— Вот так, значит, Вера Николавна, — выдохнула она. — Вы мне угрожаете!

— И в мыслях не было того, — покачала головой Вера. — Мне надобно сохранить за собой место в вашем доме, до той поры пока я не найду другое, более подходящее, а вам — свою тайну.

Ольга Михайловна обошла девушку кругом. Злость душила её при мысли о том, что она сама себя загнала в ловушку. И правда, отчего она решила, что Бахметьев увлёкся гувернанткой настолько, что решил порвать с ней? Ведь, ежели рассудить, то в этом случае ему нужен был бы повод, чтобы и далее беспрепятственно бывать у них. Конечно, он дружен с Николя, но ведь должен был понимать, что после этого злосчастного письма, Верочке непременно отказали бы от места. Она сама, по собственной глупости, раскрыла все карты!

— Хорошо, Вера Николавна. Я приношу вам свои извинения. Надеюсь, вы умеете держать своё слово? — язвительно осведомилась княгиня.

— В том можете не сомневаться, — кивнула Вера и, стараясь держать спину прямо, покинула кабинет.

Стоило ей только закрыть за собою двери, как тот запал, что дал ей силы и смелость противостоять княгине, тотчас угас. Едва переставляя ноги, Вера поднялась в комнату, где провела ночь. «Боже мой! Но ведь она, в самом деле, любит Бахметьева, — думала она о княгине. — Только слепая любовь может толкнуть человека на подобное безрассудство!» Поведение княгини нельзя было назвать иначе, чем безрассудством. Это, в каком же отчаянии пребывала Ольга Михайловна, что опустилась по подобной низости? Подумать только! Устроить сцену ревности! И кому?! Гувернантке!

Вера тяжело опустилась в кресло. «За что судьба, так не справедлива? Ведь ровным счётом не сделала никому ничего дурного!» — вздохнула она. Что ж, теперь, когда все маски сброшены, княгиня не оставит её в покое и сделает все возможное, чтобы она сама уехала из усадьбы. Придётся заняться поисками другого места. Девушка не представляла с чего начать. У неё нет ни рекомендаций, ни знакомств. «Может быть, обратиться за помощью к Тоцкому? — задумалась Вера. — Но тогда придётся открыть причину, по которой она не может более оставаться в поместье Уваровых. Ах, как все это сложно!» — нахмурилась Верочка. Ведь она дала слово сохранить тайну княгини. Стало быть, придётся искать выход самой.

Мысли её от взаимоотношений с княгиней плавно перетекли к тому, с чего все началось. Стоило ей подумать о том, что Бахметьев все же оставил княгиню, как уголки губ тотчас приподнялись в улыбке. «Я пришёл сюда ради вас», — замерло в груди сердце. Неужели права Уварова, и действительно причина, по которой Георгий Алексеевич порвал с ней, кроется в самой Вере? «Нет-нет. Этого просто не может быть», — приложила девушка ладошки к пылающим щекам.

— Барышня, Вера Николавна, — постучав, заглянула в комнату Варвара, — Ольга Михайловна спускаться велела, экипаж уже подали.

Всю дорогу до поместья княгиня молчала, уставившись мрачным взглядом на гувернантку. Помимо досады на самое себя из-за того, что унизилась столь нелепым образом, Ольга Михайловна перебирала в памяти всех девиц, с которыми была знакома. Ревность никуда не делась, лишь свернулась в душе подобно спящей гадюке в ожидании того момента, когда станет известно имя той, что посмела завладеть сердцем её любовника.

Была бы она в одиночестве, непременно разрыдалась бы, дабы выплеснуть всю злость и обиду, что теснились в груди, но надобно было держать лицо. «Довольно уже того, что этой смазливой девице довелось увидеть, — вздохнула княгиня, наградив притихшую гувернантку ненавидящим взглядом. — Надо непременно найти повод, чтобы удалить её из усадьбы, — прищурилась Уварова. Мелькнувшая в голове мысль, заставила её улыбнуться. — Все может статься, только придётся Варваре довериться», — усмехнулась она, отвернувшись к оконцу.

Вскоре добрались до усадьбы. Вера даже испытала облегчение, когда выбралась из тесного замкнутого пространства экипажа. Несмотря на молчание Ольги Михайловны, девушка остро ощущала неприязнь княгини к собственной персоне. После разговора, состоявшегося между ними в городском особняке, тревожно и гадко было на душе.

Вера знала только один способ, который мог бы унять её тревоги и страхи. Поздним вечером, уложив свою воспитанницу в постель, девушка поспешила в небольшую часовню, что была прямо на территории усадьбы. Двери были не заперты. Беспрепятственно войдя внутрь помещения, Верочка остановилась перед образом Богородицы, едва освещённым тлеющим в лампадке огоньком. Достав, принесённую с собой свечу, девушка поднесла её к огню и горячо зашептала слова молитвы: «Царице моя преблагая, Надеждо моя, Богородице…»

Дверь за её спиной скрипнула и послышалась тяжёлая поступь. От страха у девушки даже волосы приподнялись на затылке. Она не смела обернуться, остро ощущая, что уже не одна в маленьком усадебном храме.

— Прошу прощения, коли напугал вас или помешал, — услышала она голос князя Уварова и с облегчением перевела дух.

— Это вы простите, что вторглась сюда без позволения, — обернулась она.

Князь замер у мраморного надгробия, рука его, едва касаясь холодного камня, поглаживала крышку захоронения.

— Это место, куда можно и надобно приходить, не спрашивая на то позволения, — вздохнул Николай Васильевич. — Мы все приходим сюда в поисках утешения, или ответов на свои вопросы. Увы, не всегда находим их.

Только теперь, оглядевшись как следует, Вера заметила, что храм не просто часовня, но ещё и семейная усыпальница. От охватившей её неловкости, запылали щеки. Ведь она невольно стала свидетельницей чего-то глубоко личного, того, что знать ей не полагалось.

— Простите ещё раз, я, пожалуй, пойду, — пробормотала девушка, устремившись к двери.

— Останьтесь, Верочка, — неожиданно попросил её князь. — Мне всегда тяжело бывать здесь в одиночестве, но и не приходить сюда я не могу.

Вера замерла у порога. Не было сил отказать в этой просьбе. Медленно обернувшись, она шагнула к Уварову.

— Здесь захоронен кто-то, кто дорог вам? — осмелилась поинтересоваться она.

— Моя жена, — тихо выдохнул князь. — Первая жена, — пояснил он в ответ на её недоумённый взгляд.

— Какой она была? — вырвалось у Веры.

— Слишком юной, слишком наивной, — грустно улыбнулся Уваров, — невероятно красивой и бесконечно доброй. Вы чем-то напомнили мне мою Аннет.

Вера опустила голову, рассматривая носки своих туфель.

— Спасибо, что остались со мной, — тихо произнёс князь.

— Не стоит благодарности, — пробормотала девушка.

У Верочки голова пошла кругом. Все смешалось, злость на княгиню и Бахметьева, жалость к князю и Анне. «Боже! Да как же можно так жить?!» — тяжело вздохнула она. Украдкой из-под ресниц рассматривая Уварова, Вера подмечала те подробности, которые ускользали от неё ранее. Князю было лишь немного за сорок, а в его волосах уже поблёскивали серебристые нити, горькие складки залегли около губ. Мысль, пришедшая в голову, её ошеломила. «Да ведь он наверняка знает о том, что Бахметьев любовник его жены!» Вере показалось, что она задыхается.

— Простите, — выдохнула она и выскочила на крыльцо.

Расстегнув верхнюю пуговку блузки, девушка вдохнула полной грудью прохладный ночной воздух. «Какая низость и мерзость», — передёрнула она плечами. Обняв себя руками, Вера зашагала к дому. «Господи, о чем я только думала? — достала она из ящика бюро, сделанный ею рисунок с портретом графа. — Низкий распутник!»

Верочка разорвала листок на мелкие клочки и упала лицом в подушку. Слезы полились полноводным потоком. Она рыдала от жалости к себе, от того, что оказалась втянутой во всю эту мерзкую историю и почему-то от обиды за князя. Чем больше она проникалась симпатией к Уварову, тем неприятней ей становились Бахметьев и княгиня.

«Я не могу здесь более оставаться!» — подскочила она с кровати. Вера нащупала спички и зажгла лампу, ту самую, которую ей вернула Варвара. При воспоминании о том, при каких обстоятельствах, она оставила лампу на галерее, Верочка поморщилась. Устроившись за бюро, она принялась писать письмо Тоцкому. Послание вышло несколько сумбурным и местами даже чересчур эмоциональным. Она написала Парфёну Игнатьевичу, что не пришлась ко двору в усадьбе и умоляла его подыскать ей другое место, потому как надолго её терпения и выдержки может не хватить. При этом она умолчала о причинах, по которым дальнейшее пребывание в имении Уваровых становилось невозможным.

Отложив перо, девушка перечитала своё послание к Тоцкому. «Пока письмо дойдёт до Парфёна Игнатьевича, пока ответ придёт, уж осень наступит, — вздохнула она. — Не стану я ему писать», — нахмурилась девушка и, сложив лист, положила его в ящик бюро. Опустившись на колени, Верочка собрала то, что осталось от рисунка и, завернув обрывки в чистый лист бумаги, затолкала их в самый низ под стопку бумаги.

Наутро, когда Вера завтракала в компании Анны, в детскую вошла Ольга Михайловна. Княгиня не часто удостаивала своим посещением покои дочери, тем более удивительно, что время было довольно ранее. Обыкновенно, Ольга Михайловна все утро проводила в постели или в будуаре, потому её появление несказанно удивило и Анну, и Веру.

— Bonjour, mon ange, — сияя улыбкой, Уварова прикоснулась губами к щеке дочери. — Сегодня отправляемся в гости к твоей grand-mère (бабушка).

Присев за стол, княгиня взяла с тарелки сдобную булочку и намазала её вареньем.

— Принеси ещё одну чашку, — велела она лакею, замершему у двери.

Вера едва не поперхнулась, когда поняла, что Ольга Михайловна намерена позавтракать с ней и Анной.

— Вы, Верочка, — повернулась она в гувернантке, — тоже соберите вещи. Выезжаем сразу после полудня.

Вера сдержанно кивнула:

— Стало быть, мы с Аннет сегодня не успеем позаниматься, — тихо заметила она.