— Обожди здесь, — бросил Бахметьев, вырвав конверт из его рук.

Пройдя в гостиную, Георгий сделал поярче свет лампы и вскрыл послание. Пробежав глазами строки, написанные до боли знакомым почерком, Бахметьев тихо выругался. Снедаемая тревогой, Верочка, замершая у дверей, слышала каждое слово и покраснела до корней волос, услышав, как он выразился.

— Прости. Я должен уехать, — обернулся он к ней.

— Что-то случилось? — шагнула она к нему.

— Нет, ma bonne. Ничего серьёзного, — мелькнула быстрая улыбка на его губах.

Заметив потускневший взгляд и унылое выражение её лица, Георгий стремительно заключил Веру в объятья и принялся целовать со всевозрастающей страстью.

— Ничего, mon cœur. Ничего с нами не случится, — горячо шептал он. — Верь мне.

Поспешно спустившись вниз, Георгий остановился у ожидавшей его коляски. Бросил беглый взгляд на окна второго этажа и, заметив, как шевельнулась занавеска в спальне, махнул рукой.

Ничего не объясняя в своей записке, графиня Бахметьева требовала, чтобы он явился немедля на Литейный, где она ожидает его уже второй день с самого своего приезда в столицу. У Георгия не было ни малейшего сомнения в том, по какому поводу, его мать, всегда старавшаяся избегать столичной суеты, явилась в Петербург.

Все дело в его помолвке с mademoiselle Епифановой. Он видел её письма, но ни одно из них даже не распечатал, прекрасно понимая при том, что поступает дурно, но так и не нашёл в себе сил ответить хотя бы на одно из них. Так просто было не замечать их, отговариваясь собственной занятостью, но ныне дело приобретало весьма скверный оборот.

Он даже не успел снять шинель и фуражку, войдя в собственные апартаменты, как услышал раздражённый голос матери:

— Жорж! Это ты?

— Маменька, — вошёл в гостиную Георгий, — я рад вас видеть, но не понимаю причины вашего приезда.

Бахметьев наклонился, чтобы поцеловать мать в щеку, но она отстранилась.

— У тебя ещё хватает совести прикидываться! — сердито сверкнула глазами Лидия Илларионовна. — Жорж, как ты мог?

— Мог что? — застыл Георгий посреди комнаты.

Заметив, как окаменело лицо сына, madame Бахметьева сбавила тон.

— Жорж, я приехала, дабы напомнить тебе о твоих обязательствах. Ты не можешь более вести себя подобным образом. Оглашение состоялось. Только представь, в какое положение ты ставишь Олесю? Это же просто невыносимо!

— Что вам не нравится в моем поведении? — хмуро спросил Бахметьев.

Лидия Илларионовна всплеснула руками и возвела очи к потолку.

— Бог мой, ты ещё спрашиваешь?! Ну, хорошо, я не упаду в обморок, как стыдливая девица, коли стану называть вещи своими именами. Ты забываешься, Жорж. Ты помолвлен, а между тем дни и ночи проводишь в постели потаскухи, что когда-то осмелился притащить в Бахметьево.

Лицо Георгия потемнело.

— Не смейте называть её так! — прошёл он к окну и отвернулся от матери. — Никогда не говорите дурно о ней, коли вам дорого моё доброе к вам отношение.

Лидия Илларионовна побледнела и ухватилась рукой за грудь. Слегка покачнувшись, она неверными шагами дошла до кресла и опустилась в него совершено без сил. Уголок рта Георгия дёрнулся в ироничной усмешке. О, этот спектакль он видел не один раз.

— Воды, — простонала графиня, роняя голову на подлокотник кресла.

Бахметьев широкими шагами пересёк гостиную и распахнул двери в коридор. Лакей, подслушивающий под дверью, едва не упал, встретившись взглядом с полыхавшими яростью глазами графа.

— Воды подай, — прошипел Георгий. — Ещё раз я тебя здесь застану, вышибу без рекомендаций, — бросил он вслед поспешно удалявшемуся парнишке.

Графиня сделала несколько глотков и поставила на стол полупустой стакан.

— Ты, верно, смерти моей желаешь, — упрекнула она сына.

— Что вы, maman. Право, что за вздор вы говорите!

— Жорж, ты должен повидаться с Олесей и извиниться. Можно же найти оправдания твоей невнимательности к ней. Дела службы. Уверена, она охотно примет любые объяснения, но твоё молчание просто оскорбительно!

— Маменька, выслушайте меня, — вздохнул Бахметьев. — Да, я признаю, что я страшно виноват перед Олесей Андревной, но вынужден сказать, что совершил ошибку. Ещё не поздно все исправить. Я говорил вам, что не люблю mademoiselle Епифанову…

— Юрочка, мальчик мой, — мягко перебила его графиня, — помнится, мы говорили уже с тобой о том, что же переменилось нынче?

— Переменилось, маменька, — опускаясь на колени подле кресла, в котором сидела графиня, выдохнул Бахметьев. — Я полюбил другую женщину, — взял он в ладони руку матери. — Не заставляйте меня совершить непоправимую ошибку.

Графиня удивлённо распахнула глаза, казалось, она онемела, от свалившегося на неё известия.

— Я люблю другую женщину, — повторил Георгий, впервые признаваясь и матери и самому себе в чувствах, что он испытывал к Вере. — Не знаю, как то получилось, но я не могу и дня прожить, чтобы не увидеться с ней.

— Я понимаю, — задумчиво отозвалась графиня. — Я все понимаю, Жорж, — обретая былую уверенность, продолжила она. — Но сдаётся мне, ты путаешь любовь с увлечением. Это все временно, оно пройдёт.

— Нет, — покачал головой Бахметьев.

— Хорошо, — кивнула головой графиня. — Положим, мы сможем пережить скандал, что непременно разразится с наименьшими потерями, конечно, тебе придётся забыть о повышении по службе, дай Бог, чтобы тебя вообще оставили в штабе после всего, — скороговоркой произнесла графиня. — Положим, что не все двери окажутся закрытыми перед тобой, положим, что дурная репутация, что ты непременно обретёшь в обществе, не станет препятствием для твоих детей в будущем, коли ты намерен повести под венец женщину столь сомнительного происхождения и поведения. Ты ведь намерен сделать ей предложение? — поинтересовалась графиня.

— Вы преувеличиваете, маменька, — поднялся Георгий и в волнении заходил по комнате.

— Нисколько, Жорж. Поверь, я говорю не о всех последствиях твоего необдуманного решения. Я верю, что ты мог полюбить эту… женщину, — выдавила из себя графиня, — но ведь любовь и брак ни одно и то же. Я не призываю тебя порвать с ней. Любишь — люби, но не ломай жизнь себе и Олесе.

— Я не могу так, — опустил голову Бахметьев.

— Я никогда, слышишь, никогда не приму её, — стукнула кулачком по подлокотнику кресла графиня.

— Я и не прошу вас принять её, — тихо заметил Георгий.

— Коли ты не желаешь быть благоразумным, придётся мне самой встретиться с твоей пассией, — покачала головой madame Бахметьева. — Ежели она любит тебя, Жорж, она все поймёт. Вам только надо лишь на время расстаться. Я понимаю, как тебе тяжело нынче. Я поговорю с Олесей, дабы отложить венчание до Красной горки. Придумаю что-нибудь, — принялась убеждать сына Лидия Илларионовна.

— Я сам поговорю с Верой, — сдался Бахметьев.

— Могу я передать Олесе, что ты станешь сопровождать её на Императорский бал? — оживилась графиня.

— Безусловно, можете, — равнодушно обронил Бахметьев.

Глава 21

Шурша шёлком модного платья, Лидия Илларионовна покинула кабинет сына, направившись в спальню, которую занимала обыкновенно, когда приезжала в столицу. На пороге она обернулась. Георгий продолжал сидеть за столом, не меняя позы: голова опущена, пальцы сплетены в замок, поникшие плечи. Подавив тяжёлый вздох, графиня закрыла за собой двери. Она добилась того, зачем приехала в столицу, но как же больно было видеть его таким! Возможно, он и в самом деле влюблён в эту девушку, но ведь любовь не вечна. К тому же она не требовала от него, чтобы он порвал со своей la maîtresse. Её позиция была продиктована здравым смыслом, и сын должен понимать, что принятые им обязательства не могут быть разорваны только по его желанию. В какой-то момент Лидия Илларионовна даже пожалела о том, что так безоглядно подталкивала Жоржа к женитьбе на Олесе, но пути назад не было.

Готовясь ко сну, графиня услышала, как хлопнула входная дверь. Выглянув в коридор, она поманила к себе лакея:

— Георгий Алексеевич ушёл? — осведомилась она.

Парнишка кивнул головой:

— Уехали его сиятельство, просили передать, что к утру будут.

«Но может оно и к лучшему», — вздохнула графиня.

Бахметьев вышел на улицу и, глядя по сторонам, забрался в коляску.

— На Фонтанку, — коротко приказал он, откинувшись на спинку сидения.

Стемнело, но на улице было все ещё довольно многолюдно. В преддверии начала сезона многие уже успели вернуться в столицу, и вечерний Петербург ожил: наносили визиты, посещали литературные и музыкальные вечера, театры, клубы, ресторации.

Погрузившись в свои невесёлые думы, Бахметьев не заметил, как сразу вслед за его экипажем от угла дома, где он снимал апартаменты, отъехала пролётка и последовала за ним в сторону набережной Фонтанки. Поднятый кожаный верх оставлял в тени лица пассажиров.

— Я вас предупреждал, что покушение на графа не самая умная мысль, — тихо заметил Тоцкий. — Георгий Алексеевич человек далеко не глупый и осторожный. Нынче застать его одного стало совершенно невозможно. К тому же меня беспокоит, что он столь часто наведывается в дом на Фонтанке.

— Теперь уже не важно, — также тихо отозвался собеседник Парфёна Игнатьевича. — Бахметьев помолвлен, оглашение состоялось.

— Но это вовсе не означает, что он оставит Веру Николавну, — пожал плечами Тоцкий.

— Время действовать.

Тоцкий побледнел, что было заметно даже в вечернем сумраке.

— Неужели нельзя найти другой путь? — дрожащим голосом осведомился он.

— Увы, mon cher amie, другого пути нет и вам, как адвокату, это должно быть известно куда лучше, чем мне, — отозвался его попутчик.