— Херню творим… — видно было, что Лиля снова стопорит себя, не желая произносить слова, способные ранить, поэтому Даша решила облегчить участь.

— Да. Сказал, что ноги Волошина больше не будет в нашем доме…

Лиля говорила достаточно искренне и эмоционально, чтобы не возникало сомнений — ее это гложет, она не согласна, но… Даша слишком хорошо знала брата, чтобы не понимать — переубедить его нереально. Пока злится — нереально. А когда успокоится (и успокоится ли вообще) — вопрос.

— А моя нога? Я тоже нежелательный гость теперь? — Даша хмыкнула довольно горько, мысленно иронизируя о том, что любовь и опека брата в какой-то момент, похоже, совсем потеряла берега… Разве он имеет право злиться? На нее и Стаса? Какое? С чего вдруг? По какому праву?

— Даш, не говори глупостей. Я даже слышать о таком не хочу, — Лиля же восприняла всерьез, потянулась через стол к ее руке, своей накрыла, дождалась, пока сестра мужа взгляд поднимет, улыбнулась, как только могла тепло. — Это все временно. Вы сейчас запутались все. Не ожидали. К другому готовились. Вот и взрывы эти бесконечные… — Лиля передернула плечами, явно вспоминая один из таких «взрывов», а Даше стыдно стало, что, получается, она-то сбежала, а у других такой возможности нет. У той же Лили, у родителей… Они должны… Сами что-то в голове складывать, принимать звонки от родителей Богдана, а может и ему звонить, раз дочь их игнорирует.

— Я знаю, что это все моя вина, Лиль. Прости, что так. Но я не сомневаюсь, что сделала правильно. Каким бы хорошим ребенком, сестрой, невестой я не была, выходить замуж, когда уверена — не люблю — не стану.

— Я понимаю тебя, Даш. Честно, понимаю. Ты не думай, что позвала тебя уговаривать, скорее предостеречь…

— От чего?

— От Дины.

Дашин план опять потерпел крах. Оказалось, Лилю не нужно выводить на этот разговор. Она сама… Все сама.

— В смысле?

— Она очень бесилась, когда Стас съехал. Приходила требовать его новый адрес. Она вообще неадекватно реагирует на его решение, хотя, положа руку на сердце, сама ведь во всем виновата.

— Она же не любит его… Артём говорил мне, что…

— Не знаю, Даш. Я ее не понимаю. Вбила себе в голову, что не даст развод. Цепляется за него, будто клещ… Не считает, что его действия закономерны. Она странный человек…

— Но вы же… Дружите… Нет разве? — Даша слушала Лилю и понимала, что паззл не складывается.

— Мы? — Лиля же искренне удивилась вопросу. Несколько секунд смотрела, не понимая, шутит Даша или серьезно спрашивает, потом же фыркнула.

— Нет, конечно. Мы общались, как жены друзей. Но я не считаю, что у нас есть что-то общее, кроме этого… А теперь и этого нет. Она довольно неприятный человек. Склочница, сплетница, чсвшница. Я не знаю, что Стас в ней нашел. Искренне не знаю. И даже рада, что они разводятся, если можно так говорить вообще.

— Нельзя, наверное, но… Я тоже рада.

Даша грустно улыбнулась своим же словам, Лиля опять ее поддержала — отвечая такой же улыбкой.

— И если у вас получится, я тоже буду рада, Даш… Если это то, чего вы хотите… Я желаю вам счастья. Только… Вы и без меня понимаете, наверное, как это все не вовремя.

— Понимаем. Но, боюсь, «вовремя» для нас просто не существует. В шестнадцать мне слишком рано, в семнадцать он женится, в тридцать разводится… А у меня сердце кровью обливается. Я устала в очереди стоять. Я его хочу. Он хочет меня. А Дина… Она просрала свой шанс. Не собираюсь испытывать к ней хоть какую-то жалость.

Даша говорила для кого-то ужасные вещи, наверное. Но сама от этих слов не отказалась бы. И в лицо Дине тоже повторила бы, представься такой шанс. Это не Даша отвоевала у Дины Стаса Волошина. Это Дина выжгла все чувство, которое жило в его сердце. А оно ведь жило — долго. Сначала горя пожаром, а потом еле тлея, но жило ведь…

— Ты и не должна, Даш, но будь готова к тому, что она будет давить. Когда узнает, что вы… Когда узнает про тебя — будет давить. Она и сейчас давит на него, но тогда ей станет легче. Сейчас он разводится с женщиной, которая…

Лиля замялась, не зная, имеет ли право говорить, Даша попыталась облегчить участь:

— Предала…

— Да, предала. А когда Дина узнает — она станет женой, от которой ушли к другой. Стас — изменником. Ты — любовницей. Она будет трепаться об этом, закатывать истерики, а то и чего похуже…

— Ты так уверена в том, что от нее не стоит ждать адекватности?

— Да, Даш. Я уверена на все сто. Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать — не стоит. И Артём… Если бы он не знал этого, он бы не реагировал так остро. Поверь, он не со зла это все. Он просто лучше знает ситуацию. И меньше всего хочет, чтобы ты страдала.

— Я знаю, Лиль, знаю, но он не имел права вмешиваться в мою жизнь. Никогда не имел. А он…

— Твой старший брат, Носик. Очень любящий тебя старший брат…

Лиля так ласково произнесла, что у Даши слезы на глаза навернулись. Потому что старший. Потому что тоже очень любимый. Но таких делов наворотивший… Похлеще тех, что наворотила она, хотя бы своей жизнью распоряжаясь, а не чужой.

— Как у тебя, зайка? — понимая, что дело может закончиться слезами, Лиля попыталась сменить тему. Хотя бы чуть-чуть…

Даше же пришлось собираться, прежде чем хоть что-то из себя выдавить…

— Я пока у Стаса. Пару дней побуду, просто чтобы… Переждать что ли. А потом вернусь к себе. И на работу тоже. И с родителями поговорю. Перед Богданом извинюсь еще раз, когда немного остынет… Постараюсь объяснить по-человечески, что так лучше будет. Пусть сейчас кажется иначе, но я не сомневаюсь в этом.

— И я не сомневаюсь, Даш. Если тебе нужно это знать, я не сомневаюсь. Я же не совсем слепая, видела, как ты на Стаса… И как на Богдана… Мне всегда жалко тебя было, потому что это больно, когда мы любим не тех, а не те любят не нас. Но теперь-то… Теперь-то все иначе, да?

У Лили однозначно был талант. Даша подумала даже, что им с Артёмом стоит подумать о том, чтобы побыстрее детей завести, ведь… Лиля станет той мамой, которая из самых горьких слез может сотворить улыбку. Просто своим ласковым голосом, теплой ладонью, нежной улыбкой и правильными словами.

— Иначе, — словами, которые возвращают Дашу в съёмную Стасову квартиру и те трепетные мгновения, которые она уже пережила там… — Он мне огурцы почистил… Представляешь?

— Помнит, значит?

— Помнит, — и снова на глаза навернулись слезы, но теперь от умиления, Даша свободной рукой их смахнула, продолжая улыбаться. — Это так странно, Лиль… Я делаю то же, что делала уже сто миллионов раз с другим, но теперь со Стасом… И все иначе. Я ужасный человек, наверное… Нельзя так о Богдане, он ведь хороший…

— Хороший, Дашка. Очень хороший. Просто… Не любимый. В этом проблема. Ты не виновата. Мы не выбираем, кого любить. И задушить в себе любовь тоже не можем. Мы все беззащитны в этом… На то мы и люди.

— Я очень долго завидовала вам с Артёмом, Лиль… Не думай, без злости, просто… Потому что вы любите друг друга. И Дине тоже завидовала, потому что ее любит Стас. И не понимала, как можно завидовать мне, пусть все и выглядело идеально, но я же чувствовала, где-то в глубине души понимала, что все не то… Тогда думала, что это неправильно, что с такими мыслями нужно бороться, а сейчас… Это невероятно приятно — дышать полной грудью, чувствовать свободу, ничего не планировать, никуда не заглядывать, просто быть с ним, пока есть такая возможность.

— Ну вот, а теперь я тебе завидую, зайка… И плакать тоже буду… — Лиля поднесла ладони к лицу, смахивая слезы, подняла взгляд на потолок, чтобы ни одна предательница не скатилась. Пусть для Красновских происходящее сейчас напоминало ночной кошмар, для Лили — идеальную революцию, такую необходимую, как минимум, двоим. — И ты зря завидовала, Дашуль… Тёма мне ни разу огурцы не чистил. Ни. Ра. Зу… Представляешь, какой паразит?

Даша с полминуты смотрела на Лилю, не до конца понимая вопрос, а потом беззвучно рассмеялась, пряча лицо в ладонях.

Смеялась и остановиться не могла, потому что измерять любовь почищенными огурцами — это максимально глупо, и цепляться за такие мелочи тоже, но для нее — девочки, любившей так долго безответно, — это значит слишком много, слишком греет душу. И это важно.

Просто у каждого в этом мире свои чищенные огурцы.

Глава 20

После обеда с Лилей Даша почувствовала одновременно облегчение (ведь хоть кто-то ее понимает!) и тревогу (так как предупреждения о Дине не сулили ничего хорошего), но пока была такая возможность, Красновская решила отбросить второе, сосредоточившись на первом.

Набор продуктов у Стаса в холодильнике ее не очень устраивал, а хотелось… Хотелось такого же восторга во взгляде, и такой же благодарности, да и вообще — максимально романтичного ужина при свечах.

Поэтому дальше по плану у Даши был супермаркет, а потом готовка — фирменной курицы с карамелизированными яблоками и апельсинами, риса со сливками и шпинатом, легкого салата… Бутылку красного полусладкого открыть должен был Стас, когда они сядут за стол, но в какой-то момент Даша решила, что если она сделает это сама и скрасит готовку бокалом — против он не будет.

Справилась, откупорила, сделала один глоток, зажмурилась, улыбнулась. Потом еще один. Потом… Вспомнила вдруг, что они со Стасом в состоянии неопределенности… И отодвинула бокал, снова улыбнувшись.

Процесс пошел легче, веселей, задорней. Особенно под музыку. Особенно то и дело снова ныряя в пока что совсем миниатюрную, но уже наполненную сладкими воспоминаниями околоидеальность…

Стас обещал быть дома ближе к восьми. Если удастся раньше — должен был позвонить. Но так, как не сделал этого ни в пять, ни в шесть, ни даже в половину седьмого, Даша смирилась с тем, что не вышло. Чуть кольнуло — ведь даже полчаса потерять было жалко, но далеко не так больно, как кололо все эти годы, когда о том, чтобы измерять разлуку часами или даже минутами, и мечтать права не было.