Первой не утерпела Наталья:

— Ольга Михайловна, неужели вам всё равно, что там?

— Я догадываюсь, что это, — сердито отозвалась Ольга, — но пока у меня нет желания обсуждать сие.

— Тогда позвольте мне взглянуть? — не сдержала любопытства mademoiselle Епифанова.

Ольга пожала плечиками, продемонстрировав напускное равнодушие, коего вовсе не ощущала. Если бы не присутствие Сержа, она бы давно дала волю слезам, при мысли о том, что её Аннушка останется бесприданницей. Княгиня Уварова отвернулась от племянницы, шуршавшей бумагами.

— Видимо, вы ошиблись Сергей Алексеевич, когда говорили, что она не осмелится настаивать на своих правах. И вот тому доказательство, — обернулась Ольга к племяннице, просматривающей бумаги.

— Жаль признавать то, но видимо я и в самом деле плохо разбираюсь в людях, но более всего меня печалит то, что граф Бахметьев связал вою жизнь с женщиной его недостойной, — отозвался Ланский.

Наталья меж тем совершенно не слышала, о чём говорят её тетка и будущий супруг той. Она несколько раз перечила содержание документов, желая удостовериться, что не ошиблась, ведь написаны они были сухим казённым языком, и, возможно, она чего-то недопоняла.

— Ольга Михайловна, — наконец оторвалась она от чтения, — взгляните сами, — протянула она документы княгине. — Коли я верно всё истолковала, то выходит, наследница Аннет.

Ольга передала бумаги графу Ланскому:

— Серж, ты лучше меня разбираешься во всём этом, — взволнованно произнесла она, всё же заглядывая через плечо своего возлюбленного в бумаги.

— Так и есть, — улыбнулся Ланский, сворачивая документы и убирая их обратно в конверт. — Бог мой, мы так дурно отозвались о Вере Николавне! — устыдился он тому, как встретил madame Одинцову.

Ольга прижала ладошку к губам:

— Серж, мне так совестно перед ней, — покачала она головой.

— Желаешь принести извинения? — улыбнулся Ланский.

— Ты ведь поедешь со мной? — робко спросила Ольга, положив ладошку на его плечо.

Сказать, что Ольга Михайловна была поражена столь невиданной щедростью, значит не сказать ничего, ибо состояние Уваровых было столь велико, что некоторым вскружило голову желание непременно завладеть им и даже довело до греха смертоубийства. Княгиня Уварова не привыкла извиняться и потому весьма заметно нервничала, ступив на порог апартаментов графа Бахметьева. Не будь рядом с ней Сержа Ланского, она, вероятно, развернулась бы и позорно сбежала, и только его присутствие придало ей уверенности и помогло найти в себе силы принести извинения той, которую считала причиной всех своих несчастий.

— Вера Николавна, я приехала, дабы принести вам свои извинения. Моему поведению нет оправданий. Я должна была выслушать вас, прежде чем делать выводы, которые к тому же оказались весьма далеки от истинного положения, — не решаясь поднять голову и взглянуть в глаза madame Одинцовой, говорила Ольга Михайловна.

— Я не держу на вас зла, Ольга Михайловна, — отвечала Верочка. — Право слово, я желала бы вовсе не знать своего отца, чем осознавать, что в его смерти есть доля моей вины. Самое малое, что я могу сделать для Аннет, это вернуть ей то, что принадлежит ей по праву рождения. Ни вы, ни она не виновны в том, что некогда Елизавета Петровна взялась вершить судьбу моих родителей.

Застав у себя дома гостей, Георгий Алексеевич несказанно удивился, но быстро справился с изумлением и предложил достигнутое перемирие отметить за ужином. Ланский поддержал его предложение, упредив попытку Ольги отказаться от приглашения.

— Никогда не думала, что буду сидеть с вами за одним столом, — улыбнулась княгиня Уварова madame Одинцовой.

— Воистину, жизнь человеческая полна сюрпризов, — усмехнулся Ланский. — Господа, вам не кажется, что наше общество в высшей степени скандально. Посудите сами, Георгий Алексеевич, — обратился он к Бахметьеву. — Вас с Верой Николавной связывают те же отношения, что и меня с Ольгой Михайловной. Ни я, ни вы не связаны священными брачными узами с дамой своего сердца и вот мы здесь, за одним столом.

— Сию situation весьма легко изменить, — ответил Бахметьев. — Пользуясь случаем, Сергей Алексеевич, могу я вас просить быть шафером?

— Разве я могу отказать? — улыбнулся в ответ Ланской. — Коли Вера Николавна сделала Ольге Михайловне поистине царский подарок. Кто же будет вторым шафером? — поинтересовался Серж.

— Князь Дашков, — невозмутимо отозвался Георгий.

Серж удивлённо распахнул глаза. Не было секретом, что Алексей Николаевич приложил немало усилий, дабы скандальная связь между графом Бахметьевым и княгиней Одинцовой прекратилась, потому весть о том, что он выступит свидетелем венчания, не могла не вызвать изумления графа Ланского.

— И как скоро грядёт счастливое событие? — спросила Ольга, не отводя взгляда от лица Бахметьева.

Несмотря на то, что её чувства к Георгию остались в далёком прошлом, известие о скором венчании с той, которую она всегда считала ниже себя по положению, неприятно кольнула в самое сердце.

— На будущей седмице, — ответил Георгий, чем поверг в немалое изумление саму Веру, но она не решилась задавать вопросы в присутствии посторонних, отложив объяснение до вечера.

— Как же быть с положенным сроком траура? — с некой долей ехидства осведомилась madame Уварова.

— Пусть это вас не заботит, Ольга Михайловна, — усмехнулся в ответ Георгий. — Всё пройдёт тихо и скромно, дабы не привлекать лишнего внимания. Иногда приходится поступиться традициями, даже рискуя навлечь на себя неодобрение общества, чтобы избежать, куда больших затруднений в будущем.

— Я боюсь, мы с Ольгой Михайловной злоупотребляем вашим гостеприимством, Георгий Алексеевич, — поднялся из-за стола Ланский. — К тому же смеркается уже. Пора и честь знать, — предложил он руку Ольге. — Я вас провожу, ma cherie.

После ухода графа Ланского и княгини Уваровой в апартаментах на Литейном воцарилась тишина.

— На будущей седмице? Не слишком ли поспешно? — поинтересовалась Вера.

— В самый раз, — отозвался Георгий, повертел в руках рюмку с бренди и отставил её в сторону, даже не пригубив. — Я не собираюсь доказывать собственное отцовство. Ребёнок должен родиться в браке.

— Это единственная причина подобной спешки? — вздохнула Верочка.

— Нет, не единственная. Более всего на свете я желаю назвать тебя своей женой перед Богом и людьми.

— Но… — попыталась возразить Вера.

— Довольно о приличиях, — обнял её за плечи Георгий. — Мы столько раз нарушили их, что ещё один раз не переполнит чашу наших грехов.

Венчание и впрямь прошло скромно. Помимо жениха и невесты присутствовали только князь Дашков, граф Ланский, княгиня Уварова с дочерью и графиня Бахметьева. У ступеней храма стоял запряжённый четверкой великолепных гнедых дорожный экипаж с гербами Бахметьевых на дверцах.

По завершению церемонии, Аннет, перехватив одобряющий взгляд матери, несмело шагнула к Вере и Георгию. Девочка вложила в руки невесты букет из цветов апельсинового дерева, а Верочке в сей момент вспомнилась свадьба в Пятигорске, когда её покойная горничная Катюша украшала её голову точно такими же цветами. Стараясь сдержать подступившие слёзы, Вера обняла сестру.

— Мне маменька всё рассказала, — зашептала её на ухо девочка. — Я всегда хотела, чтобы у меня была такая сестра, как вы, Вера Николавна. Когда я вырасту, я обязательно приеду к вам.

— Конечно, Аннет, мы обязательно свидимся, — смахнула слёзы, повисшие на ресницах, Вера.

Новоиспечённая чета Бахметьевых отправилась в путешествие в далёкую Одессу, а присутствовавшие на скромной церемонии венчания — в Бахметьево.

* * *

Отправки этапа в Нерчинск Петру Родионовичу пришлось дожидаться в Литовском замке почти три месяца после вынесения ему приговора в суде. Солнечным майским днём тех, кто должен был отправиться по этапу в Сибирь, выгнали на тюремный двор. Мужчин построили в ряд по четыре человека, надев на ноги кандалы. Совсем немощных и женщин погрузили в подводы, и скорбная процессия потянулась в сторону Москвы, дабы оттуда на баржах добраться до Нижнего. Далее вновь предполагалось идти пешком.

Караулову бывалый каторжанин уже успел рассказать, что путь до Нерчинска занимает почти два месяца, а бывает и больше. Но более всего Петра Родионовича страшило то, что большую часть того пути ему предстоит пройти пешком, закованным в кандалы. В первый день прошли почти тридцать вёрст и остановились на ночлег в остроге, представлявшем собой грязный барак с грубо сколоченными нарами, охраняемый по всему периметру конвоирами.

Не менее утомительными выдались и третий, и четвёртый день пути. Полы длинного серого арестантского халата путались у Караулова под ногами. Железные оковы немилосердно натирали ноги, но даже остановиться, дабы поправить съехавшую вниз тряпицу, при помощи которой он пытался защитить израненную кожу, не было никакой возможности. Стоило только замедлить шаг, и тотчас следовал грубый окрик, а то и тычок в спину прикладом, способный свалить с ног.

На исходе третьей седмицы, когда тёплый май сменился жарким июнем, с каторжников сняли оковы, дабы без помех погрузить их на баржи, что должны были по реке проследовать до Нижнего Новгорода.

Пётр Родионович с трудом волочил сбитые в кровь ноги. Подошва его ботинок почти отвалилась ещё на середине пути от Петербурга до Москвы и потому в них то и дело набивалась грязь, но хуже всего были мелкие камешки, что немилосердно ранили кожу ступней. Упав на траву в ожидании своей очереди подняться по трапу, Караулов смотрел в голубое летнее небо, по которому плыли облака, принимавшие разные причудливые очертания. И вспомнились Петру Родионовичу беззаботные деньки в поместье его тётки. Вот так же когда-то лежал он в свежескошенной траве, грыз в зубах былинку и смотрел в бескрайнее небо, закинув руки за голову. Где всё это нынче? Поместье принадлежит ненавистной княгине Одинцовой. До сей поры злость на Верочку помогала ему подниматься каждое утро и двигаться далее с надеждой, что придёт время, и он вернётся, непременно вернётся, чтобы отомстить.