— Ступайте, Георгий Алексеевич, не то тоже вымокнете, — отвернулась Верочка.

— Вы не дали мне ответа, — поймав двумя пальцами её подбородок, заглянул в голубые глаза Бахметьев.

— За ночь ничего не переменилось, — убрала его руку Вера.

— Упрямица, — выдохнул Бахметьев и легко точно пёрышко, подхватив её на руки, зашагал к коляске.

— Мой саквояж! — попыталась вывернуться Вера.

— Только если в нем миллион ассигнациями, — усмехнулся граф.

— Невозможный вы человек, — проворчала Вера, оказавшись под кожаным верхом коляски. Георгий Алексеевич устроился рядом и взял в руки вожжи.

— Вы не сказали мне ничего нового, — понукая лошадь, отозвался Бахметьев.

— Куда вы меня везёте? — уцепившись за сидение, спросила девушка, когда ухоженный рысак резво взял с места.

— В Бахметьево, — коротко бросил граф.

— Я не поеду с вами, — нахмурилась Верочка.

— Вы уже едете со мной, — окинув её быстрым взглядом, ответил Георгий Алексеевич.

— Я же оказала вам, — стукнула его кулачком по плечу Вера.

— Я не собираюсь покуситься на вашу добродетель mademoiselle, — отозвался граф. — По моей вине вы оказались без крыши над головой, так позвольте предложить вам пристанище.

Вера умолкла. Коляску подбрасывало на дорожных выбоинах, и она то и дело прислонялась к Бахметьеву помимо своей воли. От каждого подобного прикосновения, сердце замирало в груди, проваливаясь куда-то вниз, щеки пылали, сбивалось дыхание.

— Далеко нам ехать? — осведомилась она спустя час.

С десяток вёрст осталось, — ответил граф.

Вскоре он остановил экипаж перед массивными коваными воротами. Из сторожки выбежал привратник и торопливо распахнул их. Коляска покатила по подъездной аллее к величественному особняку, но, не доезжая его, Бахметьев поворотил направо вглубь парка к скрытому от посторонних глаз флигелю.

Натянув вожжи, Георгий Алексеевич остановил коляску у самого крыльца и легко спрыгнул на землю. Дождь все ещё шёл, но был уже не настолько сильным, как у почтовой станции.

— Вашу руку, mademoiselle, — повернулся он к Вере.

— Я не могу принять ваше предложение, — запаниковала Вера.

— Довольно, Вера Николавна. Я дал вам слово, что не воспользуюсь вашим положением. Своим недоверием вы меня оскорбляете.

Хмуро глянув на него, Верочка вложила тонкие пальцы в его ладонь и только охнула, когда сильные руки обхватили тонкий стан и Бахметьев поставил её на землю подле себя. Отворив перед нею двери, граф пропустил её вперёд.

— Я пришлю горничную, — остановился он на пороге. — Передайте через неё, что вам необходимо, и я распоряжусь на сей счёт.

— Это неприлично, — вздохнула Вера.

— Вашей репутации ничего не угрожает. Никому не придёт в голову искать вас здесь, — ответил он.

— Никому в голову не придёт искать меня вообще, — горько заметила Вера. — Оставьте меня, — попросила она.

Коротко кивнув, граф вышел. Не прошло и четверти часа, как во флигель явилась молоденькая горничная, представившаяся Дашей. Девушка проворно помогла Вере избавиться от мокрой одежды и укутаться в просторный бархатный халат. Халат был явно мужским, и Вере не составило труда понять, кому именно он принадлежал. Она так устала, что обращать внимание на подобные мелочи просто не осталось сил. К тому же её по-прежнему трясло в ознобе, и она никак не могла согреться. После того, как Дарья забрала её одежду и внимательно выслушала все пожелания, Вера забралась в разобранную горничной постель и уснула.

Ей снился бальный зал, дивная музыка вальса, под которую она кружилась в объятьях графа Бахметьева, не отводя взгляда от его лица. Ей казалось, что у неё кружится голова, что ей не хватает воздуха, чтобы вздохнуть. Приятные, будоражащие кровь объятья, вдруг сделались слишком тесными, Вера попыталась вырваться из кольца сильных рук и проснулась. Она попыталась встать, но ноги не слушались. Запутавшись в длинных полах халата, она едва не упала. В спальню заглянула Дарья.

— Да вы горите, барышня, — осторожно дотронулась она до пылающего лба Веры. — Пойду барину скажу, чтобы за доктором послал, — заторопилась Даша.

— Не надобно доктора, — попыталась возразить Вера, но с пересохших губ сорвался только тихий писк.

Свернувшись калачиком в кресле, Верочка заплакала, вытирая слёзы ладонями, как в детстве. Только нынче не было рядом маменьки, чтобы утешить, развеять все её страхи, ободрить. Уткнувшись лицом в колени, Вера все рыдала, жалея саму себя, свою неудавшуюся жизнь, проклиная одиночество, в котором оказалась после смерти матери. Она настолько погрузилась в собственные переживания, что не обратила внимания на тихий скрип, с которым открылась дверь в комнату.

— Вера Николавна, — Бахметьев опустился на колени подле кресла. — Бог мой, да вы горите, дотронулся он прохладной ладонью до её мокрой щеки. — Вам в постель вернуться надобно. Я уже послал за доктором.

Опираясь на его руку, Верочка послушно забралась обратно в постель. Георгий Алексеевич устроился в кресле, в котором до того сидела она и наотрез отказался покидать комнату до приезда лекаря.

Из-за плохой погоды рано стемнело. Бахметьев зажёг лампу и прошёлся по комнате, остановившись у окна. Георгий Алексеевич с беспокойством вглядывался в сумерки за окном, про себя ругая, на чем свет стоит нерасторопного эскулапа. Вера закашлялась, и граф метнулся к кровати.

— Всего лишь простуда, — выдавила она из себя. — Не надобно вам быть здесь.

— Я сам решу, — оборвал её Бахметьев.

— Подайте воды, — попросила девушка.

Граф шагнул к столу и наполнил водой из графина стакан. Каждый глоток давался с трудом. Боль в горле была просто невыносимой.

— Я никогда не хворала, — прохрипела Вера.

— Все бывает в первый раз, — хмурясь, заметил Георгий Алексеевич.

В двери постучали.

— Наконец-то! — шагнул к порогу граф и распахнул двери. — Вы довольно долго добирались, — недовольно заметил он, когда пожилой доктор вошёл в комнату и стянул перчатки.

— Дороги, ваше сиятельство, — пожал плечами эскулап. — Ну-с, где больная? — поинтересовался он.

— Здесь, — отступил в сторону Бахметьев, указав на кровать.

— Madame, как вы себя чувствуете? — поинтересовался доктор.

— Mademoiselle, — поправил его Георгий Алексеевич.

— Ступайте, ваше сиятельство, — обернулся доктор. — Я после вам всё расскажу.

Что-то недовольно проворчав себе под нос, Георгий Алексеевич покинул спальню.

— Меня зовут Иван Прохорович, — улыбнулся доктор. — Позвольте мне вас осмотреть, и мы решим, что делать дальше.

— Вера Николавна, — выдавила из себя Вера.

Закончив осмотр, Иван Прохорович нахмурился:

— Ангина, mademoiselle, — вынес свой вердикт доктор. — Вам надобно оставаться в постели. Его сиятельству я расскажу, чем вас лечить. Завтра постараюсь вновь навестить вас.

Доктор вышел. За дверью послышались приглушённые голоса. Насколько бы Вере не было дурно, она все же отметила, что тому обстоятельству, когда в имении графа Бахметьева находится молодая незамужняя девица, доктор, казалось, нисколько не удивился. Однако углубиться в размышления по этому поводу она не успела. Почти сразу после ухода доктора вернулась Дарья. Горничная принесла горячий чай, малиновое варенье и какие-то капли, которые аккуратно накапала в стакан с водой, протянув его Верочке, когда она допила чай. Вода имела странный горьковатый привкус. Едва Верочка допила её, голова отяжелела, и вновь стало клонить в сон.

Глава 14

Лидия Илларионовна вернулась в усадьбу только после полудня следующего дня. Несмотря на то, что ехать было недалече, она не решилась отправиться домой в столь ненастную погоду. К тому же Георгий Алексеевич забрал коляску, когда уехал из Покровского. Позднее он отправил экипаж обратно вместе с возницей, но уже ближе к вечеру.

Графиня приехала не в самом лучшем расположении духа. Едва переодевшись с дороги, она поспешила в кабинет сына, где, как ей стало известно, он встречался нынче с управляющим. Лакей, стоящий у дверей, поспешил было доложить графу о том, что её сиятельство желает говорить с ним, но она молча отстранила слугу от дверей и вошла.

— Гаврила Аркадьевич, не могли бы вы оставить нас покамест? — обратилась она к управляющему.

Поклонившись графине, управляющий поспешил оставить мать и сына наедине.

— Maman, — выгнул бровь Бахметьев, — что заставило вас искать встречи со мной сразу по возвращению? — поднялся он из-за стола и отодвинул стул для матери.

Лидия Илларионовна, расправив юбки, присела.

— Ваше безрассудное поведение, Жорж! — недовольно ответила она, называя его на «вы» как то случалось в те моменты, когда она бывала особенно им недовольна.

— И в чём же оно выражается? — сложив руки на груди, поинтересовался Георгий Алексеевич, присев на край стола.

— И у вас ещё достало совести спросить меня о том? — гневно ответила графиня. — Извольте. Мне казалось, что дело идёт к помолвке с mademoiselle Епифановой.

Георгий Алексеевич шумно вздохнул, опустив ресницы.

— Право, maman, я тоже так думал, — отозвался он.

— Жорж, я не понимаю. К чему весь этот фарс с гувернанткой Уваровых?

— Я не состою в связи с mademoiselle Воробьёвой, — холодно отозвался Бахметьев.

— Тогда объясните её присутствие в Бахметьево! — взвилась графиня, утратив хладнокровие.

— Донесли уже, — иронично улыбнулся Георгий Алексеевич.

— Я всё понимаю, — постаралась взять себя в руки madame Бахметьева. — Вы могли увлечься этой девицей, но зачем было привозить её в усадьбу? К чему выставлять эту связь на всеобщее обозрение? Вы бы могли снять ей жилье в Петербурге. Жорж, это выше моего понимания!