— Почему так уверен?

— Я должен хоть в чем-то быть уверен, Тём. Иначе совсем с ума сойду.

Вряд ли такой ответ устроил Артёма всецело. Это видно было по тому, что застыл на секунду, но потом кивнул, принимая. Снова вернулся. Снова всучил стакан. Снова выпил первым.

— Помогу. Но по жопе Дашке все равно отхожу, когда разберемся со всем этим.

— Хер тебе, а не по жопе Дашке.

Стас вздернул бровь, левый уголок губ чуть поднялся, во взгляде обычное спокойствие чуть потеснилось, позволяя пробиться дерзким смешинкам. Алкоголь делал свое дело.

Реакцию Артёма предугадать Стас даже не пытался. С каким-то отчаянным пофигизмом принял бы любую — хоть «привет» по морде, хоть мат, хоть смех. Артём же, кажется, и сам не сразу разобрался, как надо бы ответить. Просто смотрел с минуту на расплывающегося в ухмылке Стаса. Потом выудил из его пальцев полный еще стакан, сам опрокинул, покачал головой, толкая друга к дивану — задолбался бегать-наполнять.

— Совсем вы охамели, я вам скажу. Мне хер. Дине хер. А вам-то что?

— Нам спокойствия, Тём. Очень надо… — Артём думал пошутить, и даже почти получилось, да только… Стас ответил слишком искренне. Так, что сомнений нет — им действительно очень надо.

Глава 30

После осмотра художеств Дины на двери Дашиной квартиры, они поехали в полицию. Даша оказалась в отделении впервые в жизни… И возвращаться туда желания больше не было. Дежурный отнесся к их проблеме довольно скептически. Заявление принял — ведь другого выхода не было, но завуалированно дал понять, что их предположения насчет причастности к происшествию почти бывшей жены Стаса доказать будет довольно сложно… Да и никто рвать пятую точку с этой целью не станет. Он так точно.

Когда Стас в определенный момент даже потерял терпение, напомнил, что рвать ту самую точку — это его прямые обязанности, дежурный парировал уместным, как ему казалось, замечанием о том, что он-то со своими бабами как-то сам справляется… И всем бы так…

Это было грубо, абсолютно несправедливо и настолько цинично, что Даше захотелось тут же уйти, забрав заявление и, главное, Стаса… Которого и пытались этим задеть. Остановило лишь то, что им необходим был факт подачи. Пусть результата никогда не будет, пусть Дина не понесет наказания за хулиганство и угрозы, молча съесть этот выпад они права не имели.

Стас привез Дашу к себе, коротко поцеловал, шепнул, чтобы располагалась, а потом уехал по тем самым делам, в которые девушку особо не посвящал.

Сама Даша понимала, что помочь ему сейчас вряд ли чем-то сможет, поэтому лучшее из доступного ей — не мешать. И она пыталась. Изо всех сил. Со всем рвением, которое только смогла аккумулировать.

Чтобы занять чем-то руки и мысли стала потихоньку распаковывать привезенные вещи, делая свое присутствие в этой квартире максимально ощутимым. Бесстыже тесня Стасову обувь, одежду, ванные принадлежности. Процесс оказался довольно трудозатратным, но свою миссию исполнил — если в первые полчаса работы Даша сбивалась на мысли о том, что произошло утром, ежеминутно, то по прошествии двух часов — куда реже. Конечно, сердце каждый раз замирало, мозг делал паузу, загораясь сомнением — а может приснилось просто? И только потом бил осознанием — нет, не приснилось. К сожалению, не приснилось.

Стас писал ей несколько раз, спрашивал, как дела.

Даша отвечала лаконично, но старалась, чтобы ее ответы не выглядели слишком упаднически. «Все хорошо, но у тебя мало места для моих вещей)», «Все хорошо, но я съела твое мороженое», «Все хорошо, но я соскучилась». Стаса должны были порадовать каждое из этих «но», во всяком случае, Даша на это надеялась.

А после того, как вещи были распакованы, села в гостиной, попыталась собраться, решить, как ей во всей сложившейся ситуации себя вести, что предложить и к чему она реально готова. Уже без этих амбициозных «обещала — значит, отвоюю». Пустых, как оказалось. Потому что… Сдулась на первой же преграде. Сейчас ей было откровенно страшно. Даже просто высунуть нос из его квартиры. Но вечно ведь сидеть тут — не выход. Значит, нужно что-то сделать. И не только с Диной, но и с собой.

Проблема всех кроликов, рьяно бросающихся в бой с удавами, в том, что они искренне верят в свои переоцененные силы. Чтобы дойти до этой истины Даше пришлось хорошенько трухануть. Но и подстраиваться под удава она не собиралась.

Стас сказал, что будет использовать доступные механизмы, позволяющие оградить их от Дины. Если попросит — Даша даст любые показания. Да и вообще… Исполнит любую его просьбу или требование. Кроме одной — самого не бросит. Ни за какие коврижки. Если надо будет — станет заточенной в башне принцессой. Придется — пойдет заниматься боксом. Обзаведется перцовым баллончиком, положит в машину биту. Станет сильной — морально и физически, чтобы ничего не бояться. Чтобы, при встрече, все так же смело смотреть Дине в глаза и повторять, что Стаса она не получит.

Волошин «подавал признаки жизни» часов до шести, а потом пропал из сети.

Даша отправила крайнее сообщение в половину седьмого, спросила, когда ждать, но он даже не прочел.

Сначала это заставило разволноваться, в голову толпой хлынули всевозможные ужасные мысли, пришлось дать себе добротный мысленный подзатыльник, чтобы запретить заниматься самонакручиванием.

Ведь кроме самых ужасных существовал еще миллион и одна вероятность. Он собирался встретиться с адвокатом, заняться дверью, потом с Тёмой.

Но главное — обещал не встречаться с Диной. И не звонить ей. А значит… Волноваться нечего.

Стас не приехал ни в семь, ни в восемь, Даша поужинала сама, до девяти отчаянно боролась со сном, бессмысленно листая телеканалы, а потом все же не выдержала — перебралась в спальню, легла поверх покрывала, самой казалось, что она только прикроет глаза на минуточку, подумает о чем-то своем, хорошем, а как только в дверном замке начнет проворачиваться ключ — тут же побежит встречать. Но этот день слишком ее вымотал, поэтому первый сон пришел в унисон с касанием головой подушки.

* * *

А вот проснулась Даша из-за того, что лицо обдавало хмельным дыханием, а еще отчего-то было жарко и будто тесно.

Глаза открывались совсем неохотно, руки сами собой уткнулись во что-то твердое. Прежде, чем Даша поняла — это Волошин и его грудь, а еще дыхание и пальцы, которые бродят по телу, ныряя под одежду, попыталась оттолкнуть…

— Стас… — а потом как-то разом расслабилась. Так и не открыла глаза, позволила опрокинуть себя на спину, раскинула руки, в полудреме чувствовала, как с нее постепенно стягивают одежду — вплоть до носочков, которые она зачем-то изо всех сил старается оставить на месте, поджимая пальцы. И это явно забавляет Стаса, потому что он хмыкает, но все же побеждает в нелегкой схватке. Без стеснения разводит голые колени, наклоняется, обжигает дыханием кожу на животе и сначала проходится поцелуями, а потом и вовсе просто языком по нему до шеи, подбородка, прикусывает его. Пьяный до жути. И возбужденный до нее же. Чтобы убедиться в этом, Даше достаточно было расстегнуть ремень, пуговицу джинсов, обеспечить шумных «вжик» змейки, а потом приспуститься, параллельно находя его губы своими, позволяя коньячному дыханию смешаться с ее на полную, и стянуть лишнее уже с него. С футболкой он справился сам. Долго целовал, мял тело руками, настойчиво игнорируя довольно однозначные попытки Даши перейти от игриво-скользящих движений между телами к более острым — выбивающим дух проникновениям.

Она с удивлением для себя же обнаружила, что… Одной мысли, что это он, ей уже достаточно, чтобы завестись. И не нужны никакие нежные слова, ласки взглядами, излишняя романтика.

— Скучала, правда, Дашка? — Волошин никогда не баловался разговорами «во время», даже подшучивал иногда над Носиком, из которой от смущения могло очень не вовремя начать переть красноречие, но сегодня позволил себе. Видимо, все дело в том, что пьян и счастлив так… Как давно не был. Оказалось, ему адски не хватало Артёма. Оказалось, с Артёмом была та же беда. Они выдули бутылку в два рыла, закусывая конфетами, успели сто раз поругаться и помириться, излить души о том, как ненавидят и любят друг друга. Чего боятся, а что сердце рвет на лоскуты от счастья. Когда Стас рассказывал о том, чем для него за этот месяц стала Дашка, Артём даже дважды отворачивался, стесняясь того, что в носу начинает щипать. А Стас с каждым новым словом осознавал, что сам чертовски скучает. Но допить было делом чести. Зато потом… Казалось, что и такси плетется, и лифт никак не хочет ехать… И вообще в мире слишком много препятствий на его пути к квартире… В которой спальня… В которой Дашка.

Спит, свернувшись клубочком. Не отзывается, когда он зовет ее тихим: «Носик». Даже больше — просыпается далеко не сразу от поцелуев, прикосновений, невнятного шепота. Зато потом… Не откатывается, не пытается прекратить безобразие… А моментально расслабляется, расплывается в улыбке, держит глаза закрытыми, а вот тело — полностью открытым для него.

Эта ее самоотверженность и готовность бесконечно доказывать, что любит и хочет на постоянной основе, пьянила особенно. Играла каким-то ярым контрастом с той, прошлой, жизнью. От мысли о которой теперь холод шел по хребту.

А от взгляда на нее — тянущуюся к губам, требовательно сжимавшую ягодицы, как бы намекая, чем стоило бы побыстрей заняться, по телу шел уже жар.

— Очень, — Даша ответила честно, не считая нужным кокетничать и что-то скрывать. Это огромная удача — обладать правом искренне признаваться в своих чувствах. Кому, как не ей, в этом не стоит сомневаться. — Ты пьяный в стельку… — Стас наверняка и без нее это знал, но услышав комментарий — улыбнулся. Поймал губы, прикусил легко нижнюю, параллельно делая движение навстречу. Сходу на максимум. Наверное, слишком резко, как для начала. Но она ведь зачем-то требовала. И так ей тоже нравится. Потому что не сдерживает стон, чуть прогибается в спине, делая ощущения еще острее. Следом охает и снова стонет… И снова охает… И снова стонет…