемчужное пропало?

— Не припоминаю, — нахмурился Уваров.

— Это гувернантка его украла, — выпалила Ольга. — Сегодня, когда стали собирать её вещи, оно нашлось вот в этой самой шкатулке, — поставила её на стол княгиня.

Князь взял в руки вещицу и вытащил из неё пачку писем, перевязанную ленточкой.

— Это мои письма, — побледнел Уваров. — Письма, что я писал Анне, — поднял он на жену удивлённый взгляд. — Откуда они у Веры?

Перевернув шкатулку над столом, Уваров принялся торопливо разбирать бумаги.

— Разрешение на брак? — пробормотал князь, держа в руках бумагу, которая позволяла поручику Уварову Николаю Васильевичу сочетаться браком с девицей Тумановой Анной Петровной.

— Я не понимаю, Николя, — выдавила Ольга, отступая все дальше от супруга.

Собрав все обратно в шкатулку, Уваров стремительно покинул спальню жены и направился в свой кабинет. Николай Васильевич всю ночь просидел за столом, перебирая бумаги.

— Бог мой! — простонал он, прочитав все до последней строчки. — Верочка. Она же… Боже, что же делать теперь? Моя мать… Моя собственная мать…

Не дождавшись рассвета, Уваров велел заложить коляску.

— Николя! — остановила супруга на пороге передней Ольга, торопливо сбежав вслед за ним с лестницы. — Ты уезжаешь?

— Да, — кивнул головой князь.

— Куда? — заступив ему дорогу, поинтересовалась княгиня.

— В Петербург, к Бахметьеву, — сердито ответил Николай Васильевич.

— Зачем? Что ты намереваешься делать?

— Madame, я после вам всё объясню, — шагнул на порог Уваров.

По дороге в столицу князь передумал ехать к Бахметьеву и велел вознице направляться на Фонтанку. Он должен был поговорить с Верой, понять насколько верны его подозрения, тем более что адрес её пристанища был ему известен.

Уваров приехал слишком рано. Наносить визиты в это время было возмутительно неприлично. Беспокойно барабаня пальцами по набалдашнику трости, Николай Васильевич в нетерпении посматривал на часы.